Эти мысли меня настолько вдохновили, что я стала мечтать, как хорошо бы было воплотить эту идею в жизнь. И если с обликом Агапита проблем бы не было (дядя бы мне помог), то с пергаментом Агапита… И тут Сэнсэй, продолжавший свой рассказ во время моих бурных мыслей, неожиданно замолчал, пристально посмотрев на меня. А потом как-то по- доброму произнёс:
− … Ничего нет невозможного для жаждущей души.
Я так и не поняла, что это было. То ли, судя по его взгляду, он отвечал на мои мысли, то ли это он так закончил свой рассказ, который я, к сожалению, из-за своего мудрования, прослушала. Но, так или иначе, я не решилась переспросить его при всех по этому поводу. Тем более в этот момент Николай Андреевич поинтересовался:
− Говорят там, в Печерских пещерах какой-то особый микроклимат, поэтому мощи нетленны. Это что, какое-то особое свойство местности?
− Особое, − подчеркнул с загадочной интонацией Сэнсэй. − Но фокус в том, что не все мощи лаврских пещер были нетленными. Там есть множество останков, которые разложились как тела обычных покойников.
− А что такое «мощи»? − внезапно выдал свой несколько запоздалый вопрос Руслан.
− О, проснулся, − хмыкнул Женька.
Все засмеялись, но Сэнсэй ответил вполне серьёзно.
− В древнерусском и славянском языке «мощи» означали кости. Но раньше было два понятия «мощи» и «тело». К примеру, об одних святых люди говорили, что он «лежит мощами», а о других, что он «лежит в теле». Раньше в древней Руси «нетленными мощами» называли просто нераспавшиеся кости. Были случаи и естественной мумификации тел. Это уже в наше время церковь одинаково стала именовать «мощами» как кости, так и мумифицированные тела святых, как говорится, не делая особого акцента.
− А почему? − прорвало Руслана на расспросы.
− Ну как почему? Объявят, к примеру, какое-нибудь высокодуховное лицо, занимавшее при жизни высокий пост в религиозной структуре, святым после смерти. А он взял и сгнил, несмотря на то, что был, к примеру, похоронен в Лаврских пещерах, как ты говоришь, с особым микроклиматом, − обратил он внимание Николай Андреевича. − Но не брать же свои слова обратно, народу уже объявлено о святости. Вот и выкручивались как могли, сглаживая некоторые моменты в истории, чтобы не вызывать среди паствы смуту. Вон, к примеру, как это произошло с Феодосием.
− А кто такой Феодосий? − совсем осмелел Руслан.
− А что произошло? − подключились уже и мы.
− Феодосий? Это самый большой анекдот в истории прославления русских святых. Феодосия Печерского называют отцом русского монашества, − с усмешкой проговорил Сэнсэй. − Его преподносят как идеал иноческого жития, а всех русских инков причисляют к детям его. Но в этом ложном прославлении нет вины нынешних духовных пастырей, ибо они опираются на дошедшие до их времени «исторические документы», которые во многом не являются достоверными. Корни этой подмены таятся гораздо глубже и уходят как раз во времена Агапита.
В те времена молва о деяниях, чудесах, излечениях Агапита распространялась очень быстро. Народная молва постоянно твердила: как учил Агапит, как говорил Агапит, как делал Агапит. Ну кому из тогдашних «духовных пастырей стада» понравится, что какого-то простого монаха народ чтит больше, чем его высокодуховную персону. Так что некоторые высокопоставленные лица, ещё при жизни Агапита имели на него огромный «зуб» и чёрную зависть. Однако предпринять что-либо против него, как я уже говорил, боялись. Поскольку даже их попытки с отравлением истинного Святого не удались. Агапиту это нисколько не повредило. Так что его необычная личность, народная слава, аскетизм, безвозмездное лечение наводили ужас на властьимущих. Не в силах уничтожить Агапита ни физически, ни морально они стали действовать по-другому. Они решили в противовес выставить своего идола для народного почитания и по возможности провести его официальную канонизацию. Выбор пал на уже умершего к тому времени игумена Феодосия, который был не первый игумен монастыря и далеко не идеальная личность в кандидаты святого. Однако его образ ближе всего был по духу тем златолюбцам, кому мешал Агапит зарабатывать деньги на имени Божьем.
Для реализации этого замысла срочно стали составляться «летописные своды», «Житие». Так уже в 1078–1088 годах появились тексты «Жития преподобного Феодосия Печерского», где от реальной жизни Феодосия было помещено, по сути, мало информации, но зато приписок хоть отбавляй. Так появились в 1077−1088 годах и записи Никона «Великого», коим в монашестве был прозван Илларион, которого в своё время сместили с митрополичьей кафедры в Софийском соборе за златолюбие. Он тоже был непримиримым к славе Агапита. Позже эти записи пополнились дополнением игумена Иоанна в 1093 году. И уже на основании этого стал писаться Патерик, а также «Повесть временных лет» в 1113 году, то есть через восемнадцать лет после смерти Агапита. Но даже «Повесть» позже неоднократно редактировалась, и в неё вносились поправки.
