ВОПРОС: Вот вы остановились на двух пониманиях спасения и вы связали первое понимание с католической Церковью, а второе с православной. Все‑таки, как вы считаете, какое развитие получили эти теории в протестантизме?
ОТВЕТ: Я бы этого конечно не говорил, но обратите внимание, что три основных термина используются для выражения того, что совершил Христос. Три термина, соответствующие трем основным ветвям христианства: у католичества – искупление; у православия – спасение; а в протестантизме (я это очень хорошо знаю, поскольку я участвую во всех диалогах с лютеранами) – оправдание. Вот этот термин, который выражает определенную специфику протестантского понимания, и которым протестантизм отличается от римо–католицизма. Протестантизм, вы помните – Лютер, попытался исправить католичество: почему заслуг Христа хватает только для искупления за первородный грех? Почему так мало? Христос пострадал за все грехи!.. Логика совершенно справедливая и безупречная. Действительно странно, когда по католичеству за первородный грех Христос пострадал и в крещении этот первородный грех искупляется, а почему дальше нет? Поэтому протестантизм в лице Лютера и основных лидеров этого движения – того же Меланхтона, что очень хорошо обозначено в апологиях этого исповедания и других символических книгах – проводит такую идею: грех верующему, не вменяется в грех? Вот эта идея вменения и невменения заслуживает самого серьезнейшего анализа. Что это значит? Лютер там пишет странные слова: если до этого человек находился в страхе и трепете, то отныне он, получив весть о спасении Христовом, – ликующее дитя Божье. Всё! – уже ничего не надо. Здесь вот есть большая опасность: как воспринять это… Воспринять как то, что все совершает Бог – человеку просто ничего не нужно делать. Вот сейчас я только что вернулся из Финляндии: у нас была встреча с финскими лютеранами, и у нас была очень большая дискуссия как раз по проблеме свободы… Вся эта тема была посвящена свободе разума и ее аспектам, и в частности один из аспектов был таков: свобода человека в деле спасения человека. Мы очень много говорили об этом, и лютеране с очень большой настойчивостью пытались говорить о том, что человек не имеет свободы в деле спасения. Никакой свободы! Я тогда вынужден был задать им вопрос прямо: вы понимаете, что вы говорите? Если человек не имеет никакой свободы в деле спасения, а все совершает Бог, тогда этим самым подписывается ужасная вещь – тогда Бог виновен в погибели тех, кто не наследует жизнь вечную!.. Ибо тогда Он не дал людям веры; Он виноват в том, что они не спаслись, если у человека нет свободы в деле спасения. Очень интересно мне было слушать, один за другим они вставали – кончилось тем: давайте отложим это до следующей встречи, а следующая будет через три года.
Тема, которая заявлена, (Я там прочитал тему. Мне было интересно узнать о чем будет говорить профессор Осипов, я подошел посмотрел) может оказаться несколько интригующей, поскольку такое сочетание как Христос и прогресс невольно вызывает целый ряд вопросов, и особенно когда это сочетание представлено в виде какого‑то трагического парадокса. Это уже совсем, знаете, очень сильно. Но, действительно, проблема в чем состоит, в чем основная направленность ее? Как соотносится христианство со всей той совокупностью явлений, которую мы могли бы отнести к разряду развивающегося, к разряду прогресса, или того что у нас называется иногда цивилизацией – правда сама по себе цивилизация это лишь маленький кусочек того, что мы называем развитием и не всегда даже соотносится с данным термином. Так вот основная проблема, которая стоит действительно перед человеком и перед обществом – как нашим, так, думаю, и многими другими христианскими обществами в наше время – это проблема соотношения христианских ценностей, христианства как религии, христианства как явления духовного, с тем общим настроем жизни и направлением жизни, которые мы имеем на этот день.
Совершенно очевидно, что двадцатый век – особенно двадцатый век – так как никакой другой (особенно вторая половина или даже конец двадцатого века) поставил нас перед многими парадоксами. Парадоксы эти заключаются в том, что то на что надеялись мы и что было кажется так близко, так понятно и так достижимо, вдруг срывается. Помните, сизифов труд? Кажется камень уже поднят к самой вершине, цель достигнута и вдруг этот камень неукротимо летит вниз. (Вообще, пользуюсь случаем чтобы сказать: древняя мифология сохранила нам множество интереснейших идей, причем многие из них настолько прозорливы, что поражаешься). Вот современная ситуация – ситуация того к чему сейчас пришло человечество – даже в глобальном масштабе, очень и очень напоминает этот сизифов труд. О чем идет речь? О каком развитии, о каком прогрессе можно говорить?
