Мне она тоже нравилась, на мой взгляд, это была очень красивая молодая женщина, почти идеальных пропорций, и я готов был ей ответить взаимностью, но она была на голову выше меня и несколько шире, повторяю при полностью выдержанных идеальных пропорциях. Я просто боялся её, боялся стать Моськой. Любовь не состоялась, но пятерка осталась и сыграла свою роль.
Еще одна пятерка в текучке у меня была по политэкономии. Но тут случай совершенно другой. Семинары по политэкономии у нас были сразу после обеда в новом корпусе, он тогда только открылся после строительства. Там же открыли новую столовую. Я всегда уважал и ценил нашего ректора, но здесь у него вышел прокол. Где набрали поваров для этой столовой? Студенты в массовом порядке сходили только на открытие, потом разбрелись по старым надежным местам.
Ситуация: они готовят, а никто не идет есть. Начались меры. Сначала перекрыли удобные выходы за территорию – народ опаздывал с обеда, но в эту столовую не шел. Стали продавать абонементы на месяц с профсоюзной скидкой по совершенно бросовым, демпинговым ценам – не надо. Я пару раз сходил, попробовал по чужому абонементу. Это есть было не возможно. Мало того, что приготовлено бездарно, но еда, кроме того, еще имела запах свежей штукатурки.
Я стал ходить обедать в Нескучный сад. Возле Зеленого театра была стекляшка, где на рубль можно было взять кружку пива с сосисками или две кружки пива и вареное яйцо с хлебом. Второй вариант был особенно хорош, если Угол приносил с собой воблу. Он отрывал ей голову и чисто по-волжски разламывал повдоль, а потом только чистил. Получались все кусочки отдельно: спинки, ребрышки и икра. Да с пивом! Мечта поэта!
Вы спросите: причем здесь политэкономия? Пожалуйста. Дело в том, что выпить пивка мы успевали, а по… потрепаться, уже было некогда, нужно было спешить на занятия. Минут пятнадцать ходьбы в горку. Поэтому весь потенциал задушевного «разговора за кружечкой» выливался на преподавателя политэкономии.
Так называемые общественно-политические предметы всем были бы хороши, если б не конспекты «первоисточников». Написал вот сейчас это слово, и стало тошно. Под очень уж размытым словом первоисточники подразумевался вполне конкретный список письменных работ «основоположников» марксизма-ленинизма. В коммунизме, сколько бы сейчас не ругали его, было много хорошего и жилось людям, вопреки потугам нынешних масс-медиа всячески очернить то время, во многом лучше, чем сейчас. Всё было бы хорошо, если б не эти основоположники со своими отвратительными первоисточниками, которые главный коммунистический поп Иосиф Виссарионович превратил в догматы веры.
Примерно раз в месяц мы должны были прочитывать и конспектировать одну работу из списка. Читать эту белиберду про непонятные рабкрины и злобных Каутских было невозможно, поэтому каждый решал вопрос по-своему. Чаще всего переписывали из уже кем-то законспектированного. Это было как со старыми, многократно переписанными магнитофонными лентами – разобрать было уже почти невозможно, отдельные слова в предложениях были изменены настолько, что смысл фразы терялся совершенно, но мало кто это замечал, даже преподаватели.
Дальше всех в этом отношении пошел Угол. Он был отличником и первое время писал конспекты добросовестно, но у него был настолько плохой (сильно угловатый)почерк, что преподаватели, не разбирая написанного, все же ставили ему зачет. Но однажды он попался. Уже на пятом курсе, когда тетрадь с конспектами должна быть полна до краев мудростью основоположников, преподаватель посетовал на плохой почерк и попросил Угла прочитать.
– Вы свой почерк разбираете, надеюсь.
Угол потерпел полное фиаско – не смог прочитать ни одной строчки и выдумать ничего не смог, потому что не читал никогда.
Я на определенном этапе решил этот вопрос за счет Скво. Я увидел у неё тетрадь, заполненную ровным более чем понятным почерком – она училась в пединституте. Это было сокровище. Я ошибался, что мне от Скво ничего не надо. Мне нужна была эта тетрадь. И я её взял. Чем это закончилось, я расскажу в другом разделе. Про любовь.
