Но когда бюрократизм проникает в армию, самостоятельная работа офицера исчезает. Все ему предписано свыше, всюду единообразно. Малейшие пустяки - время обеда солдат, прогулка, сон, ученье - все расписано. Офицер превращается в простой винтик машины. Он ничего не может сделать сам. Полковой командир точно так же ничего не смеет сделать, не спросив дивизионного и т. д. Войсковая канцелярщина развивается едва ли не сильнее гражданской. В этой канцелярской всепредписанности, в привычке обо всем спроситься и ничего не сметь сделать по своему соображению, воспитывается офицер. Не способные выдержать столь механическое существование или уходят, или затираются на низших местах. Наверх выходят только люди, успешно пошедшие горнило обезличенности, и вот когда наступает война, все это сказывается самым роковым образом. Все ждут приказаний, никто ничего не позволяет себе рассудить, да и не умеет, а начальство далеко и пока успеет отдать приказание, неприятель разбивает войско.
Таким образом, в критическую минуту внешнего или внутреннего испытания бюрократизированное государство обречено почти фатально на крушение. В этом отношении даже политиканы менее вредны, чем бюрократическая олигархия, так как в среде политиканов всегда найдутся умные и энергичные люди, которые сумеют спасти Отечество, по крайней мере в том случае, если не находят выгодным продать его врагам.
Необходимость сочетанной системы управления в монархии. Принципы общественного управления
Более чем где-либо, в самодержавной монархии необходима система сочетания бюрократии и общественного управления. Монарх вовсе не какой-то "первый из бюрократов", но власть верховная, единственный представитель нации. Его Верховная власть охватывает все силы и все власти, какие порождаются социальной жизнью нации. Они все для него одинаково близки, допустимы и одинаково находятся под его верховенством.
Когда демократия назначает управление из аристократии, или выбирает диктатора, - народное самодержавие от этого не исчезает. Так и монарх мог бы хотя все государство поручить общественному управлению и от этого не перестанет быть Верховной властью.
Если здравая политика не может рекомендовать монархии построения государственного управления на почве общественного управления, то не из опасения за верховность монархической власти, а потому что это была бы очень плохая система управления.
Общественное управление не во всем хорошо, а во многом даже совершенно неприменимо. Поэтому бюрократия является даже в самых крайних демократиях. Она развивается, например, и в земстве. Даже в рабочих союзах бюрократический элемент развивается неизбежно и с пользой для дела. Итак, монархия не может не создавать, между прочим, системы бюрократического управления. Но нет ни малейших оснований не допускать рядом и общественного управления, а напротив, есть все основания непременно вводить его и сочетать с бюрократическим.
Хорошая постановка управительной системы требует привлечения общественных сил в государственное управление повсюду, где это полезно. Польза же от участия общественных элементов в государственном управлении может проявляться в трех направлениях: 1) в управлении, допускающем прямое действие народных сил (демократических или аристократических), 2) в области законодательной деятельности государства, 3) в области контроля за управлением. Общественные силы во всех этих случаях могут оказывать монархической Верховной власти драгоценнейшую помощь, ничуть не меньшую, чем учреждения бюрократические.
Сверх того, сочетание сил бюрократии и общественного управления в высшей степени полезно для правильности действий обеих этих сил, понятно при том условии, чтобы сама Верховная власть не превращалась в орудие ни той, ни другой, но сохраняла свое природное положение верховенства беспристрастного и справедливого.
Разнородность принципов бюрократии и общественного управления не только не составляет помехи их сочетанию, а наоборот, есть причина полезности сочетания. Некоторое соперничество между ними создает взаимный их контроль, взаимную поправку и обличение всякой ошибки и злоупотребления. Сверх того, бюрократия, находясь в связи с общественными силами, не допускается их влиянием до того извращения гражданского чувства, когда "чиновник" перестает даже сознавать себя членом нации, сыном своего Отечества. В свою очередь деловитость чиновника дает полезный образчик для властей общественных.
