Его друзья, боявшиеся за дурные последствия усиленной работы, принудили его отказаться от живописи. Он умер вскоре за тем. (A. L. Wigan, М. D. A. New view of insanity, the duality of the mind, p. 123. London. 1844).
Эта способность вызывать образы, населять ими пространство, может доходить до того, что присутствующие кажутся привидениями.
Гиасинт Ланглуа, отличный руанский артист, близко знакомый с Тальма, рассказывал нам, что последний обладал следующей способностью: входя на сцену, он мог убедить себя, что вся блестящая и многочисленная его аудитория потеряла свои наряды и что зрители превратились в скелеты. Когда его воображение наполняло таким образом зал упомянутыми странными зрителями, испытываемое им при этом волнение сообщало его игре силу, которая часто вела к самым поразительным результатам!
Следовательно, видения могут быть в известных случаях вызываемы по нашему произволу, но обыкновенно они являются сами собой. Хотя особа, подверженная видениям, сознает, что они только плод воображения, обман чувства, однако ж, если видения часто повторяются, то могут повлечь весьма дурные последствия и нередко саму смерть.
«Я знал, говорит Уйген (стр. 126), весьма умного и любезного человека, который обладал способностью воспроизводить свой образ пред собою; он часто смеялся от души при виде своего двойника (Endonon), который, по-видимому, также смеялся. Эта иллюзия служила в течение известного времени предметом развлечения и шуток, но потом имела весьма дурные последствия. Мало-помалу, упомянутый джентльмен убедил себя, что имеет двойника, который упорно спорит с ним, иногда даже берет перевес, что несказанно оскорбляло его. Наконец, измученный этой борьбой, он решился не начинать нового года, заплатил все долги, завернул в бумагу оставшиеся деньги и с пистолетом в руке стал ждать ночи на 1 января. Едва пробило полночь, как он размозжил ceбe голову выстрелом».
Один отличный доктор, друг Вальтер Скотта, рассказывает следующий случай, который, без сомнения, может быть самым интересным примером.
Упомянутого доктора пригласили к человеку, который занимал важное место. По своему званию, он имел власть над интересами других; поэтому, поведение его подвергалось общественному суду. Тем не менее, он в течение долгих лет пользовался репутацией твердого, честного и умного человека.
В то время, когда начались посещения доктора, этот человек не выходил из комнаты, иногда не вставал с постели, и однако ж продолжал отправлять свою должность; ум его, по-видимому, оказывался так же здравым и тонким, как и прежде. Поверхностный наблюдатель не заметил бы в нем ничего, что могло бы указать на ослабление умственных способностей или расстройство рассудка. Внешние признаки не указывали на какую-либо острую или опасную болезнь, но медленный пульс, недостаток аппетита, трудное пищеварение и постоянная грусть по-видимому имели своим источником какую-либо тайную причину, которую больной решился тщательно скрывать.
Пасмурный вид несчастного, замешательство, которое он не мог скрыть от доктора, принужденность в его кратких, отрывистых ответах, побудили врача обратиться к семейству больного, которое однако ж не могло дать удовлетворительного объяснения.
Тогда доктор прибегнул к аргументам, которые могли бы произвести сильное впечатление на ум больного. Он указал ему на глупость скорее обречь себя медленной смерти, нежели рассказать причину печали, которая доведет его до гроба. Особенно настаивал доктор на том, что больной сам навлекает на себя подозрение в совершении какого-либо постыдного или преступного деяния, и прибавил, что таким образом он оставит своему семейству подозрительное и бесчестное имя, с которым будет связана идея о преступлении, в котором больной не мог признаться даже на смертном одре. Последние слова произвели на больного поразительное впечатление; он пожелал откровенно высказать все доктору. Когда их оставили вдвоем и тщательно заперли дверь, больной сказал следующее:
«Вы не более моего можете быть убеждены в неизбежности грозящей мне смерти, но не понимаете ни природы моей болезни, ни ее действия на меня. Если даже вы поймете это, то я сомневаюсь, что ваше рвение и таланты могут вылечить меня. Мое положение не ново; примеры его встречаются часто. Без сомнения, вы помните, от какой болезни умер герцог Оливарец? – Он умер от идеи, что его преследуете привидение, в существование которого он сперва не верил. – Ну, любезный доктор, я точно в таком положении; преследующее меня видение так тягостно и ужасно, что мой рассудок не в силах бороться с ним; я чувствую, что умираю жертвой мнимой болезни».
Доктор внимательно выслушал рассказ больного и воздержался от опровержения его идей. Он только расспросил его о подробностях видения.
