решишь посвятить свою жизнь или выращивание георгин больше по душе, знай, все дороги вымощены для тебя, но помни, сменив потрескавшееся от дождей и ветров седло на теплый плед и кресло у камина, не вымочив ног и не стерев ладоней до лопающихся мозолей, не откроешь для себя ни смысла в технике фехтования, ни сути цветения растений и не будет тебе Поцелуя Рыбы.
…Бытие Человека в части осознания себя внутри него бездумно и следы его, составляющие собственное и совокупное наследие, случайны, хаотичны и не стройны. Шаг, и погнут стебелек, шаг, и раздавлена букашка, взмах – сломана ветка, еще взмах – чья-то челюсть. Мысль, казавшаяся благой, тащит за собой результат, что лучше бы и не думал вовсе, боясь ступить на змею, прыгаешь в сторону, а там капкан и от воплей твоих выпадают птенцы из гнезда прямо на змеиный зуб. Может, лучше было обрушиться всем телом на гада и принять порцию яда в кровь, зато змий повержен и пернатые младенцы живы, а твое самочувствие и состояние нервной системы в руках Божьих – ему-то уж виднее, как с тобой поступить. А так – лодыжка раздроблена стальной пастью капкана, пресмыкающийся тянет в заросли бездыханные, еще не оперившиеся тельца – вот и весь итог проделанной самостоятельно работы.
Вероятно, не стоит соваться в лес, кишащий многочисленными неприятными обитателями и уставленный силками, ловушками и капканами, без навыков выживания в экстремальных ситуациях, к тому же будучи обделенным Поцелуем Рыбы.
…Фальката плавно взмывает вверх и медленно опускается на голову противника, он хоть и измотан, но успевает прикрыться щитом, который удерживает посеченной, но еще целой рукой – правой кисти, той, что держала его оружие, уже нет. Следующий удар разваливает его щит на две части, враг обезоружен, сделай колющий выпад, и он повержен.
…Щелк, и острый нож в ловких руках убрал боковой побег, щелк, и пасынкование закончено, осталось «подкормить» почву и ждать цветения редкой георгины, любимицы Жозефины.
…Солдат-новобранец, совсем юнец, лежит, широко раскинув руки, из его груди торчит моя фальката, как стебель цветка, расплывшегося алым, бархатным пятном по его доспехам, и вот уже муха, спутав цветение с кровопусканием, опускается в липкую лужу и вязнет лапками на мертвой «георгине». Я выдергиваю «стебель» из человеческой почвы и прячу его в ножны, мы все делаем Выбор, но я – не в пользу Поцелуя.
…Я – сталь, безжалостная ко всему, что встречу на пути, ни дерево, ни камень, ни бронза, ни железо не остановят меня. Цель моя – человеческая плоть, так меня задумали сами люди, так меня выковал человек. Отец мой – иберийский кузнец, мать – горнило печи, стихия – война, движущая сила – воля или страх взявшего меня в руку и сделавшего взмах. Путь ли это – нести в себе смерть, самим своим существом только разделять, рассекать, разрубать, дробить единое, прекращая тем самым его бытие? Имя мое Фальката, и я не знаю, хочу ли я быть тем, что я есть.
…Я – стебель, украшенный роскошной, пурпурной шапкой лепестков. Мое чудо состоит в том, что, забирая у земли сок, а у солнца свет, я являю миру гармонию формы и цвета, симбиоз ощущений и запахов, красоту Божественного творения. В этом суть, сила и слабость моя, ибо я, Георгина, лишена сотворчества и всего лишь кормлю собственное тело, собранное изначально Создателем набором кодов. Путь ли это, восхищать, не прикладывая усилий и даже, наоборот, принимая эти усилия со стороны других? Не более ли честен труд фалькаты, теряющей в своем страшном бытии прочность внутренних связей и приобретающей разрушающую усталость собственного тела, нежели мое тепличное существование, вызывающее умиление против устрашения перед сверкающей сталью? И кому из нас достанется Поцелуй Рыбы?
…Окна будуара распахнуты настежь, западный ветер недобро треплет листья ливанского кедра, посмевшего явиться в Мальмезон в отсутствие хозяина. Жозефина печальна, кедр не дает позабыть ей о своем одиночестве, императрица заждалась корсиканца из похода. Его дело – слава воина, ее жизнь – цветение георгины, его тело – сталь побед, ее душа – цветочная пыльца. Она верит, что стебель когда-нибудь обовьет рукоять меча, он же не допускает и мысли, что клинок не способен рассечь травинку.
…Поле затянуто пороховым дымом, но едкий привкус чувствуется на губах даже здесь, на холме, воспарившем над обезображенной растерзанными, беспорядочно уложенными на изрытой, вздыбленной, окровавленной траве человеческими телами моравийской долиной. Он – создатель этой мизансцены, режиссер кровавого спектакля, его воля расставила актеров и декорации, его рука отпускает им их грехи, ввергая в пучину насилия над телами и душами. Походная палатка – его дворец, увы, Жураньский дворец, вдали от той, к кому полетел бы сейчас, оседлав одно из тех ядер, что летят в другую сторону, на головы живых (пока еще) солдат, чьи Жозефины ждут в домах с окнами на кедры, растрепанные западными ветрами, в отличие от мундиров их мужей, изрешеченных шрапнелью.
Поцелуя Рыбы достоин каждый, но носится над полем Поцелуй Смерти, и опаленные им клочья человеческого бытия уносятся в Мальмезон шевелить волосы Жозефины, обрезающей лишние побеги на любимой георгине.
…Что же заставляет и безусого юношу, и убеленного сединами мужа брать в руки точеную сталь и размахивать ею, разгоняя перед собой всех и вся, вне зависимости от их намерений по его поводу или, вообще, полному отсутствию таковых? Страх присутствия противоположности в себе, обнаруженное женское начало за широкой, покрытой шрамами и волосяным покровом грудью. Именно от женщины, подавшей голос изнутри, отмахивается мужчина фалькатой, алебардой, крепким словцом, нарочитой неотесанностью и еще Бог весть какими причудами и регалиями Янь, определенными этим миром. Рыба к излучениям такой энергии не подойдет, рыбак, лупящий ладонью по воде, не дождется поклевки, Поцелуй не возможен.
…Длинные, тонкие пальцы скользят вдоль стебля, нежное по нежному, утонченная утонченность, соединение двух гармоний – природы и Человека. Рыба совсем близко, тень на воде не пугает ее, наоборот, предназначение встречи притягивает, она, уже не скрываясь, блестит золотой чешуей на солнце в полудыхании от тебя, но Поцелуй не случается. Женщина уловила в себе вибрации Инь, «Адамово ребро», угрозу георгине, ее слабому телу, легко ломающемуся под железным сапогом. Снова страх присутствия противоположности усиливает ее отторжение, разрушает Баланс внутри и отгоняет Рыбу снаружи. Еще видны круги на воде, но разочарование от утраченного момента, потерянного Рая уже захлопнуло забрало на блестящем колпаке, венчающем то ли трепещущий на ветру хлипкий стебелек Человека, то ли торчащую из земли, обтянутую мясом и кожей
