В., бывшая в нашем заведении (Brier, de Boism., Histoire га180пёе des hallucinat. etc., pag. 76), получила хорошее воспитание, она говорит приятно и выражается изящно. Два раза обман чувств увлек ее к двум опасным поступкам. В первый раз, она схватила сестру за горло, стала душить ее и хотела выкинуть в окно, приняв ее за труп. В другой раз, она тихонько постучалась, около полуночи, к своему мужу, говоря, что чувствует себя не хорошо. Едва открылась дверь, как В. наносит мужу пять ударов железной полосой. Обливаясь кровью, он собрал последние силы, вытолкал ее, запер дверь и упал в обморок. В. приняла его за дьявола. Впоследствии она поняла свою ошибку, но всегда говорила, что сочла своего мужа за дьявола.
Некоторые тщательно собирают песок, мелкиe голыши, будучи убеждены, что это – драгоценные камни. Они наполняют ими карманы. – В. проводит целый день в рассматривании через увеличительное стекло своих мнимых сокровищ. Он возвращается домой, навьюченный своими драгоценностями. Обман чувства осязания заставляет думать подвергающихся ему, что их бьют. Не подлежит сомнению, что ревматические, нервные, брюшные боли, часто становятся источником обмана чувства осязания.
Обман чувства обоняния встречается довольно часто. Л. нюхает самые отвратительные предметы, полагая, что они издают самое тонкое благовоние. Д. говорит, что врачи наполняют его пищу, питье, самыми скверными веществами, с целью уморить его голодом.
Большая часть обманов чувств тесно связана с занятиями, идеями, привычками, страстями. Одна молодая дама сказывала мне, что не может более оставаться в моем заведении, потому что окружающие ее лица переодеты, что это – непрерывный карнавал. Этот обман чувства долго был необъясним, пока я не узнал, что событие, подавшее к нему повод, совершилось в оперном маскараде.
Обман вкуса почти ежеминутно представляется для наблюдения; примером может служить человек, долго хранивший молчание и постоянно лизавший стены своей комнаты; наконец он сказал: «Вы не знаете, чем я наслаждаюсь! Это превосходные апельсины».
Многие из приведенных фактов осложнялись галлюцинациями слуха, зрения, и проч. Следующий пример может служить тому доказательством.
Р., 49 лет, маленькая, смуглая, худая, лимфатико-сангвинического сложения, жившая весьма правильно, умеренно, потерпела нисколько недель тому назад значительную денежную потерю. Никогда до этого времени она не представляла даже малейших признаков помешательства, хотя мать ее была сумасшедшей. Почти вслед за упомянутой потерей, она стала беспокойна, прихотлива. За три или за четыре дня до поступления в мое заведение, она стала терять рассудок; Р. постоянно говорила, что все обкрадывают ее, отнимают ее вещи. Она страшно боялась, что ее возьмут жандармы. Эта мысль до того мучила ее, что она говорила, что желает лучше умереть, и что, для избежание своей грустной судьбы, она не задумается умертвить себя.
Кроме того, Р. думала, что окружена угрожающими ей лицами; она слышала, что последние говорят с нею, оскорбляют ее. Ежеминутно она искала их около себя, за занавесами, под кроватью, в шкафах. Лица были явственны днем и ночью и не покидали ее даже во время разговора.
Кроме этих созданий воображения, Р. была убеждена, что лица, никогда не виденные ею, принадлежали хорошо знакомым ей людям. В течение недели она бранила мою жену, принимая ее за подругу, которая привезла Р. в мое заведение. В это время она издавала ртом отвратительный запах и отказывалась от пищи. По ее мнению, всякое кушанье было отравлено, или имело скверный вкус. Она жаловалась, что по ночам ее били, что прислуга мучила ее. Два раза Р. посягала на самоубийство; последняя попытка имела кратковременные xopoшиe результаты, потому что Р., разбитая падением, говорила разумно о своих галлюцинациях и обманах чувств.
Обман чувств может длиться долго. Гислен рассказывает об одной женщине, потерявшей рассудок вследствие отъезда сына в армию. Однажды в то заведение, в котором она находилась, привели идиота; она приняла его за сына и в течение долгих лет непрерывно оказывала ему самые нежные заботы.
Из всего предыдущего можно вывести следующее:
Обман чувства, подобно галлюцинациям, может существовать при совершенном здоровье. Обман чувства нельзя смешивать с галлюцинациями, ибо первый имеет своим основанием вещественный предмет, тогда как вторые суть чисто мозговые образы.