Присутствие общественных элементов в управлении государством в местных делах и около Верховной власти (в задачах законодательства и контроля) усиливает средства самой Верховной власти сохранять свой нормальный верховный характер. Окрепший вследствие этого контроль Верховной власти вместе с присутствием общественных элементов в государственном управлении не дозволяет и правительству превратиться во вненациональную систему "ведомств". Это поддерживает во всей системе бюрократии национальный дух, мешает "чиновнику" забывать, что он служит царю и Отечеству, а не своему министру и не начальнику департамента. Таким образом, и сама бюрократия благодаря сочетанию систем управления сохраняет гражданский дух, помнит долг перед царем и Отечеством, а не одни приказания "начальства".
Участие общественных элементов в государственном управлении дает, наконец. Верховной власти широкое осведомление о состоянии духа нации и расширяет выбор лиц для достойного привлечения к государственной службе на бюрократическом поприще.
В общей сложности система сочетания бюрократического и общественного управления, всегда бывшая во всех процветающих монархиях, не только прямо вытекает из смысла государства и монархического принципа, но составляет для Верховной власти единственное средство создать действительно хорошее управление страной.
Введение общественных сил в государственное управление имеет две главные формы: 1) создание учреждений на почве общественного и сословно-классового управления, и 2) привлечение общественных представителей в общий круг государственного управления.
Общественное и сословное управление всегда было в России и сохранялось до сих пор. Недостатки его уже характеризовались выше, но задача настоящих строк не в критике существующего, и не в выработке схемы более удовлетворительных учреждений, а в установке самых принципов, на которых разумно устанавливается общественно управление в связи с бюрократическими учреждениями.
Местное общественное управление полезно во всем, где возможно прямое управление народа, или передоверие его полномочий в самой первой инстанции. Народные выборные люди должны быть по крайней мере хорошо известны населению и вполне доступны его контролю. Поэтому местное общественное управление, как и сословно-классовое, удачно применяется только на территориях небольшого размера, или в пределах непосредственного сплочения социальных групп. Во всем же, где народу приходится создавать сложную систему представительства, с несколькими инстанциями передаточных выборных властей, общественное управление уже не существует, а составляет лишь фикцию, прикрывающую господство профессионального политиканского слоя.
Итак, первое правило построения общественного управления составляет поручение общественному управлению лишь того размера дел, который ему, по существу, доступен.
За этими пределами, там, где общественному управлению для своего функционирования неизбежно было бы создавать сложные инстанции передаточных властей, для общественного управления нет разумного места, и эти инстанции управления должно созидать из бюрократических учреждений, усиленных, если нужно, совещательным голосом народа.
Второе правило общественного управления требует сословности избрания его доверенных людей.
Необходимо, чтобы каждая социальная группа посылала в общее управление только своих членов. Если мы допустим выбор представителей на общегражданских началах, т. е. допустим, чтобы социальные слои поручали свои дела лицам, стоящим вне данного слоя, то все местное управление неизбежно быстро узурпируется политиканами, и не будет уже иметь никаких достоинств общественного управления.
Конечно, в политике нет абсолютного применения каких бы то ни было принципов. Их обходят практические условия жизни. Так, например, невозможно помешать какому-либо интеллигентному разночинцу приписаться к крестьянскому обществу, чтобы явиться затем представителем крестьян. Но уже и такая полуфиктивная приписка невольно сближает этого человека до известной степени именно с данным сословием. Точно так же должно сказать, что бывают исключительные минуты опасности или общего высокого подъема, когда все решает только дух, и все формы теряют значение. Но в обычное время, как общее правило, можно поставить несомненным принципом, что только кровный член данной социальной группы, связанный с ней бытом, духом и интересами, способен явиться ее представителем и что лишь при таком непосредственном участии в управлении в лице своих членов национальные социальные сипы предохраняются в мере возможного от порабощения профессиональным политиканством.
