Будучи принужден спать в одной комнате с отцом, он удивился, что всю ночь горел огонь. Страдая бессонницей, он встал и потушил огонь. Немедленно проснулся отец и приказал ему зажечь огонь опять; сын исполнил его приказание, удивляясь волнению и ужасу, изобразившемуся на лице отца. На вопрос о причине этого ужаса, отец отвечал неопределенно и обещал объяснить ее впоследствии.
Прошло не более недели, как молодой человек, не будучи в состоянии спать при огне, решился потушить его во второй раз. В ту же минуту встал отец, упрекнул его в неповиновении и опять зажег ночник. Вместе с тем он признался, что едва гасили огонь, как являлся призрак его покойной жены и стоял неподвижно, пока не зажгут огонь опять.
Этот рассказ поразил молодого человека, который, боясь усилить горе отца, умолчал о своем видении в Рамсгате и вскоре затем уехал за шестьдесят миль, чтобы повидаться со своим братом.
Едва он взошел в дом, как сын хозяина сказал ему: «Ваш брат вероятно помешался. В одной сорочке он вскочил с постели вне себя, уверяя, что видел призрак своей матери, и что не возвратится в свою комнату».
«Если бы видения случились в одно и то же время, прибавляет Уйген, то непременно послужили бы доказательством для тех суеверных людей, которые полагают, будто мертвые возвращаются на землю». Это доказательство, но нашему мнению, не имеет такой важности, потому что в предыдущем примере видения случились одновременно. Что касается последнего, то видение это можно объяснить сильной любовью упомянутых трех лиц к умершей особе, нервною впечатлительностью, грустными обстоятельствами ее последней болезни и расположением воспроизводить предметы, закрыв глаза. (Migan, p. 167).
Обратим внимание на размышления, к которым ведут вышеприведенные факты. Многими мы обязаны известным лицам; мы выбирали преимущественно их, потому что никому не придет в голову считать сумасшедшими лиц, которые имели упомянутые видения. Некоторый из этих лиц понимали, что значат их видения, считали их игрою воображения, следствием болезненного состояния тела. Мнение наше подтверждается критиком, которого единогласно признают ученым, талантливым человеком и компетентным судьею. «Известно, говорит он, что необходимо допустить разницу между теми нарушениями мозговой деятельности, которые поражают исключительно чувства, и теми, которые поражают способность понимать. Есть лица, преследуемые голосами или призраками и между тем сознающие, что они – игрушка своего собственного воображения. Что происходить? Известная доля мозговой работы совершается вдруг, тогда как при нормальных условиях, та же самая работа совершается при соучастии материального ощущения. Вот и все. Остальная часть мозговой работы шла своим чередом, совершалась нормально. Если смотреть на это, как на бред, то надо назвать его частным бредом, который не лишает всей способности понимать. Этой-то форме следовало бы дать название бреда ощущений. Другие лица не осмысливают своих видений; они верят в действительность полученных впечатлений, но в тоже время объясняют их не натуральными причинами. По нашему мнению, ни тех, ни других нельзя назвать сумасшедшими. Отправляясь от различных точек зрения, они различно судят о полученных впечатлениях и выводят из них различные следствия; но беспорядок не перешел за пределы способностей чувств». (Dechambre, analyse de l’ouvrage de Szafkowski: sur les hallucinations au point de yue de la psychologie, de Phistoire et de la medecine legale; voir Gazette medical e, (6 avril, 1850).
Нет ничего обыкновеннее, как принять одного человека за другого, один предмет за другой. Такие заблуждения чувств встречаются у многих людей, пользующихся вполне здравым умом; опыт и размышления доказывают ложность этих впечатлений.
Однако, при небольшом размышлении можно убедиться, что чувства верно передают полученные впечатления. Они обязаны передавать нам, что в предметах существует та или другая причина, то или другое качество, которое возбуждает то или то ощущение; но чувства не обязаны знакомить нас с природою этой причины или качества. Так единственный предмет зрения будет – пространство с его красками. Когда мы судим о пространстве и форме предметов, мы составляем заключение, которое не принадлежит свидетельству зрения, как не принадлежат свидетельству слуха те суждения, которые мы составляем о природе и расстоянии звучных предметов, издавших звуки, которыми поражается наше ухо. Таким образом, чувства никогда не обманывают нас; мы впадаем в ошибку вследствие нашего ложного суждения, составленного по верному свидетельству чувств.
