— Когда, — продолжал Богочеловек, — Сын Человеческий приидет во славе Своей, в сопровождении св. ангелов, тогда Он сядет на престоле славы Своей, и соберутся перед Ним все народы, и Он весь род человеческий разделит на две части, как пастырь отделяет овец от козлищ. Первые (добрые, кроткие, смиренные сердцем) будут поставлены на правой, а последние (злые и развращенные) на левой стороне. Стоящим по правую руку скажет Он: «Приидите, вы, благословенные Отцом Моим, наследуйте Царство, уготованное вам от сотворения мира! Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником и вы приняли Меня в дом; был наг, и вы одели Меня; болен был, и вы посетили Меня, в темнице, — и вы пришли ко Мне». Праведные удивятся этому и скажут: «Господи, когда было все это? Когда мы видели Тебя алчущим и напитали? или жаждущим и напоили? Когда также мы видели Тебя странником и приняли? или нагим и одели? Никто из нас не помнит этого. Когда также видели мы Тебя больным или в темнице и посещали Тебя?» — «Истинно говорю вам, — скажет Царь, — все это вы сделали Мне, потому что все доброе, что вы делали для кого-либо из братьев Моих меньших, Мне Самому сделали».
После того Царь обратится и к тем, которые будут стоять на левой стороне: «Подите, — скажет Он им, — от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его! Потому что вы не дали Мне есть, когда алкал Я; вы не напоили Меня, когда жаждал Я; не приняли в дом, когда был странником; видели Меня нагого и не одели; слышали, что Я болен и в темнице, и не посетили Меня». И грешники также, подобно праведным, удивятся и спросят Господа, когда они видели Его алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице и не послужили Ему? Но Господь скажет им: «Вы, действительно, не сделали этого: потому что если вы не сделали ничего подобного братьям Моим меньшим, то это все равно, что вы не сделали Мне Самому».
— И пойдут, — заключил Господь, — праведные в жизнь вечную, а грешные в вечное мучение».
Окончив беседу, Богочеловек вдруг обратил речь к предмету, вовсе неожиданному для учеников. «Вы знаете, — сказал Он, что через два дня Пасха, ведайте же и то, что Сын Человеческий в это время предан будет на распятие». Такое решительное и определенное указание на род и день смерти Своей заключало в себе нечто крайне печальное, ужасное, чего не было во всех прежних предсказаниях Господа о Своей смерти. Но воображение учеников, наполненное множеством разных предметов, ими виденных и слышанных в продолжение целого дня, ослабло до того, что они не в состоянии уже были слишком трогаться самыми важными вещами: страшное предсказание Учителя о Своей смерти не произвело на них, сколько можно судить по обстоятельствам, особенного впечатления и не возбудило никаких вопросов, затерявшись, так сказать, в общем неопределенном ожидании печальных происшествий, которыми умы их давно были преисполнены. Лучи заходящего солнца, догорая на золотой вершине храма, напоминали о покое ночном. Все склоняло к отдохновению. Учитель и ученики еще раз взглянули на храм и город и пошли далее — в Вифанию.
Глава X: Взгляд на (образ) исполнения пророчеств о судьбе Иерусалима, с примечаниями касательно (образа) изъяснения пророчеств о последних днях мира
Остановимся мыслью на том месте, где Богочеловек беседовал с учениками о будущем; вообразим, что перед нами проходят над Иерусалимом столетия и века, и посмотрим, как исполняются пророчества.
Боже мой, какое страшное и поучительное зрелище! Какое чрезвычайное согласие событий с предсказаниями! Какая непредвидимая случайность и вместе точность в исполнении! Страшные землетрясения, разрушившие целые города в Вифании и Кампании; ужасный голод в Риме (в 43 и 54 гг.), Греции (в 50 г.) и Палестине; свирепая язва в Вавилонии (в 40 г.) и Италии; кровопролитные междоусобия в Иудее и сопредельных с ней областях, потом в целой империи после смерти Нерона; словом, все те бедствия, о каких говорил Иисус Христос, кажется, предвозвещают* всему миру нечто необыкновенное, заставляют ожидать исполнения одного из великих судов Божьих. Но вот тучи бедствий, носившиеся дотоле по разным местам, вдруг устремляются в Палестину, сосредоточиваются над Иерусалимом — по-видимому, за возмущение против кесарей, а на самом деле, за противление иудеев Богу отцов своих, за отвержение Мессии. Напрасно небо дает знамение для вразумления легкомысленных**; напрасно происходят чудеса во храме***; напрасно предостерегают пророки****, советуют цари***** и мудрецы, умоляют первосвященники; народ иудейский ослепил очи свои, чтоб не видеть, окаменил сердце, чтоб не разуметь откровений небесных, возвещающих о наступлении страшного суда Божьего. Начинается скорбь, которой, по точным словам очевидца Флавия, не было подобной и не будет. Десятки тысяч иудеев, подобно бессловесным, закалаются еще прежде войны; города иудейские, один за другим, падают в развалинах; земля, кипевшая некогда медом и