Вы сами прекрасно понимаете, что здесь аспектов очень много: это научно–технический прогресс – научно–техническое, я бы сказал, развитие; это нравственное развитие, о котором мы слышим в истории мысли, в истории литературы; это религиозно–философское развитие; это наконец религиозное развитие, о котором писали очень многие не только религиозные мыслители, но и богословы. Вопрос вот в чем: развитие ли идет или что‑то другое? Ведь не каждое движение есть развитие – можно, знаете, очень много бегать и ничего не сделать. Можно создать большую видимость деятельности, а дело и с места не сдвинется. Мы говорим все время и очень часто об эволюции, а есть такие критики, которые заявляют: а не правильнее ли говорить нам об инволюции?
Я не хочу сейчас давать никаких ответов, и не хочу соглашаться ни с эволюционистами ни с инволюционистами. Может быть как раз присутствует в нашей действительности, в нашем мире и то, и другое. Нужно посмотреть на действительность с точки зрения какого‑то критерия: можем ли мы найти тот критерий, с помощью которого мы бы могли надлежащим образом оценить реальность жизни – должным образом, правильным образом?
Вот видите, христианство претендует на такой критерий. Было бы конечно очень полезно и интересно предварить – этот вопрос о критерии – предварить темой об истинности христианства. То есть является ли оно вообще истиной религией, а если является, то почему? Ведь каждая религия претендует на истинность – христианство тоже. Есть ли какие‑нибудь основания для этого? Но это отдельная большая и интересная тема и мы как‑нибудь об этом поговорим.
Но сейчас я не хочу об этом говорить. Сейчас просто я хочу указать на то, с помощью чего мы можем оценивать развитие человеческой жизни – не жизни как индивидуума, а жизни как всего целого вместе взятого. Что мы можем наблюдать сейчас, если мы попробуем оценить это развитие по тем аспектам, которые я назвал? Обратимся сейчас к следующему: о чем мечтает человечество с самого начала своего существования? К чему оно стремится и чего жаждет?
Если бы взять и опросить каждого человека от начала человечества до нашего времени, то, я полагаю, что ответ был бы в целом однозначным. Все люди стремятся к благу, все стремятся к счастью, если хотите, многие стремятся к истине, стремятся к разумному пониманию жизни. Это же факт бесспорный. Если выразить все это короче, то можно сказать так: человечество изначально стремится к тому, чтобы создать рай. Вот цель.
Эта цель просматривается во всех реалиях нашей жизни, во всех направлениях человеческой жизни. Что стоит за научно–техническим развитием? Разве не стремление сделать свою жизнь более удобной, более комфортной, более легкой и (дальше интересно) говорят, следовательно более счастливой. Ну насчет следовательно – это отдельный вопрос, но цель совершенно очевидна: с самого начала, более того, если мы обратимся даже к первым строкам Библии, если обратимся к тому, что Библия называет первым грехопадением, то и здесь‑то мы опять увидим ту же самую идею: как бы наилегчайшим способом достичь полноты совершенства, полноты блага. Там выражено так: как боги. Посмотрите, каким образом: сорвали плод – даже на это идет человек лишь бы достичь этой полноты блага.
Итак: эта основная идея – идея устремленности человека к благу, к счастью – является изначально присущей человечеству, как бы мы даже не относились к библейскому сказанию. Допустим для неверующего это просто миф, ну пожалуйста, но какой интересный миф! Он же затрагивает самое существо человеческой психологии.
Дальнейшее развитие истории, и особенно развитие науки и техники, которое мы в потрясающих масштабах наблюдаем в настоящее время, показало что в этом развитии чего‑то не хватает самого существенного. Вместо ожидаемого блага, счастья, обеспечивания полноты материальной жизни и внутреннего удовлетворения мы в двадцатом веке приходим к совершенно другим вещам. Это же парадокс! Когда раньше: сколько же человеку нужно было идти, чтобы достичь какого‑то места, находящегося на тысячах километров – сейчас это буквально часы. Техника потрясает современного человека. Чудеса! А результаты какие? Раньше люди столько имели времени, что диву даешься! Почитайте «Обломова», когда они неделями ходят вокруг письма и ждут – когда бы они его прочли. Сколько времени имели люди! Мы сейчас, при всей нашей скоростной технике, совершенно не имеем времени.
