Москву. Мы с ним подробно все обсудили, и Терри вступился за свое детище. Также за существующее положение дел вступились и некоторые влиятельные прихожане обоих служений. Первая атака на единство церкви была отбита.
Вторую попытку нарушить служение, мудро устроенное Таунсендом, предпринял Дойл Брамет, который пасторствовал три года, с 1998-го по 2000-й. Горячий проповедник, он в вопросе устроения церкви следовал надуманным схемам из книжек по миссионерству. Сначала он решил «опустить» русское служение, которое тогда насчитывало уже 150 человек, до уровня группы филиппинских студентов. Этой его идее помешал закон «О религиозных объединениях», принятый осенью 1998 года. Ознакомившись с ним, Дойл кинулся в другую крайность. В один день он отдал мне свой кабинет и все управление церковью, включая финансы.
Я принял дела и ужаснулся. Денег не было даже на то, чтобы оплатить аренду зала на ближайший месяц. Я отнес администраторам Центрального Дома Художников на Крымском валу свои личные сбережения и принялся выправлять ситуацию. Получилось ли это? Скажу только, что оплачивать церковные нужды из своего кармана мне больше не понадобилось.
Шло время. Дойл уехал. Его сменил пастор Гейдж, низенький седой дедушка. Он приехал с написанными на год вперед пятьюдесятью двумя проповедями и с женой Кэролин, которая говорила со сцены лучше, чем он. Как-то она проповедовала в Московском теологическом институте, у меня же был перерыв между лекциями, и я слушал ее речь вместе со студентами. Она говорила о том, что не надо стараться быть похожим на кого-то из людей, а надо быть похожим на себя.
После проповеди мы столкнулись с ней в коридоре. Она выглядела очень довольной собой.
– Правда, это здорово быть похожим на себя? – спросила она, напрашиваясь на комплимент.
– Да. Но я знаю лучший путь.
Она вопросительно вскинула брови.
– Быть похожим на Иисуса, – добавил я.
После этого она меня невзлюбила.
Управление церковью с того дня стало происходить примерно так. На совещаниях мы с пастором Гейджем принимали одни решения, а на следующий день он, после консультаций с женой, объявлял о противоположных. Жизнь церкви в ее административной части была парализована. Вопросы копились и никак не решались.
Русскоязычные служения супруги Гейджи не посещали. Впрочем, места для американских пасторов на моих собраниях опустели еще при Браметах. Так стали удаляться друг от друга два служения Интернациональной церкви: английское и русское.
В середине сентября 2002-го года пастор Гейдж неожиданно объявил мне следующие:
– Омар Байлер, новый глава Представительства «Ассамблей Божьих», принял решение о разделении церквей. Срок – две недели.
Омара Байлера я близко не знал. Жесткие сроки не оставляли времени на расспросы о подробностях принятия решения. К тому же месяц назад умерла от рака моя мать. Последние четыре месяца ее жизни я практически не отходил от нее, ухаживая за ней у себя в доме. Кончина была ужасной, и я еще не отошел от депрессии на момент заявления Гейджа о разделении церквей. Мне было все равно.
– Пусть будет так, – устало согласился я.
Терри слушал молча. Мудрый человек, он всегда умел слушать. Но тут не выдержал:
– Как он, временный пастор, мог сделать такое!
– Я думаю, это сделал не он, а его жена, – отвел я удар от своего коллеги.
Размежевание церквей, как всякий развод, было болезненным. Кого-то пришлось уволить при том, что часть работы теперь дублировалась. Чтобы сбалансировать ополовиненный бюджет, я срезал на 16 % свою зарплату, которая и без того не повышалась с 1996-го года. Русским служением никто не интересовался. Мы были предоставлены сами себе. Когда же мы мало-помалу оправились и пошли в гору, руководить англоязычной церковью приехал пастор Кэвин Барнер. Ему требовался помощник. Мне предложили опять соединиться, но я ответил, что с меня хватит.
Когда же по прошествии еще полугода англоязычное служение решило съехать в другую аудиторию, мы устроили последнее, прощальное, совместное служение. В своей речи я поблагодарил всех двенадцать пасторов, под началом которых я работал последние девять лет. Сказав это, я взглянул на нового руководителя Представительства «Ассамблей Божьих». На его вытянувшемся лице я прочел, что он теперь понимает меня лучше в моем желании вести церковь самостоятельно.
На ту пору я был уже достаточно популярным пастором в Москве. «У нас все есть, – самодовольно шутил я, – кроме своего здания». С помещением для воскресных собраний у нас действительно были проблемы. В 2002-м году нас вежливо и спешно попросили из Центрального Дома Художников. Мы с трудом нашли и арендовали зал НИИ Мосгипротранс. Однако мы чувствовали шаткость нашего положения и там, и, увы, наши опасения не оказались напрасными. Через пару лет арендованный нами зал присвоил скандально известный «Росбилдинг», который, впрочем, не препятствовал продолжению нашей аренды, а в марте 2006-го зал был перепродан шведской церкви «Слово жизни», и нас попросили оттуда, как когда-то из ЦДХ, с той лишь разницей, что не извинились.
Понятно, что на этом тревожном фоне предложение Представительства выкупить у нас нашу часть офиса дало нам надежду на приобретение собственного зала. Мы резонно решили, что лучше иметь зал без офиса, чем офис без зала. На встрече в Представительстве я рассказал о нашей нужде и попросил помощь в сборе необходимой суммы. План был таков. Одну часть денег должна была составить цена за нашу часть офиса. Другую часть я попросил в заем у «Ассамблей». А третью – можно было бы собрать по церквям. Казалось, идея принята. Теренс Холл, один из руководителей миссионеров «Ассамблей» в России, даже дал мне урок, как проповедовать в американских церквях, чтобы иметь финансовый успех.
Я доложил об этих перспективах своей команде. Все были полны энтузиазма. Однако на следующей встрече наш план был отвергнут. Нам предложили лишь выкуп за одну четвертую часть офиса, еще и обсчитав при этом.
Терри заинтересованно слушал. Он всегда любил подобные вещи: смотреть, арендовать или приобретать помещения под ту или иную церковную активность.
– И война началась, – попробовал он подытожить.
– Нет, она началась с другого, – возразил я.
Я знал, мой последующий рассказ сильно удивит его.
Война за офис действительно не началась с того отказа. Я проглотил пилюлю, сообщив обо всем своим сотрудникам, как о деле решенном. Они, как и я, были обескуражены. Но вариантов не было. И я дал команду подыскивать какой-нибудь гараж или ангар за предложенные двести тысяч долларов. Сам же пошел молиться в молитвенную комнату.
Я был очень расстроен и искал утешения. Продемонстрированное безразличие к русской церкви
