class="p">6–9. В руке времени земля – чаша для напитков, исполненная вкусами, украшенная цветущими лотосами и нежными лилиями. Даже ужасный Нарасимха с его огромной гривой и страшным рычанием, накрытый ладонью времени, становится маленькой ручной птичкой. И в следующий миг божество времени оборачивается мелькающей в ясных осенних небесах игривой молодой кукушкой, чей голос подобен сладкой флейте. Несуществование, могучий лук времени, непрерывно рассылает повсюду потоки стрел разрушения, подобные нескончаемому ливню.
10. Время – сиятельный царский наследник, который развлекается в древнем лесу этого мира, охотясь на непоседливую обезьяну человека, увлеченного мирскими наслаждениями.
Такова сарга двадцать четвертая «Проявления времени» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.
Сарга 25. Развлечения смерти.
Рама сказал:
1–4. В этом мире есть еще одна форма времени, именуемая судьбой. Судьба – самый непревзойденный из самых жестоких разбойников. Она и созидает, и разрушает. Судьба становится очевидной только по ее последствиям, по природе она является собственным движением, у нее нет иной формы, действия или воли. Судьба разрушает бесчисленное множество существ, как солнце своим жаром растапливает ледяной иней. Все видимое в этом мире разнообразных удовольствий – это просторная сцена для танца судьбы.
5–9. Есть еще и третья ужасная форма времени – безумная судьба, называемая критантой, смертью или окончанием. В облике аскета, украшенного черепами, смерть танцует свой разрушительный танец в этом мире. Танцор Кританта очень привязан к своей любимой супруге Нияти – изначальному закону, о муни. Священная нить, состоящая из трех прядей – божественной змеи Шеши, лунного луча и стремительного потока Ганга – обвивает его грудь сансары. Украшения Кританты – золотые браслеты Солнца и Луны на его предплечьях, а в руке, о брахман, он держит прекрасный лотос горы Меру. Его одеяния – небеса, усыпанные бессчетными искрами звезд, убранные цветами облаков Пушкара и Аварта и омытые в белизне океана молока.
10–14. Его неразлучная возлюбленная супруга Нияти, изначальный закон, танцует перед ним бесконечный, завораживающий танец. Приходящие и уходящие зрители – недолговечные живые существа, взирающие на ее игривый чарующий танец на сцене этой вселенной. Миры богов украшают ее тело восхитительными гирляндами, а ее длинные волосы – срединное пространство, простирающееся от нижних миров до райских небес. Ее ступни – нижний адский мир, блистающие и звенящие браслеты на ее щиколотках, нанизанные на нить дурных деяний, – огни преисподней. Бог смерти Яма – ее лицо, которое Читрагупта, его блюститель, украсил и умастил мускусом записей всех человеческих деяний.
15–19. Во время гибели вселенной, следуя знакам своего мужа Времени, Нияти танцует свой ужасный танец смерти под звуки рушащихся гор. По бокам от нее качаются гирлянды павлинов бога Кумары, с устрашающими криками она вращает тремя своими огромными глазами. Она сияет взметающимися ввысь ожерельями отрубленных голов, которые растрепанными волосами напоминают лучи луны, а взмахами золотых волос походят на опахала, украшенные прекрасными цветами. Вместе с ней подпрыгивают ее гирлянды сухих тыкв, напоминающих утробу Бхайравы размером с гору. Они гремят вместе с ее миской для подаяния, являющейся телом Индры с сотнями глаз. Во время этого танца украшения из палок тощих, иссохших тел наполняют пространство, и кажется, что танцовщица, вызывающая разрушение всего, пугает сама себя.
20–25. Так удивительно выглядит эта богиня, исполняющая в конце эпохи танец разрушения вселенной. Ее убранство – гирлянды прекрасных лотосов бесчисленных голов вселенской божественной формы. От ее танца в конце эпохи сталкиваются с громкими ужасающими звуками облака Пушкара и Аварта, и от этого разбегаются в разные стороны небожители. В этом танце распада луна и солнце сияют, как серьги Нияти, а звезды на глубоком небе, залитом лунным светом, качаются, как павлиньи перья ее опахала. В правом ухе у нее сияет костяное украшение Гималаев, в левом – красивая золотая серьга великой горы Меру. Вторая пара серег богини – солнце и луна, украшающие полукружья щек Нияти. Пояс на ней – хребты гор Локалока. Ее серьги раскачиваются, отбрасывая отблески молний, и от ветров взлетают одежды из облаков.
