Что сказал я о посте, то же должно сказать о покаянии и исповеди: и с ними не должно разлучаться по окончании поста. Если бы мы грешили и падали в одно известное время, то можно бы на известное время отлагать и покаяние: но мы грешим в разные времена; а когда грешим, тогда же должны и каяться и исповедываться. Ждем ли мы известного времени, когда рана сделается опасною? Напротив, как скоро получим ее, тотчас стараемся уврачевать. Также должны поступать и с ранами душевными, с грехами. Для сего самого и отверзта всегда духовная врачебница, дабы всегда можно было к ней приходить для исцеления. Если телесная рана не может без опасности быть оставленною без внимания надолго, то тем паче душевная. Нам кажется ничего носить долго грех в душе; но это жалкий обман! Грех яд ужасный, если не остановить действия его скорым раскаянием, то он проникает всю душу и портит ее надолго. Оттого-то мы и становимся жалкими рабами страстей, что не подавляем их в самом начале. После и каемся и видим свое рабство, но часто бываем уже не в силах разорвать узы.
Что касается причащения Святых Тайн, то я и не знаю, как истинный христианин может лишать себя сей Божественной пищи целый год. Одно это лишение показывает уже, что не знают цены Телу и Крови Господа; а такое незнание равно незнанию своего спасения. Не так поступали древние христиане: они причащались всякий раз, когда были при совершении литургии, памятником чего служит воззвание, повторяемое и ныне при каждой литургии: "со страхом Божиим и верой приступите!" Это воззвание показывает, что всем бывающим при Литургии надлежит приступать и к причащению. Сознание нечистоты и недостоинства, и желание лучше приготовить себя к сему великому таинству, ввели в обычай причащаться не всегда, а в известные дни и времена. Но обычай сей никак не должен служить возглавием нашей лености. Что, если бы сказано было, что в таком-то месте ежедневно будут раздавать манну? Я думаю, ежедневно являлось бы множество людей для получения; и если бы потребовалось для того какое-либо приготовление, то многие каждый день готовились бы к тому. А Церковь ежедневно предлагает Тело и Кровь Господа, и никто не является для принятия их! Хороший ли это признак? Здравие ли это души, что она отвращается от духовной пищи? Пусть некоторые не успевают приготовиться; но если никто не является для принятия хлеба небесного, то значит все недостойны; а если все недостойны, то что сказать о нашем христианстве? Что сказал бы царь о царедворце, который, будучи каждый день приглашаем к его столу, являлся бы за него только один раз в год?
Таким образом, братие, расставаясь со Святой Четыредесятницей, не должно расставаться с теми средствами спасения, из коих состоит она. Церковь сосредоточивает их все вместе и в одно время, по причине нашей слабости и развлечения в другие времена: велит раз в году употреблять их под особенным своим надзором, дабы и самые неопытные в употреблении употребляли их как должно, а не для того, чтобы сделать их неупотребительными в остальное время года. Если, впрочем, и в другое время непременно нужен для тебя зов и надзор Церкви, то и в сем нет недостатка. У Церкви не один пост, а четыре. Каждый из них будет велик, если не умалишь его своим невоздержанием; за каждым последует самый светлый день Воскресения, если ты через покаяние воскреснешь от грехов.
Таковы советы, братие, кои я почел за долг преподать вам ныне при конце святой Четыредесятницы. Не забывайте, возлюбленные, что вся жизнь наша на земле должна быть для нас Четыредесятницею. Без сего мы не достигнем пасхи "в невечернем дни Царствия", не войдем в радость воскресения.
Что сказать вам, кои провели святую Четыредесятницу без всякого внимания к ней и ни мало не употребили ее на врачевание язв вашей совести? Быть не может, чтобы вы не чувствовали теперь некоторой скуки от неисполнения уставов Церкви; всего вероятнее и то, что вы не исполняли их, отнюдь, не из презрения власти Церкви (можно ли презирать детям мать, пекущуюся о их вечном благе?), нет, вас объяла ваша чувственность; она заглушила ваш слух, не дала вам идти тем святым путем, коим хотела вести вас Церковь. Чувственность и диавол: ибо где невоздержание, там и сей враг Бога и добродетели; он, он человекоубийца, невидимо держит вас в своем плену, и теперь, без сомнения, радуется и посмеивается над вами, как над своей добычей.
