Вокруг они и громко говорили.
Закончив с раненными, обратили взоры
Мы на столпившихся вокруг кольцом бурлящим.
Учителя спросили, настоящий
Ли он Христос, как ходят разговоры,
Иль слухи те разносят злые воры.
Но Иисусу рта открыть не дали,
Раздался крик: "Ведь он из Галилеи!
В Писанье ж сказано, чтобы Христа мы ждали
Из Вифлеема!" И толпа, шалея,
Заверещала громче, чем пред этим.
Одни кричали: "Он пророк!", другие -
Что Иисус погряз в бесовских сетях.
Слова хорошие смешались и плохие...
На шум безумный не повев и веком,
Хоть это был так невыносимо,
Учитель молча подозвал калеку,
Рука которого висела недвижимо.
Сдавив плечо умелыми руками,
Взглянув в глаза, сказал учитель строго:
"Пошевели-ка пальцами немного".
"Я не могу, - дрожащими губами
Калека отвечал ему. - Три года
Моя рука не движется в бессилье
С мгновенья, как узнал я, что убили
Двух сыновей моих разбойники зелоты".
"Я говорю, и ты мне верить должен,
Рука твоя сейчас придет в движенье.
Горами вера движет, - вновь продолжил
Учитель молвить с жестким убежденьем. -
Ну, двигай же!" И шевельнулись пальцы,
По мышцам дряблым судорогой резкой
Прошла волна, и по лицу страдальца
Слеза скатилась с изумрудным блеском.
...И несколько часов подряд учитель
Лечил расслабленных, немых и бесноватых,
А в это время в порванной хламиде,
С разбитым носом пел Матфей рулады.
Он говорил так горячо, задорно,
Что часть толпы перетекла проворно
К нему от Иисуса. Лишь больные
Вокруг учителя топтались, как чумные.
Они свои к нему тянули руки
И в нервной дрожи страстно умоляли
Избавить от терзающей их муки,
Выкрикивали просьбы и рыдали.
Их было много, несколько десятков,
И вряд ли он сумел бы за неделю
Их излечить. В подобном беспорядке,
Когда вокруг безудержно шумели,
Не мог сосредоточиться он толком.
И отрывался от леченья только,
Когда отдельные разрозненные фразы
Он слышал из Матфеева рассказа.
Матфея ж понесло. Его прельстило
Внимание толпы, что так вникала
В бурляще-риторическую силу,
Что из Матфея легких истекала.
А говорил он выспренно и гладко,
Эпитетов высоких не жалея,
Порою едко, чаще, правда, сладко
(Я вам рассказывал, что это он умеет).
А иногда, как видно в упоенье
Глаголов звонких, он, расправив плечи,
Всем представлял себя главой ученья
И путал разом два местоименья,
"Я" вместо "он" вставляя в свои речи.
Но это полбеды, - высказывая мысли,
Что говорил когда-то нам учитель,
Матфей преподносил их в резком виде,
Что было вкусным, становилось кислым.
Учитель говорил: "Храм старой веры
Разрушится и на его обломках
Построят новый храм далекие потомки".
Все четко, ясно. Но без всякой меры
Перекрутив, храм Иерусалимский
Матфей для жесткости в высказыванье вставил,
Его разрушим, мол, и вскорости поправим,
Дня через три, устроив лучше римских.
...Я не вдаюсь в подробности сумбурной
И в корне нелогичной речи этой.
В ней много лишь напыщенности бурной
И мало четких, вдумчивых ответов.
Лицо Матфея сделалось пунцовым,
Он весь горел. И с каждым резким словом,
Что легкомысленно из уст его слетало,
У нас сторонников немногих убывало.
В толпе копилась злость, и зрела драка,
И волны возмущения ходили.
Учителя схватив, я и Иаков
Его подальше от греха сопроводили.
Из города мы вышли боковыми
Пустыми улицами, и договорились,
Что встретимся под вечер с остальными
На Елеонской горке, где решились
Мы ночевать, хоть было это место
Недалеко от Иерусалима
И здесь вполне подвергнуться могли мы
Ненужному опасному аресту.
Глава 13
В тот вечер мы костра не разводили,
Вели себя не шумно, как обычно.
Тревогой скованы, мы если говорили,
То лишь вполголоса, что было непривычно.
За исключением Матфея все собрались.
