видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому».
Когда я, читая, мысленно произнес их, то неожиданно для себя заметил: голос-лгун на время звучания слов Иисуса замолк и куда-то исчез. Я отложил книгу – голос вернулся опять. Я снова стал читать слова Иисуса, теперь уже из второй главы, – голос, казалось, навсегда обосновавшийся во мне, снова замолк. И тут я сообразил, что мне надо делать.
Я стал заучивать слова Иисуса наизусть. Я заучивал их и мысленно повторял раз за разом, где бы я ни был. Я их крутил в своей голове и в туалете, и в столовой, и прохаживаясь по коридору, и лежа в кровати. Стоило мне прервать это занятие хотя бы на минуту – голос-лжец возвращался. Но как только я возобновлял звучание в себе слов Иисуса – лживый голос снова бежал прочь. Это было похоже на комнатный электрический выключатель: включаешь свет – тьма бежит, выключаешь – тьма настает опять.
Иван навещал меня в больнице пару раз. Но ни ему и никому другому я тогда не сказал ни слова о том, какую победу совершали во мне слова Иисуса. Тому были причины. Главная из них вытекала из моей сверхзадачи – как можно скорее выбраться на свободу. Всякая моя откровенность на духовную тему могла быть переистолкована не в мою пользу и повернута мирскими психиатрами против меня. Я принял решение играть роль обывателя и играл ее со всеми. Рисковать я не хотел, равно как спорить о том, правильно ли происходящее во мне с теологической точки зрения.
Мне было совсем не до теологии. Мне было все равно, как выглядит мое удивительное освобождение с богословской колокольни. Главное, что оно происходило. Голос Иисуса неизменно гнал от меня все чуждые голоса, и это было здорово! Тем не менее, я не мог для себя не заметить и не обобщить кое-что для меня совершенно очевидное в те дни.
Я обнаружил, что на сатану действуют одинаково неотразимо любые слова Иисуса. Я скорее наблюдал, чем понимал, что сверхъестественной властью обладал именно Иисусов Голос, звучащий в Его словах. Это Он и только Он обращает сатану в бегство. Я не делал умозаключений. Я просто лицезрел то, что никакие другие слова (включая остальные слова Библии) такого властного действия не имеют.
Между тем жизнь в клетке психиатрического диспансера становилась с каждым днем невыносимее. Но чем хуже мне было, тем ревностней я погружался в слова, сошедшие с Иисусовых уст. К исходу второй недели я уже заучивал семнадцатую главу от Иоанна. Плацдармы, отвоеванные словами Иисуса в моем сознании, ширились час от часа, и голос сатаны уже практически не возвращался ко мне. Я едва дождался окончания пятнадцатого, последнего дня своего заточения. И на первой машине, пока жена еще оформляла в больничной регистратуре необходимые документы, я укатил домой.
Я не верил в диагноз, который мне поставила неверующая двадцатипятилетняя девочка-врач, к тому же нарушившая установленное законом требование для подобных медицинских умозаключений (ей бы надо было наблюдать меня в стационаре, минимум, шестьдесят дней, я же там пробыл только пятнадцать). Тем не менее, мне был прописан пожизненный прием таблеток, угнетающих психику и интеллект, тех самых, которые я, будучи за решеткой, то глотал, то тайком выплевывал. Посоветовавшись с женой, я решил, что пить их не буду. Особенно отвращал присутствующий в них наркотический компонент. Через пару дней я их вообще выкинул на помойку.
После отказа от таблеток во мне началась ломка. Я потерял аппетит и практически ничего не ел. Однако на пятый день аппетит вернулся. Дольше длилось расстройство сна. Я маялся сутками напролет. Сна не было. Когда я вставал с кровати, меня клонило лечь. Я снова ложился, но лежать без сна было невмоготу, и я снова вставал. Казалось, что этому не будет конца, но через две недели и это ушло.
Были проблемы с объемом внимания. Помню, как перед Рождеством мы с женой поехали за продуктами в братеевский «Реал», ближайший к нам на ту пору гипермаркет. Я вел машину, с этим проблем не было. Но в торговом зале смотреть на множество товаров мне было невыносимо. Я тупо уставился в нашу тележку, и не поднимал от нее глаз в течение всего времени, пока мы там находились. Так мне было комфортнее. Но и это психическое неудобство достаточно скоро исчезло.
На православное Рождество (прошел ровно месяц с того дня, когда «друзья» сговорились упрятать меня в больницу) я даже приехал в свою церковь. Люди встретили меня аплодисментами, как героя. Я даже немного проповедовал. Наверное, все, как и я, наивно думали, что самое страшное позади, и всё, что нужно было мне узнать и исправить, уже познано и выправлено. Сам я видел себя невинной жертвой духовной атаки. А после благополучного выхода из сатанинского плена, я даже мнил себя своего рода экспертом, более сведущим в духовных вопросах, чем те, кто там никогда не был. Ни я сам, ни кто другой не могли и предположить, какая переплавка меня ждала в последние дни января 2007-го года.
Раздался звонок в дверь. Я открыл. Вместе с порцией весеннего воздуха в дом вошел Иван Асачёв. Он добрался до моего молоковского дома даже быстрее, чем обещал. Мы обнялись. Я провел его к столу, усадил поближе к оладьям.
– Ваня, дорогой, спасибо, что приехал.
– Извини, Вить, что не приехал тогда, в конце января, после того твоего звонка. Это было, знаешь, так неожиданно. Я хотел сразу прикатить к тебе, но Ольга отговорила.
Тот звонок… Я, конечно, помнил его. Я тогда набрал номер Ивана, чего не делал, пожалуй, больше года. И безо всяких предисловий, рыдая в голос, стал умолять Ивана и Ольгу простить меня. Что там сейчас сказал Иван? это было для него неожиданным? м-да… Это было полной неожиданностью и для меня.
Весь тот первый месяц после возвращения из больницы, я укреплял свой дух чтением слов Иисуса. Я дочитал Евангелие от Иоанна, начатое еще в больнице, и приступил к Откровению, в котором меня влекли, понятно, слова Самого Христа в семи посланиях церквям. Библия лежала на краю комода, стоявшего в моей спальне. Она была раскрыта на третьей главе, там, где изложено послание Лаодикийской церкви. Его-то я, стоя возле комода, и читал.