Не всем понятно, зачем нужна военная кафедра в Текстильном институте? Ну, во-первых, она готовила две очень нужных вооруженным силам специальности: начальник вещевой службы полка и военпред на предприятиях легкой промышленности. Во-вторых: вся страна тогда была военной, нас весь мир боялся. Военные были привилегированным кланом и уважаемым, если не брать в зачёт глупых стишков вроде: «Как надену портупею, всё тупею и тупею». Такие стишки придумывали штатские пиджаки и шпаки, для которых армия казалась кошмарным сном, а я же вырос в этой среде. Мне она была родной и понятной.
Всех преподавателей с кафедры я вспоминаю с большим удовольствием, хотя попадались разные. Один, например, был трепло пустое. Как-то девчонки нам показывают на него, говорят, смотри – космонавт пошел. Он действительно ходил в форме летного состава, если не космонавт, то уж командир ракетоносца точно. Оказывается он подсел к ним в кафе намедни и наплел про себя с три короба. Мы им, конечно, открыли глаза, что это у нас главный специалист по кальсонам и портянкам.
В то же время главные тыловые предметы у нас вёл сам генерал-лейтенант или даже генерал-полковник Куркин, только что оставивший должность командующего Тылом страны. Это именно он, по-моему, устроил нам экскурсию в музей военной одежды.
Это был полуофициальный музейчик, расположенный на территории военных складов. Доступ туда был, естественно, очень ограниченный, только для своих. Там в нескольких комнатах на манекенах висели мундиры разных родов войск, начиная с петровских времен. Перлом экспозиции считался подлинный мундир генералиссимуса, который Сталин надевал на себя несколько раз, но носить постоянно так и не стал.
Самым интересным из преподавателей был подполковник Дуб (фамилия условная). Боевой офицер, фронтовик. Вместо разбора Берлинской операции на занятиях по тактике он больше рассказывал о том, как наши славяне под Берлином немецких девок трахали и кто чего увозил оттуда домой в соответствии со званием и должностью. Или коронка:
– Объясняю! После подачи команды «Вспышка справа» или слева нужно упасть на землю головой в сторону, противоположную от ядерного взрыва. Это понятно?
– А зачем так-то, товарищ подполковник? – спрашивается нарочно, зная, что тот хохмить будет. И точно, бас подполковника медленно, но громко произносит:
– А чтоб видно было, куда яйца полетят!
Кстати, о тактике. Хорошо запомнились мне карты-трехверстки в районе немецкого города Оснабрюка разрисованные синими и красными стрелками. Бедный город Оснабрюк, я на военке и потом на офицерских курсах брал его штурмом не менее пяти раз силами мотострелкового полка или отдельного батальона.
Занятия на кафедре продолжались в течение целого дня. У девчонок и белобилетников получалась пятидневная учебная неделя, а у нас шести. С утра мы переодевались в странную военную форму, строились. Всё по уставу. Только представляясь, вместо военного звания нужно было говорить:
– Студент такой-то.
Интересный эффект возникал при одевании этой формы, как будто в ней бацилла какая была. И за собой и за другими я замечал в этой форме изменения в сторону резкого огрубления и хамоватости. Офицерская форма наоборот, как-то подтягивает, дисциплинирует, а тут… ну, например, садимся в автобус, ехать на стрельбище, в этой самой форме и в бушлатах. И вдруг.
– Гы-ы, смотри – девки, – (девок он не видал? в текстильном учится). Другой уже высовывается из окна.
– Эй подружки, возьмите мой х… в игрушки, – и все хором поддерживают: – Поиграйте, а потом отдайте, ха-ха-ха.
Бред.
Был у нас на потоке один студент азербайджанец Автандил. Кто-то из родственников ему внушил, что на военной кафедре нужно заниматься похуже, а то в армию заберут. И он усердно выполнял этот наказ. В тире он стрелялпо чужим мишеням или в потолок, или в пол. Трогался в строю непременно с правой ноги. Но от этого мы его сами отучили, потому что его хитрые маневры выливались в наши мучения. Мы ему не раз объясняли пагубность его поведения, но он был непреклонен, на военке валял дурака, хотя по гражданским предметам вполне справлялся.
Однажды подполковник Дуб получил от него листок с контрольной работой. Посмотрел, сильно покраснел и сначала не мог выговорить слова, потом все-таки разразился басовыми раскатами:
– Это что? Это что, я вас спрашиваю? Это писал студент московского ВУЗа? У меня в полку были узбеки неграмотные, киргизы из горных кишлаков… я такого не видал ни разу! Кто это написал? Вон отсюда!
Автандила отчислили из института после четвертого курса за двойку по военной подготовке. И он попал в армию солдатом. Любовь и уважение к родственникам – хорошее дело, но во всем нужно знать меру.
