"Вся эта процедура, - говорит Брайс, - есть ничто иное, как пародия на народные выборы. В ней только для виду соблюдается правило, что все должно зависеть от голосования избирателей, а на самом деле избрания делаются всецело политиканами".
Но как же народ терпит их узурпацию, надувательства и хищничество? Потому что он бессилен перед ними. Дело в том, что партии действуют организованно, по превосходно (в боевом смысле) выработанной системе со строжайшей дисциплиной, с огромными затратами денег на рекламу, газеты, подкуп избирателей и т. д. А граждане - изолированы или представляют небольшие кружки, и сверх того никому из них не хочется бросать свои дела, чтобы заниматься политикой с той же энергией. В обычное время граждане рассуждают, что им выгоднее терпеть плохой, дорогой и взяточнический управительный персонал, чем бросать свои дела. Народ вступает в энергичную борьбу с политиканами лишь в крайних случаях, когда те становятся уже слишком невыносимы, да и это - борьба очень не легкая...
Но, конечно, такие периодические восстания покоренного народа против своих узурпаторов все-таки служат острасткой для политиканов, которые тогда на время умеряют свои аппетиты и смягчают наглость, пока народ не успокоится.
Вот какова действительность демократического самоуправления.
Брайс - поклонник демократии - утешает себя надеждой, что с большим развитием граждан зло политиканства уменьшится. Но этого совершенно нельзя ожидать. Именно более развитые и образованные американцы с наибольшим отвращением отстраняются от политики. Да сверх того, как бы ни развивался народ, политиканы тоже не остаются без прогресса, и всегда сумеют приспособиться к новым условиям, чтобы удержать свое господство над народом.
Задача настоящей книги не состоит в исследовании демократии, и я поэтому ограничусь простым заявлением моего убеждения, что американская демократия непременно кончит переходом в империю, которая одна в состоянии будет обуздать политиканство, теперь все более переходящее на службу крупному капиталу в ущерб всему рабочему населению.
Сама же по себе демократия не может никогда справиться с политиканами вследствие своей малой способности к сочетанию управительных властей, тогда как единственное средство избежать узурпации их - это сочетание в них разнородных принципов, которые в этом случае служат взаимной поправкой и сдержкой.
Но система сочетания властей лежит в способностях только монархии, конечно, если она понимает сама себя и разумные основы свойственной ей политики.
Бюрократия и политиканы
Итак, мы видим, что совершенно неосновательно представлять себе "самоуправление" народной воли в каком-то идиллическом свете. Узурпация служебных властей вечно угрожает всякой Верховной власти в демократии или монархии, если против этого не принимается сознательных и разумных мер.
В этом отношении средства монархии богаче, нежели у демократии, Но если мер против узурпации управительных властей не принимается, то в некоторых отношениях бюрократия еще вреднее чем политиканство. Бюрократия имеет преимущества перед политиканами в смысле внешнего приличия своего персонала, всегда старающегося усваивать обычаи высшего общества, а также и в смысле выработки чисто специальной техники своей должности. Но зато бюрократия может пасть до более низкой степени в отношении способностей и энергии действия, чем политиканы. Причина этого заключается в беспрерывной партийной борьбе, которую должны выдерживать политиканы за обладание властью, вследствие чего у них слабые неизбежно погибают и не годятся к этой профессии.
Бюрократия же, успевшая окружить своей стеной верховную власть и фактически подчинить ее, способна сама крайне понижаться в смысле способностей.
Это обстоятельство очень важно. Государство, захваченное хотя бы и мошенниками, но очень способными и энергичными, может все-таки существовать, так как его владетели из собственных выгод стараются не довести его до падения. Но бюрократия, по мере увеличения своего всевластия сама понижается. Причины этого состоят в том, что главное требование от чиновника состоит в дисциплине, исполнении приказаний и знании формы. Все это совместимо с очень ограниченными умственными способностями, и даже лучше достигается у человека мало энергичного и не самостоятельного по природе. Что касается повышения, чинов, увеличения жалованья, вообще обеспечения, все это достигается механически, простым "безупречным" прохождением службы.
Итак, эти средние, маленькие люди могут жить, служить и выслуживаться, если не очень высоко, то достаточно для честолюбия маленького человека и для обеспечения его старости и участи семьи.