В своем сочинени М‘moire sur ies illusions, Эскироль указывает характерные черты, которые отличают иллюзии от галлюцинаций. Одна из этих черт состоит в отсутствии всякого внешнего тела в галлюцинации, тогда как в основании иллюзии всегда лежит осязаемый предмет. Некто уверяет вас, что вместо лица у вас кошачья морда, или лицо Наполеона, известного оратора, и т. д.; он видит в облаках сражающиеся войска, и проч.: этот человек подвержен иллюзии. Но если, среди ночной тишины, он слышит говорящие с ним голоса; если в глубоком мраке он видит лица, которых не замечает никто, – такой человек подвержен галлюцинациям. Лишениe чувств, зрения, слуха, не препятствует возникновению галлюцинации, тогда как в иллюзии оно будет непреодолимым препятствием.
Обман чувств, иллюзия, часто замечается в здоровых людях и легко исправляется рассуждением. Мы считаем излишним приводить здесь столь известные примеры четырехугольной башни, которая кажется круглою, берега, который как будто убегает; эти факты давно уже рассмотрены. Heкоторые иллюзии оставались не объяснены до новейшего времени, таковы: гигант Броккена, Фата Моргана, мираж или марево.
В известные эпохи, к удивленно жителей и путешественников, являлся гигант на вершине горы Броккен[42]. В течение многих лет, это явление служило поводом к самым странным рассказам, пока Го не вздумал наследовать его. В го время, как Го рассматривал гиганта, порыв ветра едва не сорвал с него шляпы; Го быстро поднял руку, и гигант повторил его движение; Го поклонился, гигант сделал то же самое. Опыт был повторен в присутствии хозяина гостиницы на Броккене и дал те же результаты. Чудо было объяснено; все дело состояло в том, что среди легких облаков становилось ярко освещенное тело, которое, отражаясь на более или менее значительном разстоянии, казалось в 5600 футов вышиной. (Philosohical Magazine, vol. J, p. 232).
Подобная иллюзия замечалась в Ултморленде и других гористых странах; там видели в воздухе отряды конницы и целые армии, которые делали различные эволюции, тогда как все эти фигуры были ничто иное, как отражение лошадей, пасшихся на противоположной горе, и мирных путешественников.
Множество различных обстоятельств могут дать повод к обману чувств. Главное условие – невежество; чем образованнее человек, тем менее он подвержен такому обману. Некоторые страны, многие французские провинции, деревни, изобилуют преданиями о привидениях, которые суть ничто иное, как обман чувств.
Глубокое впечатление, воспоминание о поразительном событии могут, посредством алоциации идей дать повод к обману чувств. Примером может служить факт, сообщенный Денди на 56 стр.
Страх, угрызение совести, мрак, также благоприятствуют обману чувств. Этим различным причинам надо приписать видения, тесно связанные с присутствием какого либо предмета, колебанием драпировки, обоев, положением мебели, на которые льётся бледный, сомнительный свет.
При таком расположении духа, самый обыкновенные вещи кажутся призраками. Эллис рассказывает такой анекдот, слышанный им от очевидного свидетеля, капитана корабля на Тайне.
Вот его рассказ.
Во время переезда умер корабельный повар. Спустя нисколько дней, к капитану прибежал лейтенант и со страхом рассказал, что повар идет пред кораблем и что весь экипаж смотрит на него с палубы. Капитан, недовольный тем, что его беспокоили для подобная известия, приказал направить корабль к Ньюкастлу, дабы посмотреть, кто прежде достигнет гавани, корабль или призрак. Видение, однако, продолжалось. Посмотрев в указанную сторону, капитан заметил человеческую форму, совершенно похожую на умершего повара. Страх объял весь экипаж, никто не двигался. Приблизившись, после нескольких маневров, к призраку, капитан узнал, что причиною всего страха был кусок мачты, плывший впереди корабля. Если б капитан не потрудился посмотреть поближе на мнимого духа, то сказка о поваре, ходящем по морю, долго бы ходила по свету и наводила бы ужас на многих добрых жителей Ньюкастла. (Hibbert, sketches of the philosophy of apparitions, p. 17).
Подобные Факты многочисленны; мы приведем некоторые из них. Аякс озлобился за то, что opyжиe Ахиллеса было присуждено Улиссу. Заметив стадо поросят, он обнажает меч и начинает наносить удары бедным животным, приняв их за греков. Потом схватывает двух поросят и сечет их, осыпая браныо, ибо одного принимает за своего судью Агамемнона, а другого за своего неприятеля Улисса. Опомнившись, он до такой степени устыдился своего поступка, что проткнул себя мечом.