26–29. Остатки прошлых миров стали как будто острыми копьями, дротиками, мечами и булавами, украшающими бога времени Кританту. В его руке качается длинная веревка лишающей свободы сансары. Вокруг его шеи сияет цветочная гирлянда живых существ, нанизанная на бесконечную нить наслаждений. Его плечи украшают браслеты семи океанов, сияющие драгоценными камнями морских чудовищ жизней. Густые волосы на его теле – множество удовольствий и страданий, полных раджаса и темных от тамаса, завитки этих волос – сплетения людских привычек и обычаев.
30–31. Когда Кританта заканчивает свой танец разрушения, у него пропадает желание танцевать. Потом вместе с Создателем он снова принимается за игру, заводя новый танец. И вновь начинается творение с украшениями из старости, страданий, печалей и потерь.
32. Так снова и снова Время создает бесчисленные творения с разнообразными мирами, лесами, с разными обычаями, с живыми существами и неживыми предметами, как мальчишка без устали лепит из глины свои игрушки.
Такова сарга двадцать пятая «Развлечения смерти» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.
Сарга 26. Происки судьбы.
Рама продолжил:
1–5. Скажи, о великомудрый, на что могут надеяться подобные мне в этом круговороте времени и его проявлений, называемом сансарой? О муни, мы как будто проданы в неволю судьбой и временем, мы как заблудившиеся олени, которые испуганы творением из пяти элементов. Непредсказуемое время всегда готово поглотить миры и их обитателей и непрерывно погружает их в море страданий. Бог времени сжигает весь мир несбыточными внутренними надеждами и некрасивыми поступками, как огонь пожара испепеляет все сияющими и жаркими языками своего пламени. Судьба, любимая спутница времени, его закон, по-женски непоседлива и рушит твердость и уверенность тех, кто стремится к самообладанию.
6–8. Жестокое время, Кританта, заставив тело состариться, непрерывно заглатывает живые существа, как змея безостановочно втягивает воздух. Воистину смерть – жестокий правитель, не знающий жалости. Невозможно найти человека, который был бы сострадателен ко всем созданиям. Всевозможные существа, о муни, ограничены и всегда устремлены к наслаждениям, которые, однако, заканчиваются лишь страданиями и мучениями.
9–14. Жизнь непостоянна, смерть – жестока, юность чрезвычайно мимолетна, и детство отдано глупости. Мир ограничен временем, родственники – сковывающие цепи, наслаждения – страшные болезни бытия, желания – только наваждения. Чувства – враги нам, реальное становится нереальным, человек сам уничтожает себя, и ум превращается во врага ума. Гордыня повергает в грязь, мысли слабы, действия доводят до неприятностей, а удовольствия основаны на влечении к женщине. Чувства устремлены к приносящим наслаждение вещам, осознание реальности редко, женщины стали символом греха, страсти потеряли свой вкус. Реальное принимается за нереальное, ум погружен в понятия о себе, существующее полно несущественного, ощущения не приносят счастья.
15–19. О садху, растерянные мятущиеся мысли сжигают все. Буйствуют желания и тревоги, бесстрастия невозможно достигнуть. Раджас, или волнение, искажает видение; тамас, или лень и невежество, растет; саттву, чистоту, невозможно нигде найти. Истина остается очень далеко. Устойчивое делается неустойчивым, смерть становится все ближе. Смелость колеблется, и страсть всегда превращается в разочарование. Ум загрязняется ленью, тело сдается и разрушается, старость сжигает его, везде проявляются греховные поступки. Несмотря на все усилия, молодость уходит, а компания мудрых далека. Путь неизвестен, и истина не видна.
20–24. Ум растерян и сбит
