class="p1">И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть. Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам.
Я не знаю, каким образом слова из семнадцатого стиха – «ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» – вдруг стали для меня живыми. Нет, я не слышал их ни физическим, ни внутренним слухом. Они просто сошли на меня как истина. Я оказался пред ними один на один. Во всем мире были только я и правда Иисусовых слов, с которой невозможно было спорить и на которую нечего было возразить. Истина прожигала меня насквозь. Знание Господа становилось моим знанием. Я видел себя так, как видит меня Он. Да, это я, это я говорю о себе, что богат и ни в чем не имею нужды, но на самом деле я несчастен, жалок, нищ, слеп и наг. Я теперь это знаю, потому что это именно так!
Шок от прозрения, волна стыда, неимоверная тяжесть греха, ужас надвигающегося возмездия – все это вмиг нахлынуло на меня. На мою душу лег как бы огромный камень. Я едва мог дышать. Внутри пищевода встал как будто кол, мне стоило больших усилий сделать хотя бы небольшой глоток воды. Ни о какой еде не могло быть и речи. Я переживал нечто леденящее душу – Бог оставил меня! Я рыдал и снова рыдал от раскаяния и ужаса. Это длилось часами. Случалось, минут на пять давление камня на мою душу слабело. Тогда, изможденный, я валился в кровать и благодарил Бога за подаренный отдых. Это было так, как будто тяжелая болезнь отступала на короткое время. Но потом все начиналось сначала.
Всякое слово Иисуса, которое я находил теперь уже в Евангелии от Матфея, жгло меня обличающим пламенем. Господь показывал мне все новые грехи, и они наваливались на меня новой глыбой. Я падал ниц, где бы ни был, и рыдал, умоляя Господа о прощении. При этом мне было все равно, как это выглядит со стороны. Моя семья – когда жена, когда дети – поначалу принималась успокаивать меня, но тщетно. И поскольку со мной это длилось не день и не два, а, думаю, где-то месяц, к этому мало-помалу привыкли.
Но сам я привыкнуть не мог. Жить под огнем Иисусовых слов и гнетом открываемых ими грехов было невыносимо. День и ночь, заливаясь слезами, я читал «Отче наш» и покаянный пятидесятый псалом.
– Господи, – взывал я в отчаянии к Богу, – я негодный человек, я самый последний грешник, я по уши вывозился в духовном дерьме! Но я все равно с Тобой в Завете: Иисус умер за меня. Отче, я не достоин Твоей милости, но ради Крови Христовой, помилуй меня! Прости меня, последнего грешника!
Когда слезы стихали, я снова припадал к Евангелию. В тот раз Истина говорила со мной словами из Нагорной проповеди…
Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта.
История конфликта из-за офиса на Стромынке встала пред моим мысленным взором. Я вдруг осознал то, чего в упор не видел. На пути моих отношений с Богом стоят претензии ко мне со стороны братьев из Представительства «Ассамблей Божьих», а также служивших в Представительстве наших, русских братьев и сестер и в первую очередь Асачевых Ивана и Ольги. Как я мог их игнорировать?! Как я мог три года вести войну из-за квадратных метров вопреки прямому повелению Иисуса мириться как можно скорее?! Как я мог допустить это и разрушить отношения с Богом из-за каких-то денег, которые сулила продажа офиса?! Я был в ужасе от открывшейся мне Иисусовой правды про офисную войну, из которой, как мне до того казалось, я вышел победителем.
Я упал ниц прямо в гостиной. Я кричал в голос, умоляя Бога о пощаде. Но облегчение не приходило. «Мирись с соперником Твоим скорее,» – вновь обожгли меня слова Иисуса.
Я встал с пола и вышел в прачку, чтобы меня не слышал никто из домашних. Там я набрал номер Ивана и без всяких предисловий сказал самое главное:
– Ваня, прости меня за все зло, которое я причинил тебе, Ольге и всем вашим из Представительства. Простите меня все. Пожалуйста, передай это им.
Слезы душили меня, я не сдержался и разрыдался прямо в трубку, из которой прозвучало:
– Витя, это так неожиданно… Я прощаю тебя.
Дальше я уже не слышал. Сокрушение пред Богом поглотило меня. Я отключил мобильник, поднялся в спальню и прорыдал там до утра.
Слова Иисуса обнажали предо мной не только те грехи, которые я оправдал в своих глазах, но и такие, о которых я даже не догадывался. Господь показывал мне сцены моего пасторского служения так, как это видел Он. Вот, одна из них.
Воскресное служение только что закончилось. По обыкновению народ теснит меня, кто с чем. Я краем глаза вижу человека, сидящего в первом ряду.
