Моя квартира на Саффолк-стрит являлась местом отчаяния и безысходности. Я решил уехать оттуда. Мне удалось снять новое жилье на Фест-стрит, всего в квартале от дома Прабхупады. По меркам Нижнего Ист-Сайда новая квартира была получше. Я позволил своим кошкам убежать и бросил свою коллекцию пластинок. Я не нашел в себе сил забрать свои вещи даже для того, чтобы потом их продать. Я не собирался возвращаться назад.
Мной руководило желание быть поближе к Прабхупаде. Теперь чтобы попасть на его утреннюю лекцию, мне нужно было пройти всего квартал. А чтобы после лекции попасть на работу, я должен был пройти всего четыре квартала. (Офис службы социального обеспечения располагался в доме 330 на Пятой Восточной улице, между Первой и Второй авеню.) После работы мне оставалось пройти всего пять кварталов до квартиры, а потом – один квартал, чтобы вечером увидеть Прабхупаду.
Я решил, что в новой квартире буду делать только то, что способствует духовной жизни. Купив спальный мешок, я стал спать на полу. Также я приобрел пару новых кастрюль и пытался готовить так, как Прабхупада. Обедал я уже у Прабхупады, но мне хотелось готовить рис и чапати в качестве духовной практики.
Одной из немногих вещей, которые я позволил себе взять со старой квартиры, была портативная пишущая машинка, и в своей новой «духовной» квартире я впервые стал печатать для Шрилы Прабхупады. После утренней лекции я шел домой и старался вспомнить все, сказанное Прабхупадой.
Потом, сидя на полу, поставив машинку на импровизированный столик, я печатал конспекты. Печатал я очень сжато, почти стенографируя. Когда я показал эти конспекты Прабхупаде, он одобрил мою работу. Однажды после утренней лекции Прабхупада обнаружил, что лекция не записалась на магнитофон. Тогда, показав рукой в мою сторону, Прабхупада сказал:
– Ничего страшного, вот он запишет, он наш магнитофон».
Как-то вечером один из старых знакомых по Бруклинскому колледжу навестил меня в бывшем магазинчике как раз перед началом киртана. Он не был моим близким другом, но оказался первым из моего прежнего круга, пришедшим на Вторую авеню 26, чтобы увидеть меня. Я попытался объяснить ему философию сознания Кришны, но как только стал говорить о нематериальном, он перестал слушать. Когда я произнес слово Брахман, знакомый сказал:
– О чем это ты? – как будто видел перед собой сумасшедшего.
Я предложил ему послушать, как всё это объясняет Свамиджи, но знакомый сказал, что не хочет его видеть. Он остался на киртан и заверил, что пение ему понравилось, но не думаю, что он вернулся к моим старым друзьям с восторженными отзывами.
Вскоре на Вторую авеню пришел Мюррей, которым я раньше восхищался. Мы встретились с ним, когда я был на первом курсе, и я всегда доверял ему и показывал ему свои произведения, даже когда служил во флоте. Я восхищался Мюрреем, как благородным поэтом, истинным мудрецом Нижнего Ист-Сайда.
Мне очень хотелось, чтобы ему понравилось сознание Кришны, и нервничал, когда он сел петь с нами. Я искоса поглядывал на него, пытаясь понять его реакцию. Когда мы вышли вместе на улицу, он прокомментировал:
– Что ж, хорошо всё, что помогает тебе выразить себя.
Я объяснил, что Свамиджи передает послание Вед, которое было поведано духовными учителями в Индии тысячи лет назад. Это то же послание, которое принес Кришна, когда явился на земле, поэтому слушать Свамиджи – это все равно, что слушать Кришну. Минуту Мюррей вежливо слушал, но потом сказал, что насущные проблемы важнее. Мы провели вечер вместе, гуляя по Нижнему Ист-Сайду и пытаясь найти друзей. Никого не оказалось дома. Мы разговаривали о жизни и литературе, и я тактично старался донести, что у меня большие надежды на духовный путь, который я избрал.
По ходу я стал напевать популярную песню из бродвейского мюзикла, в которой звучали слова: «Держись за свое и за своих». Мюррей повернулся ко мне и сердито сказал:
– Что же ты не держишься за своих, а завел себе новых друзей?
Потом он захотел заглянуть в известный бар, и когда я отказался пойти туда, мы расстались на улице.
