Вероятнее всего, Нил Сорский никогда не ставил своей целью отобрание земель у русских монастырей на церковном соборе, не составлял для этого никаких «партий нестяжателей». Не политическая, а духовная сторона вопроса о монастырских селах и стяжаниях интересовала его более всего. Он напоминал своим современникам о духовных видениях и безмолвии древних отцов, чтобы было понятно, чего лишаются иноки, приобретающие «стяжания и имения»: «дерзнухъ рещи отчасти сиа святая писаниа духоносныхъ глаголъ, да познаемъ понѣ вмалѣ, коимъ окааньствомъ обиати есмы, и коему безумию издаемъ себе, тщашеся къ приобрщению и предспѣянию мира сего, и приобрѣтающе вещи тлѣнньт, и сихъ ради въ молвы и въ брани входяще, и творяще тщету душамъ нашимъ»[403].
В своем творении «О мысленном делании» Нил Сорский неоднократно повторяет, что нестяжание — это необходимое условие для духовной жизни, умного делания и молитвы монаха. И чем выше поднимается он в своей духовной жизни, тем меньше попечений о земном должен иметь.
Десятая глава сочинения Нила Сорского так и называется «О отсечении и безпопечении истеннёмъ, еже есть умртвие от всѣхъ». Мысленное делание требует, по убеждению преподобного, «умртвия отъ веѣхъ» и «упражнениа и вниманиа о единомъ дёле Божии»[404].
«Как мал влас смущает око», так «и мало попечение без вести творит безмолвие». Многие же попечения и «имения» сверх потребы привязывают душу к миру, делают невозможной борьбу с помыслами, становятся поводом к раздорам и спорам, «бранем и которам», развивают страсти сребролюбия, гордости, тщеславия.
Если попечения разрушают «безмолвие», то «лихоимания» (т. е. присвоение чужого труда) является смертным ядом для иноков. «Брани же и тяжа и которы телесныхъ ради лихоимствъ, яко яда смертнаго, отбѣгаемъ» — предупреждал монашествующих преподобный. Нил Сорский [405].
О нестяжании он пишет во многих главах и словах своего сочинения: «О борении…» с помыслами, «О сребролюбии», «О помысле гордостном», «О памяти смертней и страшнем суде», «О отсечении и безмолвии истиннем», «О еже не времени и подобными мерами сиа делания подобает творити».
К вопросу нестяжания Нил Сорский подходил очень внимательно, тщательно исследуя его различные аспекты. В сборнике Нила Сорского (ГИМ. Епарх. № 349/509), куда он выписывал святоотеческие поучения, можно найти много наставлений от старчества, касающихся нестяжания монахов. Поучения из древних патериков дополняют житийные рассуждения о монашеском нестяжании.
Из «душеполезных бесед преподобного отца нашего Зосимы» Нил Сорский выписал «слово об имениях», в котором старец Зосима говорит, что стяжание есть неупование на Божественный промысел, ибо Господь «не немощенъ есть подати намъ и многая» и «моглъ бы и нас обогатити». Но поскольку монаху достаточно «малых потреб», «сего ради не вверяет многая, милуя нас, да неконечнѣ погибнем» (ГИМ. Епарх. № 349/509. Л. 112 об.).
Большинство поучений сборника посвящено личному нестяжанию монахов, главным принципом которого является бесстрастное отношение к «личному имению». Примеры из жизни Нитрийских подвижников, приведенные в сборнике Нила Сорского, показывают, что старцы всегда оставались бесстрастны, если у них похищали из келий ризы, сосуды и другие личные вещи. «Не еже имѣти пакостно есть, — сказано в поучениях, — но еже съ пристрастием имѣти». Бесстрастный же, «аще и всего мира имение имать, сице пребываеть, яко ничтоже имѣя» (ГИМ. Епарх. № 349/509. Л. 129 — 129 об.).
Пристрастие к вещам, даже к малым, делает душу несвободной. Поучая своих учеников, святой Антоний Великий брал «или гвоздець, или коньчець какий, или ино нѣкое от малых вещей и глаголаше: кто за се сварится или прекословит, или злопомнение держить, или скорбить, точию иже есть въистинну погубилъ умъ свой» (ГИМ. Епарх. № 349/509. Л. 131 об.). Бесстрастное, т. е. нестяжательное отношение к вещам, согласно святоотеческим поучениям, является необходимым условием победы в духовной борьбе, которую непрестанно ведет монах: «яко сматряют сиа бёсове, да аще видять кого, безстрастнѣ имуща коюждо вещь, еже не смущатися, ни скорбута о ней, познавають, яко сицевый по земли точию ходить, не имать же земное мудрование в собѣ» (ГИМ. Епарх. № 349/509. Л. 132 — 132 об.).