Как те, так и другие, имеют свое пребывание в мозгу. У людей с не расстроенным рассудком, обман чувства исправляется наблюдением, опытом и рассуждением, и не имеет, впрочем, никакого влияния на образ жизни. Главная причина его – невежество, и потому обман чувства значительно уменьшается вместе с успехами образования. Страх, мрак, известное расположение духа, равным образом благоприятствуют ему. Соединение идей играет важную роль в обмане чувств. Соединению этих обстоятельств надо приписать образы, отделяющиеся от обоев, движущиеся статуи, и проч. Обман чувства часто является в эпидемической форме, что надобно приписать верованиям, незнанию физики, тяжким болезням, могуществу примера. Обман чувства является постепенно, поражает одно или все чувства, и может быть причиной странных поступков. Большая часть обмана чувств объясняется привычками, наклонностями, страстями, сильными впечатлениями.
Галлюцинация может поражать все чувства. Мы рассмотрим их по порядку.
Галлюцинации слуха. – Подверженный галлюцинации слышит голос, который шепчет ему на ухо самые странные слова, самые причудливые приказания. Обыкновенно, такиe голоса слышатся в ночной тишине, при наступлении вечера, при пробуждении, во мраке. Неужели нельзя видеть в этом факте преувеличения физиологического, столь обыкновенного у людей, феномена? В эти часы менее чувствуются столь разнообразные оттенки неопределенного беспокойства, страха, против которых не может защитить нас размышление. галлюцинации слуха самые обыкновенные. Явление их Бальярже приписывает уменьшению внимания, однако, некоторые наблюдения противоречат этому мнению. Впрочем, галлюцинации могут являться днем, и мы сами слышали от многих, что первые бывают преимущественно в это время.
N., 51 года, был в 1812 г. префектом большого немецкого города, который восстал против отступавшей французской армии. Произошедший беспорядок помрачил рассудок префекта; он считал себя обвиненным в измене и, следовательно, обесчещенным. В этом состоянии он перерезает себе горло; едва он пришел в чувство, как голоса стали обвинять его и не прекратились даже после излечения раны. Префект убеждает себя, что окружен шпионами, что враги доносят на него. Голоса день и ночь повторяют, что он не исполнил своей обязанности, лишен чести, что ему остается только убить себя; голоса поочередно говорят на всех, известных префекту, европейских языках; один только голос менее внятен, именно, говорящий по-русски. В то же время, префект слышит особый голос, который приказывает ему ободриться.
Нередко N. удаляется от всех, чтобы лучше слышать голоса; он спрашивает, отвечает, не верит, сердится, обращаясь к лицам, с которыми будто бы разговаривает; он убежден, что при помощи различных способов его враги могут знать самые тайные его мысли. Впрочем, префект рассуждает основательно, все его умственные способности нисколько не страдают.
Возвратившись в отечество, N. проводит лето 1812 г. в замке, где принимает много гостей. Если разговор интересует его, он не слышит голосов; если разговор скучен, голоса становятся внятными, и N. оставляет общество, ищет уединения, делается беспокойным и задумчивым. В следующую осень, он приезжает в Париж; во всю дорогу и по прибытии, голоса не оставляют его; они постоянно твердят ему: убей себя, ты не можешь пережить своего бесчестия…. Нет, нет! отвечает N., я окончу жизнь тогда только, когда оправдаюсь; я не оставлю своего имени обесчещенным. N. отправляется к министру полиции, который принимает его ласково и старается успокоить. Но едва N. вышел на улицу, как опять слышит свои несносные голоса.
Вверенный моему попечению, N. не выходит из комнаты и хранит молчание. Спустя два месяца, он, по-видимому, желает, чтобы мои посещения были продолжительнее. Я решаюсь назвать его голоса болтушками; это слово понравилось ему, так что с этого времени он стал употреблять его. Я говорю ему о его болезни и о ее причинах; он подробно рассказывает свои ощущения, делается сговорчивее, но отвергает мое мнение о причинах болезни.
– Вы сделали сто лье, стук экипажа препятствовал вам слышать болтушек….
– Да, конечно, но тем не менее я все-таки слышал их.
Политические новости, приближение к Парижу иностранной армии, кажутся ему баснями, нарочно придуманными, чтобы опровергнуть его мнения. Спустя некоторое время совершилось взятие Парижа; больной, однако, был уверен, что это не сражение, но артиллерийские учения. Ом говорит, что журналы нарочно для него печатают такие известия. 15 апреля он вдруг говорит мне: пойдем! В ту же минуту мы отправились в Ботанический сад, где собралось множество солдат иностранной армии. Едва мы сделали сотню шагов, как N. крепко сжал мне руку, говоря: пойдем домой, я довольно видел; вы не обманывали меня, я был болен, теперь – здоров.