млеком, становится пустыней. Один Иерусалим еще стоит. Но, Боже мой, какой Иерусалим! Извне окруженный легионами римлян, развевающиеся знамена которых с идолопоклонническим изображением полубогов римских, кажется, приветствуют его погибель; внутри наполненный разбойническими толпами зилотов, идумеев, сикариев, которые, величая себя защитниками святилища, оскверняют его преступлениями, неслыханными в домах разврата, безжалостно предают смерти лучших граждан, режут друг друга, издеваются над пророками Мессии, над Самим Иеговой!.. Виденная Даниилом мерзость запустения могла ли быть больше этой мерзости?.. Тысячи непогребенных мертвецов покрывают торжище, улицы, самый храм… Употребляются в пищу, продаются на вес золота вещи, которые благопристойность именовать запрещает… Мать закалывает собственного младенца для снеди!.. Сам римский полководец приходит в ужас от бедствий, постигших осажденных, и клянется богами, что он невиновен в них, предлагав столько раз мир. Наконец, Иерусалим падает; один из воинов римских, вопреки строгому повелению военачальника, движимый, по выражению историка иудейского, некоей невидимой силой, зажигает храм… Тщетно победитель прилагает все, чтоб спасти это украшение Востока, предназначенное в его уме быть памятником его победы: огнь, возжженный небом, не угасает!.. На месте беспримерного по величине, богатству и крепости здания остаются груды камней и кучи пепла. От всего Иерусалима остаются только три башни, в память прежнего величия. Сто тысяч иудеев, переживших отечество, ведутся в плен и продаются, как презренные рабы, на торжищах Азии, Европы и Африки. Удивленный гибельными следствиями победы, победитель-язычник, воздев к небу руки, смиренно признает себя орудием гнева небесного и отказывается от титула: «иудейский».
Так пришла кровь праведников на род богоотступный! Пришла в то время, когда многие из иудеев, современных Иисусу Христу, еще не успели приложиться к отцам своим; пришла так, что не только иудеи, самые язычники увидели и исповедали карающий перст Божий!
Кто мог естественным образом предвидеть и предсказать все это так, как предвидено и предсказано Иисусом Христом? Никакая прозорливость, никакая мудрость человеческая не могла решительно сказать, что иудеи меньше, чем за полвека, дойдут до такого незнания своей народной слабости, что восстанут открытой войной против римлян, владевших целым светом, одно имя которых покоряло и держало в повиновении народы, гораздо более сильные, чем иудейский! Стоит только прочитать речи первосвященника Анны и царя Агриппы к иудеям, чтобы видеть, каким безумием представлялось восстание иудеев против римлян для всякого, кто только имел разум и правильное представление об обстоятельствах времени. Кто же, повторяю, мог решительно предсказать, что целый народ отважится на это совершенно безумное, безнадежное и гибельное предприятие? Справедливо, что в Иудее издавна находилось много умов, распаленных мечтами о народной независимости и страстью к междоусобиям: таковы были последователи Иуды Галилеянина, зилоты, сикарии и другие; но никто не мог вообразить, чтобы эти малочисленные, беспорядочные толпы взяли верх над умеренной и спокойной частью иудеев, захватили в свои руки верховную власть, сделались распорядителями войны и мира, жизни и имущества сограждан. Для того, чтобы началась война с римлянами, надлежало в Риме царствовать Клавдию и Нерону, способным посылать таких прокураторов, как Куман, Фест, Альбин и Флор; надлежало, чтоб эти изверги, и особенно Флор, своим неправосудием, грабительством, жестокостью, безрассудством совершенно вывели из терпения иудеев, заставили самых умеренных и благоразумных отважиться на все, только бы не страдать бесконечно. Не будь одного Флора, может быть, и не было бы войны — так думал сам Флавий. Сколько и других причин могли остановить эту войну в самом начале, прервать в продолжении, не допустить до тех ужасных последствий, которыми она закончилась! Касаясь этих причин, иудейский историк не раз изумляется их недействительности и объясняет ее предопределением небес. Кто же мог знать это предопределение более чем за полвека и изречь его вслух так решительно и подробно, как это сделал Иисус Христос? Обозначены не только время события, образ бедствий, предшествующие и последующие обстоятельства, но даже частные черты, например, что Иерусалим будет окружен со всех сторон окопом, что весьма редко бывает во время осад больших городов. Нет, что бы ни говорили противники священного писания о неясности некоторых пророчеств, здесь должны положить перст на уста. Флавий, свидетель и участник событий, записывая историю войны иудейской, не имел, конечно, намерения искажать истину в пользу христианской религии; и однако же многие страницы его истории, кажется, написаны именно для того, чтобы свидетельствовать перед потомством, как верно исполнилось в народе иудейском предсказание Иисуса Христа.