Но, братие, ужели вы захотите быть всегдашним посмешищем диа-вола? Довольно он наругался над вами; время поругаться и над ним! Время, говорю, ибо он не бывает так слаб, как в настоящие дни страданий и смерти Господа. В сие-то время удобнее всего возникать от его сетей тем, кои вживе были уловлены от него, в свою его волю (2 Тим. 2; 26). И вы возникнете, если, отложив упорство и ожесточение, поспешите во вра-чебницу духовную; если, по примеру Петра, начнете плакать о своих грехах горько. Он изменил Учителю, и, однако же, за покаяние один из первых увидел Его по воскресении. То же будет и с вами, если обратитесь подобно сему апостолу! Аминь.
К готовящимся ко причащению Святых Таин
И рече Иисусе к людем: очиститеся наутрие, яко заутра сотворит в вас Господь чудная
(Нав. 3; 5)
Так говорил некогда Иисус Навин всему народу еврейскому, приготовляя его к чудесному переходу через Иордан. Казалось, сам Иордан должен был служить в очищение, и, однако же, в него надлежало войти уже предочищенными. Наступало чудо, а где является перст Божий, там требуется чистота и святость. Очиститеся… яко заутра сотворит в вас Господь чудная!
Нам, братие, не переходит заутра Иордана: но должно приступить к трапезе Господней, — причаститься Тела и Крови Спасителя нашего. Что более: воды Иордана или Кровь Сына Божия? — О, воистину, скажет каждый из вас, "более и множае, стократ множае Иордана зде". И так, очиститеся… воззовем к вам и мы гласом Навина, очиститеся, яко заутра сотворит в вас Господь чудная, — сотворит то, пред чем малы все чудеса Синая и Сиона.
Очиститеся! Быть не может, чтобы самые внимательные к себе и своему спасению, не нашли в себе чего-либо нечистого, коль скоро вникнут глубже в свое сердце и сообразят, к чему им завтра должно приступать и что принять. Если око Вседержителя в самых Ангелах, — как сказано в книге праведного Иова, — усматривает иногда "нечто стропотное" (Иов. 4; 18), то в нас ли не усмотрит? Если апостолам надлежало приступить к Тайной Вечери омовенными, то нам ли явиться к ней без духовного омовения? Мы все, Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1 Ин. 1; 8). Все грешники, все требуем очищения! А что сказать о тех из нас, кои имели несчастье, в прошедшее время, вертоград души своей оставлять вовсе без надзора, жили вне себя и действовали по одному течению обстоятельств, по одному влечению чувств? Таковые, возвратясь ныне во внутреннюю храмину свою, может быть, найдут, что дом души их "весь пуст и палея есть", приникнув в зерцало совести, увидят, может быть, что в них от ног… до главы нет целости (Ис. 1; 6).
Таковым ли, если только желают помилования, приступить к трапезе Господней без очищения? Напротив, таковых, судя по множеству язв душевных, надлежало бы заставить вовсе удержаться до времени от участия в трапезе Господней. Но долговременное удаление от сей цельбоносной трапезы само может быть сопряжено с великой опасностью и потерею. Душа, "на мнозе удаляющаяся благодатного общения", легко может, — как справедливо рассуждает святитель Златоуст, — быть "звероуловленною от мысленного волка" (молитва 2-я, по причащении). Посему пусть все, разрешенные, приступят к трапезе, приимут врачевство и вкусят духовного брашна для укрепления сил на духовный подвиг: только пусть очистятся посредством покаяния и исповеди.
На великое дело сие должно быть употреблено не несколько часов, а вся остальная жизнь; но и в несколько часов, остающихся до утрия, может быть сделано немало: может быть положено начало истинного покаяния, принято разрешение прошедших грехов и благословение на будущие добродетели. Если начало не заключает в себе всего продолжения и конца, то, с другой стороны, ни продолжение, ни конец не могут быть без начала. Надобно начать, чтобы потом продолжать и кончить. Итак, начни ныне то, что должно продолжать всю жизнь; начни то, чего доселе не было, и без чего ты сам не был ни христианином, ни человеком; начни свое спасение. Чем лучше окончить Святую Четыредесятницу, как не святой решимостью положить конец своим грехам? Чем лучше встретить светлый день Воскресения, как не восстанием из гроба страстей и пороков? Какой знак с твоей стороны приличнее сего знака для того завета с Господом, в который ты завтра вступить намерен? О, воистину это будет Новый Завет и для тебя и для Него, такой завет, которого Он ждет от тебя с самого явления твоего на свет.