Так в 1116 году игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр, что называется, основательно переработал тексты «летописи». Кстати, именно он интерпретировал упоминание и об Андрее Первозванном. Там где было написано, что Андрей Первозванный пришёл возложить в той земле семя − ношу Христову, Силивестр, перерабатывая этот материал, уже написал его со своей точки зрения, описывая «ношу» как крест, а «семя» как веру. А поскольку именно его записи дошли до потомков, то по ним получается, что Андрей Первозванный бывал в Киевских землях, водрузил на горе крест, благословляя ту землю, и предрёк, что на ней воссияет благодать божья.
− А до тех потомков дошло прямо как в той детской игре про «глухой телефон», − усмехнулся Женька. − Вместо «семя» − «племя», вместо «ноши» − «наши рожи».
− О то ж, − вздохнул Сэнсэй, и, пожав плечами, задумчиво произнес, словно разговаривая сам с собой. − И причём тут крест? Во времена Иссы это вообще считалось позорным знаком, орудием казни. − И словно очнувшись, вновь возвратился к рассказу. − Так вот, в 1091 году решили в дополнение ко всему, откапать мощи Феодосия и выставить на поклонение в Успенский собор. Но когда вскрыли келью Феодосия в Дальних пещерах, где он был похоронен, оказалось, что мощи его сгнили. А уже объявлен был день торжественного перенесения мощей Феодосия в собор. И чтобы утаить этот казус, стали поспешно вскрывать другие могилы в пещере. И опять же, кто участвовал в этой авантюре? Марк, за что его потом и прозвали Гробокопатель, один помощник-монах, да Нестор, позже названный Летописцем, которого, собственно говоря, и поставили возглавлять эту «весёлую компанию». Наконец, к их радости, они нашли хорошо сохранившееся мумифицированное тело затворника, одного из первых учеников Агапита. И уже на следующий день его останки торжественно выдали за останки Феодосия. Они даже не знали чьи это были останки. А останки эти были не простые. Человек, к которому они когда-то принадлежали, истинно ушёл в Нирвану, или, говоря христианским языком, − он попал в рай, ибо ещё при жизни своей он смог победить смерть и выйти из круга реинкарнаций. Звали же этого монаха Доброслав, или как его по-дружески называл Агапит и его ученики − Добрыня.
− А сохранились эти остатки сегодня в соборе?
Сэнсэй усмехнулся.
− Нет, конечно. Справедливость всё-таки восторжествовала. В 1240 году Добрыня был избавлен от глумления. Во время нападения хана Батыя его останки были изъяты Межанами и перенесены в более достойное для него место.
− Межанами? Это кто такие? − полюбопытствовал Костик.
− Межане − это люди, имеющие доступ в Шамбалу и общающиеся непосредственно с Бодхисатвами Шамбалы.
− А затворник, это как понять? − в свою очередь поинтересовался Андрей.
− Затворник − это монах, который добровольно поселялся в небольшую пещерную келью, обустраивая её так, что она соединялась с подземным коридором лишь узеньким окошком, служившим впоследствии для передачи скромной пищи. Зачастую затворник ограничивался водой и хлебом и то не каждый день. И там он жил и молился до своей смерти.
− Ничего себе! − вырвалось у Костика. − В полной темноте и одиночестве?
− Естественно. В отречении от всего земного.
− А зачем? − искренне удивился парень.
− Это один из путей достижения Нирваны.
− Не-е-е, я бы так не выдержал, − отрицая, покрутил головой наш «Философ».
− А я бы попробовал, − высказался Андрей.
− Ты думаешь, это так просто? − проговорил Сэнсэй. − Для того, чтобы браться за технику затвора, надо научится хотя бы элементарному − контролировать свои мысли… Ведь человек не просто затворял себя в пещере в полной темноте, молясь Богу. Вначале он обучался специальной технике дыхания, потом умению контролировать мысли, переводить их в стабильное состояние агатодемона, то есть положительной мысли. И только потом затворялся, последовательно выполняя ряд определённых медитаций, которые выводили его на соответствующий уровень от простого к сложному. И, в конечном счёте, человек осознанно уходил в Нирвану, к Богу, то есть вырывался из цепи реинкарнаций. Всё это не просто так. Хотя, − Сэнсэй пожал плечами и задумчиво произнёс, − в духовном плане это слишком лёгкий и простой путь, так для лентяев. Проще всего уйти от людского мира, став монахом-затворником. Другое дело жить в мире, и через созидание добра, находясь среди людей, уйти к Богу. Вот это я понимаю! Сложно, но зато действительно ценно. − И вновь возвратился к теме беседы. − А техника затвора − это очень древняя техника, которая практиковалась с незапамятных времён. Агапит поведал её своим ученикам, как сокровенное знание. Но в последующем эта техника была утрачена, поскольку последний, кто истинно ею владел, просто не нашёл достойного среди людей, кому бы можно было доверить эти знания.
