Во время этой поездки, когда я обнаружил затерянный город лемба — в чем почти не сомневался, — я побывал еще и в знаменитой мусульманской библиотеке Аль-Акаф. В ней, как говорят, хранится больше трехсот древних исламских рукописей, которых нет больше нигде в мире, а таких, которые есть и в других местах, — сотни. Аль-Акаф — отличное место для поиска неизвестных трудов о связях между иудеями и мусульманами. Мне пришло в голову, что эта библиотека может очень пригодиться для задачи Рувима — отыскать мусульманские тексты, которые примирят мусульман и евреев.
Через несколько недель после возвращения в Лондон я позвонил Рувиму и рассказал про библиотеку. Он сильно заинтересовался и стал требовать, чтобы Дауд сложил чемодан и отправился в Йемен, изучать тамошние собрания рукописей. Дауд с радостью подчинился. Узнав, что Дауд отправляется в Йемен, я решил организовать себе небольшую экспедицию; когда я сообщил об этом Рувиму, он, несмотря на данное Кларе обещание не ездить в опасные места без нее, решил присоединиться к нам.
Пока Дауд занимался предварительными исследованиями в различных библиотеках Саны, столицы Йемена, мы с Рувимом взяли напрокат автомобиль и отправились из этого высокогорного города в вади Хадрамаут. Я хотел рассказать о последних находках и поделиться смутными соображениями насчет поисков Ковчега.
Мы ехали по вади, а у края долины в жарком мареве дрожали пальмы; на полях с люцерной работали женщины в черных балахонах и высоких соломенных шляпах.
Река, орошающая поля, сады и пальмовые рощи вади, течет под землей из гористой части Йемена до древнего города Тарима. Дальше вади Хадрамаут называется вади Масила, и река течет большей частью на поверхности, через Сенну к морю.
Здешние места очаровали Рувима своей красотой, а я никак не мог позабыть, что Усама бен Ладен родом отсюда и что здесь один из главных центров исламского экстремизма.
Раньше такие мысли меня не посещали. В течение месяцев, проведенных в Йемене, я считал его самым гостеприимным местом. Местом, где уж точно никак не ограбят и вообще не обидят чужеземца. Однако времена меняются. В предыдущие месяцы здесь похитили нескольких иностранцев; а в самых недоступных частях страны, например самых глухих частях Хадрамаута, живут почти вне закона небольшие группы мусульман-радикалов.
В Тариме триста шестьдесят мечетей и множество дворцов, выстроенных из саманного кирпича на средства, полученные Хадрамаутом от торговли с такими странами, как Сингапур. Город прячется за глиняными стенами с эффектными башенками и надвратными сооружениями. Здесь ислам почитают больше, чем где бы то ни было в мире.
Мы ехали по пыльным городским дорогам к «Каср Аль-Кубба» — старой, но уютной гостинице на окраине города, окруженной пышными садами и пальмовыми рощами, бывшему дворцу здешних военачальников.
Одновременно с нами в гостиницу приехали из столицы двое угловатых мужчин с тусклыми глазами; они немедленно растянулись в тени под кустами и стали жевать кат — листья кустарника из семейства бересклетовых, легкий наркотик. Пока наркотик действовал, вид у них был радостный и оживленный, зато к вечеру запас листьев иссяк, а в Хадрамауте кат не достать.
Он растет в горных районах страны. За несколько дней мертвенно-бледные лица приезжих посерели. Оба так и валялись в саду на ковриках. Когда прибывали новые постояльцы, эти двое только и могли что блеять «ка-а-ат, ка-а-ат», умоляюще протягивая руки. Было совершенно непонятно, для чего они приехали, и Рувим, всякий раз проходя мимо, тревожно на них поглядывал.
Долина вокруг Тарима — там, где нет орошения, — сухая, и пустынное плато над долиной — одно из самых сухих мест в мире. Земли здесь такие же засушливые, как египетская пустыня, если не хуже. Осадков за год выпадает не больше шестидесяти миллиметров.
— Ты велел мне положиться на нюх, — сказал я Рувиму, когда мы пили на гостиничной террасе прохладительный напиток. — И вот мой замечательный нос привел меня сюда, в Тарим. А теперь он задергался. Если подумать, то ведь в древности Ковчег могли перевезти в Египет или Эфиопию — и точно также и на юг, в аравийские пустыни. Или сюда.
Глядя на мой дергающийся нос, Рувим рассмеялся. Но я говорил серьезно. Ведь если допустить, что в шестом веке до нашей эры Ковчег привезли в Египет, на Элефантину, — потому что это было ближайшее к Храму подходящее место, — разве не резонно предположить, что к пятому веку нашей эры его доставили сюда, в единственное тогда на земле иудейское государство?
