играют роль работников или кормильцев семьи. Однако мы страдаем в той степени, в которой цепляемся за любую из этих идентичностей. Для меня пытаться играть роль буддийского учителя, когда я прихожу домой, — это рецепт катастрофы. Если я полезу с буддийскими учениями о терпении и щедрости к своей измотанной жене, она почувствует, что я отношусь к ней снисходительно, и просто напомнит мне, что сейчас моя очередь поливать сад и мыть посуду. Моей дочери не нужен учитель медитации или психолог — ей нужен обычный отец, который может выслушать её, понять её переживания и будет игривым, поддерживающим и благожелательным. Когда я играю роль партнёра, мужа и отца, все мы трое учимся друг у друга. Если женщина-полицейский не может расслабиться и побыть обычным человеком, когда отдыхает с друзьями, она попадает в плен своей идентичности. Если генеральный директор не может забыть о своей работе, когда приходит время позаботиться о сыне, они оба страдают. Мне вспоминается карикатура, изображающая семью на пляже Мартас Винъярд. Все в купальниках, кроме отца. На нём деловой костюм-тройка, а в руке — портфель. Его жена смеётся: «Только потому, что ты каждый день ходишь в офис…». Это смешная карикатура, но у неё есть и трагические нотки.
Быть мудрыми значит полностью, с осознанностью и состраданием, входить в каждую роль и отпускать её, когда она сыграна. Когда мы вступаем в брак, мы должны отпустить холостяцкую жизнь. Когда наши дети взрослеют, нам необходимо отпустить свою старую роль, заключавшуюся в том, чтобы помогать им управлять их жизнями. Когда мы идём на новую работу или уходим со старой, выходим на пенсию или получаем повышение от рядового сотрудника до менеджера, нам нужно отпустить одну роль и принять другую. Мы можем быть свободными, только если за всеми этими ролями не забываем, что они — это на самом деле не мы.
Подобно тому как мы отождествляемся с ролью, мы также можем отождествиться с образом самих себя. Я действительно выгляжу умным, привлекательным, сильным? Обычно мы беспокоимся об этом, поскольку ощущаем в себе и противоположные качества, и поэтому для компенсации создаём образ самих себя. Один мой коллега обнаружил, что эти компенсирующие мысли посещают его во время медитации так часто, что он начал помечать их шутливой фразой каждый раз, когда они возникали: «Отлично выглядишь, отлично выглядишь!». Просто увидев постоянные попытки отлично выглядеть, он почувствовал большие сострадание и лёгкость.
Поскольку я выступаю перед публикой, я научился уделять особое внимание тем моментам, когда я нервничаю. Для меня это верный знак того, что я отождествляюсь с каким-то образом и волнуюсь о том, как буду выглядеть. В этом состоянии я не открыт другим по-настоящему. В такие моменты я напрямую переживаю то, как подобные мысли порождают страдание. Я удерживаю своё волнение с добрым вниманием. Затем я напоминаю себе, что моя работа — учить медитации, а не учить Джеку Корнфилду. Я вмиг расслабляюсь. Моё присутствие становится более полным. Как сказала Пема Чодрон, «быть озабоченным собственным образом — это словно подойти к дереву, на котором сидят певчие птицы, с затычками в ушах». Когда мы отпускаем цепляние за собственный образ, возникает огромное облегчение и мир снова открывается нам.
Ещё один способ создания идентичности — это воспринимать себя как представителя определённой этнической группы, религии, племени, касты или класса. Я могу отождествиться с американским средним классом с университетским образованием. Я могу отождествиться с буддистами. Я могу отождествиться со своими этническими корнями, став евреем с русскими и турецкими предками. Каждое отождествление — это описание определённых обстоятельств и социальной структуры, однако на более глубоком уровне всё это так же умозрительно и иллюзорно. Иногда племенная и этническая идентичность используется здоровым образом: чтобы отдать дань уважения культуре, пробудить в себе достоинство и почтение, выразить признательность за глубокую связь с другими подобными нам людьми.
Однако те же самые различия могут оказаться на службе расизма и дискриминации, порождая огромное страдание. Этническая, религиозная и племенная принадлежность постоянно эксплуатируется в целях обретения власти и безопасности, отделения «нас» от «них». Современные демагоги использовали это отождествление, чтобы разжигать мощную ненависть к «другому». Торговцы ненавистью настолько успешно взбудоражили чувства боснийцев, сербов и хорватов, что они начали недавнюю череду ужасающих войн и этнических чисток. Индусы-фундаменталисты раздувают напряжение между индусами и мусульманами в Индии лишь для того, чтобы завладеть политической властью. В Соединённых Штатах подобные страхи и идентичности эксплуатируются в конфликтах между теми, кто уже давно является гражданином страны, и новоприбывшими иммигрантами. Я постоянно вижу это в работе с участниками банд. Молодые люди из одного и того же района вынуждены отождествлять себя либо с Крипами, либо с Бладами. Иногда сама их жизнь зависит от тайных знаков и цвета куртки. Однако по своей сути эти идентичности — не то, кем они действительно являются.
В одном из наиболее революционных заявлений своего времени Будда призывал всех нас смотреть сквозь пелену отождествления с ролью, кастой, расой и верой. Он провозгласил: «Поскольку вы ищете понимания себя, не спрашивайте о касте или классе, богатстве или происхождении, но спрашивайте о сердце и поведении. Посмотрите на языки пламени. Откуда возникает яркий свет? Из природы дерева, и не важно, какого вида это дерево. Подобным образом яркое сердце мудрости может сиять, питаясь любым деревом. Только благодаря добродетельному поведению, благодаря любящей доброте и состраданию, благодаря пониманию истины некто становится благородным».
Исследуя образ самих себя, своё племя и свои роли, мы можем признать, что они умозрительны. Мы можем научиться уважать их без полного отождествления с ними и не теряя себя в них. Когда Шекспир писал свои пьесы, единственными ограничениями были его воображение и спектр возможностей театральной постановки. Однако иногда он сам режиссировал свои пьесы, и тогда, хотя у него появлялся определённый выбор, ему приходилось следовать обычному сценарию, которому следовали все актёры. В этой роли его свобода оказывалась ограниченной. Бывало и так, что Шекспир сам выступал как актёр. Тогда его единственная свобода заключалась в варьировании интерпретаций и чтении своих реплик. Однако в каждой роли Шекспир знал, кто он есть. Внутри он не был ограничен ролью и сценарием.
В жизни каждого из нас бывают периоды, когда кажется, что мы являемся авторами с огромной свободой выбора направления. Затем наступают времена, когда мы должны исполнять более ограниченную роль: родителей, кормильцев семьи, граждан, членов сообщества, практикующих медитацию. Зрелая жизнь требует от нас способности вживаться в каждую из данных нам ролей. Свобода возникает тогда, когда мы удерживаем их с лёгкостью, когда видим то, чем они являются на самом