У политиканов энергия необходимо нужна, и, сверх того, человека очень способного и энергичного, невозможно удерживать в тени... Он - пробьется сам. Поэтому политиканам выгоднее принимать такого человека, и давать ему ход, делая из него полезное орудие партии. Сверх того, в политиканстве есть еще одна особенность. Будучи вообще лишены нравственности, партийные деятели имеют потребность держать в партии на показ народу несколько честных людей. Когда мошенничество начинает слишком возмущать народ, и он подымается на искоренение зла, партия спасается, выдвигая на время вперед своих честных людей.
Таким образом, политиканство хранит в управительном аппарате государства способности и энергию и даже некоторое количество честности, хотя обычно и неприменяемой к делу.
Положение бюрократии иное. Та борьба за существование, которая характеризует ее высшие сферы (дошедшие до состояния чиновной олигархи), основана не на победе сильнейшего, а на системе монополии власти, на системе недопущения до власти людей способных, которые могли бы низвергнуть монополиста, уже захватившего место. Еще более эти монополисты опасаются допустить людей честных, которые не пойдут на компромиссы, на запродажу себя. Эта разница в способах действия бюрократии и политиканов зависит от того, что единоличную Верховную власть можно сделать совершенно недоступной для народа, и для осведомления о совершающихся злоупотреблениях. Народную же массу (в демократии) политиканы могут захватить в свои руки, но не могут вполне пресечь доступа к народу. Кричать перед народом при демократии всегда возможно, тогда как голос протеста легко может быть совершенно не допущен до царя. И вот почему система монополии власти становится возможна при монархии.
Но государственные последствия этого получаются самые опасные.
Действительно, способные и убежденные люди, ревниво оттираемые монополистами управления, систематически задерживаются на низших должностях или же совсем отстраняются, вследствие чего состав правящих сфер постепенно все более понижается. Способные люди, обиженные и протестующие, начинают переходить в разные отрасли частной службы, и мало-помалу общество становится способнее правящих сфер. Это проявляется с особенной опасностью при всяком революционном движении, когда против своих врагов, убежденных, энергичных и способных изыскивать средства борьбы, правительство уже не находит ни энергичных, ни умных деятелей.
То же самое явление происходит и в случае международных столкновений.
Бюрократия, ослабевшая в смысле способностей и энергии, при всяком столкновении с другими державами оказывается ниже международных соперников. Они постоянно находят средства обмануть и запугать ее, если даже не закупить. Дух бюрократии становится еще фатальнее, когда проникает в военные сферы, а он при общем господстве неизбежно и туда должен проникнуть.
Он сказывается здесь в чрезмерном развитии иерархической дисциплины и регламентации всей жизни войск. Лучшие полководцы всегда заботились о развитии личной инициативы в войсках. Требуя дисциплины, они не менее требовали смышлености и инициативы, умения самостоятельно сообразить, что и как нужно делать. Это широкое развитие инициативы характеризовало, например, армию Петра Великого, Суворов только потому и мог явиться на свет, что в его время даже полковой командир мог самостоятельно составлять устав для своего полка. В нашей армии долго хранился этот дух инициативы, выручавший нас в самые трудные времена, и императрица Екатерина даже выдвинула принцип "Победителя не судят" *.
* При императоре Николае Павловиче Вельяминов на полученный Высочайший указ о направлении военных действий ответил, что государь может его казнить, но приказания его исполнить не находит полезным, а должен поступить наоборот. Последствия оправдали самовольный поступок Вельяминова, а государь горячо благодарил его за честную службу Его интересам.
Но когда бюрократизм проникает в армию, самостоятельная работа офицера исчезает. Все ему предписано свыше, всюду единообразно. Малейшие пустяки - время обеда солдат, прогулка, сон, ученье - все расписано. Офицер превращается в простой винтик машины. Он ничего не может сделать сам. Полковой командир точно так же ничего не смеет сделать, не спросив дивизионного и т. д. Войсковая канцелярщина развивается едва ли не сильнее гражданской. В этой канцелярской всепредписанности, в привычке обо всем спроситься и ничего не сметь сделать по своему соображению, воспитывается офицер. Не способные выдержать столь механическое существование или уходят, или затираются на низших местах. Наверх выходят только люди, успешно пошедшие горнило обезличенности, и вот когда наступает война, все это сказывается самым роковым образом. Все ждут приказаний, никто ничего не позволяет себе рассудить, да и не умеет, а начальство далеко и пока успеет отдать приказание, неприятель разбивает войско.