К мысли о том, что в южной Аравии может найтись нечто существенное для поисков Ковчега, Рувим отнесся с некоторым скептицизмом. В целом же он пребывал в отличном расположении духа, ему импонировала опасность положения — израильтянин (хоть и с голландским паспортом), разгуливающий по такой консервативной исламской стране!
Вечерами мы сидели в саду под пальмами и обсуждали противоречивые предания о странствиях Ковчега.
Согласно многим арабским легендам, Ковчег привезли на Аравийский полуостров. Во Второй книге Маккавеев говорится, что в 586 году до нашей эры перед вавилонским нашествием пророк Иеремия увез Ковчег из Иерусалима. Он переправил его через реку Иордан в Аравию. Приблизительно то же говорится и в средневековом трактате «О сосудах Храма», который когда-то так заинтересовал меня и Наки. Арабские историки, в частности, утверждают, что Ковчег обнаружили в замурованной пещере, где его спрятал Иеремия, люди племени джурхум, владевшего некоторыми территориями северо-западной Аравии, и перевезли в Мекку.
Однажды утром, когда мы с Рувимом завтракали в саду, появился Дауд. Он энергично проковылял к главному входу гостиницы и с победным блеском в глазах крикнул: «Эврика!» Свой большой золотой крест и черную рубашку Дауд оставил в Сане; сейчас на нем были пиджак от черного костюма и непривлекательного вида фута, открывавшая бледные костлявые лодыжки. Когда он подошел, я разглядел нечто необычное. Волосы Дауда покрывала какая-то густая темная мазь, стекавшая по лицу жирными каплями.
— Дауд — именем Аллаха милостивого! — прости меня, но у тебя на голове, наверное, с полфунта топленого сала.
Дауд объяснил, что это масло из молока буйволицы. Ему дал его один бедуин, с которым он познакомился в автобусе по дороге из Саны.
— Тот малый так красиво накрашен, особенно глаза, и всю дорогу от Саны до Хаббана он держал руку на моей коленке, — хихикнул Дауд. — Похоже, я ему приглянулся. Он переживал, что перхоть — у меня иногда бывает — испортит мой костюм. Вот он и дал мне горшочек отличного топленого масла.
Потом Дауд указал на свою коротенькую юбку и театральным шепотом произнес:
— Камуфляж.
Видно, Дауду, как и Рувиму, Тарим представлялся гнездом арабского терроризма, и он наивно полагал, что хлопчатобумажная юбка поможет ему сойти за мусульманина из местных.
В Сане Дауд искал документы, относящиеся к своду литературы «исраилият» — произведений евреев, принявших ислам в седьмом-восьмом веках нашей эры. Среди самых известных авторов исраилият — Абу Кааб Аль-Акбар, который, как говорят, сопровождал Умара ибн Аль-Хаттаба, второго исламского халифа, во время его первой поездки в Иерусалим, а также Абу Райхан, состоявший, по слухам, в родстве по женской линии с пророком Мухаммедом. Еще один автор, арабский историк восьмого века Вахб ибн Мунаббих, почти наверняка был евреем по происхождению и родом из Южного Йемена, недалеко от Хадрамаута.
Дауд откопал множество арабских упоминаний о Ковчеге. Согласно некоторым из них, Ковчег спрятан неподалеку от Багдада, в Хальваде, бывшей некогда большим городом. Однако самый серьезный аргумент в пользу этой версии — сходство между названием города и одним из арабских названий Ковчега — «кайлвад». Такие примеры народной этимологии можно встретить по всему миру; я тут не склонен видеть подтверждения, что Ковчег когда-либо бывал в Багдаде.
В ряде арабских текстов говорится о «деревянном стуле» как о предмете, который носили в битву (в качестве залога победы) и который чтили шииты в первые годы ислама, вероятно, сознательно имитируя преклонение перед Ковчегом. Правда, и нельзя сказать, что этот самый «деревянный стул» не Ковчег — ведь Ковчег тоже был стулом, то есть Престолом Господа.
Все это меня сильно заинтересовало. Но еще больше заинтересовал Дауда, а затем и меня, отрывок из Вахба ибн Мунаббиха, где говорилось, что дети Израиля еще долго после смерти Соломона носили Ковчег перед своими войсками. Согласно ему, Ковчег вернулся к странствующей жизни, какую вел до водворения в Храм. Если рассказы о «деревянном стуле», который на заре ислама носили в битву, имеют под собой какую-то почву, получается, что легенда о действующем Ковчеге дожила до относительно недавнего времени.