Больной отвечал, что видение мало-помалу овладевало им, и что сперва оно не имело ничего ужасного или неприятного. Чтобы доказать это, больной так изложил развитие своих страданий:
«Мои видения начались два или три года тому назад. Меня мучило тогда присутствие большой кошки, которая, не знаю как, являлась и пропадала; я не долго был в заблуждении и убедился, что это домашнее животное было следствием заблуждения чувств или плодом воображения. Чрез несколько месяцев, кошка исчезла и заменилась более страшным видением. Меня преследовал экзекутор палаты, в своей форменной одежде. Как в моем собственном доме, так и в домах моих знакомцев, он шел впереди меня по лестнице. Иногда он как будто терялся в обществе, хотя очевидно никто не замечал его присутствия и тех почестей, которые он отдавал мне. Эта прихоть моего воображения не оказывала очень сильного впечатления на меня; тем не менее заставила сомневаться в природе болезни и бояться дурных следствий. Спустя несколько месяцев, экзекутор заменился скелетом. Последний никогда не покидал меня. Напрасно я повторял себе, что это только видение, обман чувств, плод расстроенного воображения и органа зрения. Но к чему служат подобные рассуждения, когда мы постоянно имеем пред своими глазами предвестника и эмблему смерти?»
Доктор сожалел, что видение так глубоко укоренилось в уме его больного. Он ловко расспросил его об обстоятельствах, при которых явился скелет, надеясь найти противоречия в его словах. «По-видимому, – сказал доктор, – скелет постоянно находится пред вашими глазами? – Я осужден вечно видеть его, – отвечал больной. – Следовательно, он теперь пред вами? – Да. – В какой части комнаты он находится? – В ногах моей постели; когда занавески несколько раздвинуты, он становится между ними и заполняет пустое место. Вы говорите, что вполне понимаете, что это только иллюзия. Есть ли в вас довольно твердости убедиться в этом положительно? Можете ли вы стать на то место, которое, как вы говорите, занято скелетом, и тем самым доказать себе, что этот скелет действительно настоящая иллюзия?» Бедный человек вздохнул и отрицательно покачал головой. «Ну, сказал доктор, мы испытаем другое средство». Он стал между занавесками, на том самом месте, которое будто бы было занято скелетом, и спросил: видит ли больной, последний. «Гораздо менее, потому что вы стоите между им и мною; но я вижу его череп над вашим плечом….»
Доктор прибегнул к другим средствам; но безуспешно. Болезнь усиливалась, и больной умерь от мучений, среди которых протекли последние годы его жизни.
Этот пример служить неопровержимым доказательством власти воображения над телом, даже тогда, когда фантастический страх не может расстроить суждения больного. Последний гибнет, в таком случае, жертвой обмана чувств. (Walter Scott, Histoire de la demonologie et de la sorcellerie, trad. de Defaucgonpret, p. 228).
Во многих случаях, видения соединены с болезненным состоянием. В своем Essai апаlytique sur l’Ame, Бонне, и в Essai philosophique sur les probabilities, Лаплас, приводят факт, относительно предка первого из упомянутых философов.
Один из интереснейших рассказов подобного рода обнародован, несколько лет тому назад, Николаи, в Берлине.
«В последние десять месяцев 1790 года, говорит он, меня глубоко поразила печаль. Доктор Зелль, обыкновенно пускавший мне кровь два раза в год, счел за нужное пустить теперь только один раз. 2 февраля 1791 г., вследствие живого спора, я заметил, вдруг, на расстоянии десяти шагов, мертвую фигуру, и спросил у жены: видит ли она ее; мой вопрос взволновал ее и она немедленно послала за врачом; видение продолжалось восемь минут. В 4 часа по полудни, видение повторилось; из своей комнаты я прошел к жене, видение не покидало меня. В 0 часов, я заметил множество фигур, не имевших связи с первой.
«Когда прошло первое удивление, я стал рассматривать призраки, принимая их за то, чем они были в действительности, т. е., за следствие нездоровья. Проникнутый этой идеей, я тщательно наблюдать их, стараясь найти, в силу какого сцепления идей явились эти формы, однако ж не мог отыскать связи между ними и моими занятиями, мыслями, работой. На другой день, мертвая фигура исчезла и заменилась множеством других фигур, представлявших иногда друзей, но обыкновенно незнакомых лиц. Мои близкие знакомые не принимали участия в этих видениях, которые почти исключительно состояли из лиц, живущих в более или менее отдаленных Местах. Я старался воспроизвести моих знакомых, припоминая их образы, но потерпел неудачу; впоследствии они явились сами собой.