Таким образом, проблема нестяжания была исследована Нилом Сорским всесторонне, в его сочинениях обоснованы принципы как личного нестяжания, так и монастырского, причем последнему уделено наибольшее внимание. Заповедь монастырского нестяжания стала основой жизни Нило–Сорского скита. Меру и основные принципы нестяжания преподобный Нил точно и конкретно оговорил, согласуясь с поучениями святых отцов и древних житий, отобранных им.
Преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий избрали разные формы монастырской жизни: старец Нил — скит, Волоцкий игумен — общежитие. В соответствии с этим они выбрали и разные системы имущественного устройства монастырей. В этом не было противоречия между ними, т. к. обе системы восходят к начальной истории православного монашества, что отражено в житиях древних святых. Но один вопрос они все–таки решали по–разному: вопрос о селах. Неприятие вотчиновладения осталось личным убеждением Нила Сорского.
Система нестяжания, предложенная Нилом Сорским, не распространилась на русские монастыри. Тем не менее Нилов скит три столетия прожил по этой системе. Именно через историю этого скита можно лучше понять характер и своеобразие той части учения Нила Сорского, которая посвящена имущественным отношениям иноков.
Глава 4. Нило–Сорский скит как уникальное явление монастырской культуры Руси XV–XVII вв.
Основные принципы скитского жития по древним источникам
Около 1485 г., возвратившись из паломничества на Святую Гору Афон, старец Нил вместе со своим учеником Иннокентием поселился в лесу на реке Соре, за «пятнадесят поприщ» от Кирилло–Белозерского монастыря. На Соре он бывал и раньше, когда еще, будучи монахом Кириллова монастыря, разбирал межевые дела с соседним Ферапонтовым монастырем[406]. Очевидно, место тогда понравилось старцу Нилу своей уединенностью и пустынностью. Болота, «мхи великие и непроходимые» делали его труднодоступным для мирских людей. Преподобный Нил выбрал Сору как место, удобное для жизни по скитскому обычаю, общий принцип которого он так сформулировал в своих главах «О мысленном делании»: «еже с единем или множае с двема братома житие»[407].
Традиция скитского жительства восходит к первым векам монашества. Основатель египетского монашества Антоний Великий (356) после 20 лет затвора, как сообщает его житие, жил в окружении своих учеников (РГБ. Вол. № 630. Л. 100). Хотя это не был скит со своим определенным уставом и правилами жизни, но соблюдался основной принцип скитского жития: иноки всегда могли пользоваться наставлениями своего старца и спасались рядом с ним.
Именно о таком устройстве монастыря Антония Великого сообщает и «Скитский патерик» (в тексте все цитаты из «Скитского патерика» приводятся по списку рукописи XVI в. из библиотеки Нило–Сорского скита): «Повода ми Кроние, презвитеръ Нитрийскыя, яко и некогда унынию нападшу ми. Ползы ради приидохъ къ аввѣ Антонию, и дошедшу ми въ монастирь долний, идеже ученици его сѣдяху, и ждах его видѣти. Когда убо десятый день схождааше, когда же пятый, яко же хотяше ему Богъ открыта по потреби съшедшихся» (РНБ. Кир. — Бел. № 20/1259. Л. 2 — 2 об.).
Первые египетские монастыри скитского типа основали ученики Антония Великого: святой Аммон и Макарий Великий.
Святой Аммон (между 345 и 350) положил начало подвижнической жизни в Нитрийской пустыни (сорок миль от Александрии), о чем сообщает в своей «Истории монахов» пресвитер Руфин, живший в Египте в 70–х годах IV в. Пятьдесят монастырей, находившихся на Нитрийской горе, подчинялись одинаковым правилам и одному игумену. За Нитрийской горой находилась местность, которую называли «Келлиями» из–за множества рассеянных по пустыне келий. Согласно описанию пресвитера Руфина монашеская жизнь в пустыне «Келлий» была организована как в монастыре скитского типа. «Сюда удаляются только те, кто достаточно приготовился к более уединенной жизни в Нитрии. Пустыня весьма обширна, и келлии находятся одна от другой на столь большом расстоянии, что обитатели их не могут ни видеть, ни слышать друг друга. Отшельники живут по одному в келлии и в глубоком безмолвии, в ненарушаемой тишине. Только по субботам и дням Воскресным они сходятся все вместе во храм и только тогда видят друг друга»[408].
В описании Руфина названы основные принципы организации жизни монастыря скитского типа: уединение каждого инока (монашеские кельи находятся на достаточном расстоянии друг от друга), общее богослужение раз в неделю, малая соборность (в скиту живут несколько иноков), возможность получить духовное наставление: «тот, кто одарен особым даром назидания» может зайти «к кому–либо со сладостным словом утешения»[409].