Явился Иоанн чернее ночи,
Пришел и молча сел, потупив очи...
Да мы к нему совсем не обращались.
Наверное, он ждал от нас укоров,
Сварливых разбирательств, разговоров,
Но все за день так здорово устали,
Что упрекать его, понурого, не стали.
Был и учитель обессилен очень.
С момента, как покинули мы город,
Он не сказал ни слова. Только к ночи
Поднялся и пошел один на гору.
Он тихо опустился на колени
И стал молиться. В лунных переливах
Причудливо игривой светотени
Он выглядел ужасно сиротливым.
Возможно, что поэтому мы трое,
Иаков, Петр и я, за ним поднялись,
Присели рядом в сумрачном настрое
И долго так в молчанье оставались,
Пока учитель к нам не повернулся
И не сказал нам с облегченным вздохом:
"Спасибо вам, что в час, когда мне плохо,
Вы здесь со мной". Он тихо улыбнулся.
"Учитель! - Петр воскликнул, - если надо,
Ты только прикажи мне, вечно буду
Я за тобою следовать повсюду,
С тобою неотступно буду рядом".
"Ну что ты, Петр, не нужно слов высоких,
От них бывает очень мало проку,
Ведь мне достаточно и ваших молчаливых
Сочувствующих взглядов терпеливых.
Я черпаю в них силы, в ваших взглядах
Я вижу и любовь, и уваженье,
И нежное тепло ко мне. Вы рады
Себя отдать высокому служенью.
Но жизни, думаю, вам отдавать не стоит.
Поэтому прошу я вас оставить
Меня на завтра одного. Устроит
Ли это вас, не знаю, я не в праве
Вас подвергать опасностям и риску.
Я ж возвращаюсь в город и предстану,
Коль нужно будет, пред судебным сыском -
Я не хочу быть символом обмана.
Уход наш скорый очень был похожим
На бегство из-под стен святого храма.
Быть обвиненным в трусости - негоже,
Но я другого опасаюсь срама -
Ведь скажут: Иисус из Назарета
Был трус и лгун, а значит те идеи,
Что были сутью его нового Завета,
Бредовые и глупые затеи.
Я помолился, обратился к Богу
И попросил придать нам в укрепленье
Сил, твердости и мужества, немного
Его могущественного расположенья.
Молитва помогает в лучшем виде
Мне разобраться в чувств моих букете".
"А как молиться, подскажи, учитель?"
"Молитесь просто, - Иисус ответил. -
"Отец небесный, да святится Имя,
С Которым на земле наступит царство,
Твоя где воля встанет над другими;
Дай хлеб насущный, не нужны нам яства;
Прости долги нам, как прощаем сами
Мы должников своих открытыми сердцами;
Не искушай, избавь от всех лукавых;
Пусть в царствии Твоем пребудет слава.
Аминь". - Вот так. Не нужно многословий,
Излишних просьб, слезливых излияний
И выставленья всяческих условий
Пред Господом взамен своих деяний".
Учитель встал с колен. И все мы встали.
Была прекрасна ночь своей прохладой,
Взгляд красотою радовали дали,
Посеребренные луной подслеповатой.
Но мы спускались с Елеонской горки
Такие ж невеселые, как были,
Пейзажи чудные совсем не подсластили
Нам будущих несчастий привкус горький.
Глава 14
Матфей пришел к горе уже с рассветом,
Уставший, весь взъерошенный, одетый
В чужую рваную и грязную хламиду,
В глазах безумие, нос и губа разбиты.
Но не успели мы его приходу
Как следует порадоваться, сразу
За ним явилось множество народа,
Как видно посланного по приказу
Первосвященников, старейшин и всех прочих,
Кто властвует по дедовским законам,
Кому наш Иисус мозолил очи
Своим несоответствием канонам.
Матфея выследили, ибо как иначе
Могли они узнать, что ночевали
Мы под горою Елеонской. На удачу
Они бы нас так быстро не сыскали,
Все эти фарисеи, саддукеи,
Приверженцы течений всех истоков,
Объединенные сейчас одной идеей:
Покончить с не угодным им пророком.
Хотя у некоторых с самого начала
Чесались руки, чтоб побить каменьем
Любого, на кого б ни указала
Рука начальствующая одним движеньем,
Вначале окружившие нас люди
Враждебности своей не проявляли,