Мюррей еще раз навестил меня, теперь уже в моей новой квартире. Я приготовил сладкое горячее молоко, как это делал Прабхупада. Мюррей спросил, почему индусы считают корову священной. Я объяснил, что, поскольку мы пьем ее молоко, корова подобна нашей матери, а разве можно убивать мать? Он засмеялся и сказал, что молоко, которым я его угостил, очень вкусное. Но наши пути разошлись окончательно. Вскоре Мюррей ушел. Мы расстались навсегда.
Потом я сам посетил приятеля, который жил с подружкой в Гринич-виллидж . Его образ жизни производил впечатление бесцельности и убогости. Я рассказал, что посещаю лекции Свамиджи и печатаю для него. Мне хорошо запомнилось, как после этой беседы я вышел на улицу и поймал такси. Чем дальше такси увозило меня из той части города, где жили прежние друзья, и приближалось к Нижнему Ист-Сайду, тем сильнее меня охватывало чувство – что квартал за кварталом я оставляю мир, в который уже больше никогда не вернусь. Я оставлял позади жизнь, которая раньше держала меня очень крепко, и входил в новое состояние сознания. Я становился слугой Прабхупады.
Я стал посещать Прабхупаду при любой возможности. Поначалу, чтобы пойти к нему, я искал разные предлоги и придумывал, о чем бы спросить Прабхупаду. Однажды я решил сказать, что хочу стать попечителем его Общества. Один из первых замыслов Шрилы Прабхупады относительно поддержания ИСККОН заключался в том, чтобы привлечь попечителей – которые платили бы по двадцать долларов в месяц и считались бы столпами Общества. Я хотел делать это главным образом для того, чтобы иметь возможность чаще видеть Прабхупаду.
Я пошел на Вторую авеню 26, но встретил Прабхупаду, прежде чем достиг бывшего магазинчика. Он поздоровался со мной, и мы вместе пошли в его квартиру. Он был одет в красноватую рубашку и дхоти. Я стоял за его спиной, пока он открывал ключом дверь; потом мы вошли. В его комнате я стал говорить, что хочу стать попечителем. Прабхупада поблагодарил меня, снимая рубашку. Его обнаженный торс был худым, с выступающим животом.
– Я стар, – сказал Прабхупада. – Я могу умереть очень скоро. Но ты молод. У тебя вся жизнь впереди, поэтому посвяти ее Кришне.
– Хотя я и моложе, но могу умереть раньше, а Вы, наоборот, проживете долго, – возразил я.
– Это было бы несчастным случаем, – сказал Шрила Прабхупада, – а при естественном ходе событий твоя жизнь будет долгой».
Переехав в новую квартиру и занимаясь приготовлением пищи так, как это делал Прабхупада, я постепенно становился его последователем. Я по-прежнему ходил на работу и имел собственные деньги. К тому времени у меня было скоплено шестьсот далларов, поскольку я собирался где-нибудь через год уволиться и поехать на безлюдный канадский остров, чтобы в уединении без помех заниматься литературой. Вместо этого я стал покупать вещи для Прабхупады. Я пошел на Орчед-стрит и купил ему водолазку, которую он стал поддевать под свою одежду санньяси. Качество трикотажного изделия было не самым высоким, и через некоторое время воротник растянулся, но Прабхупада все равно продолжал носить этот свитер.
В своих лекциях Прабхупада упоминал, что манго – царь всех фруктов, но в Америке манго нет. Мне пришла мысль, что я мог бы приносить Прабхупаде манго, которых он лишился, уехав из Индии. Манго тогда были редкостью, но на Первой авеню был магазин, в холодильниках которого хранились манго. Плоды продавали по доллару за штуку. Я стал каждый день покупать манго и приносить Шриле Прабхупаде.
Однажды, когда я принес манго, Прабхупаду окружало много преданных. Я дал ему фрукт и сел на пол, а он сказал: «Хороший паренек». Он сказал это так, словно я был ребенком, и все в комнате засмеялись. Я почувствовал себя глупо. Но Шрила Прабхупада вдруг стал серьезным: «Нет. Это настоящая любовь. Это сознание Кришны». Смех прекратился. Впоследствии, когда Прабхупада вспоминал о событиях 1966 года, он часто повторял: «А Сатсварупа приносил мне манго».
