— Чем различается раскрывающая, то есть молодая музыка от закрывающей, то есть старящей организм?
— Рассказывать музыку, точно так же, как петь танец. Сказать об этом можно только тренируя состояния психики одновременно с звучанием. Музыка Запада вся состоит из двенадцати звуков. Играет ли оркестр, отдельный инструмент, сложная ли композиция или простенькая — все они состоят из набора двенадцати звуков.
— Не густо.
— Ты уже судья?! Этого и достаточно, и необходимо западным людям.
— Наверное, именно двенадцать звуков не случайно.
— Это так. Если добавить ещё несколько звуков, то такую музыку никто не только не сыграет, но и не воспримет. Я пробовал.
— На белом шуме? Да.
— Что представляет такая музыка?
— Она доступна только сложной физиологии.
— А если через неё тренировать людей Запада?
— Не получится.
— Почему.
— Их слух будет совершать адаптацию звуков. Слушающий будет уверен, что инструмент несколько расстроен.
— Не так ли происходит с умом?
— Ты догадливый.
— Каждый человек, слушающий другого, адаптирует смысл его слов для себя. Поэтому они довольны друг другом, хотя имеют разное основание.
— Разве они говорят не на одну тему?
— Тема одна, но цели и жизненный опыт разный. Потом, когда разрыв окажется ощутимым, будут спорить.
— То есть подгонять под себя?
— Корректировать на себя. В словах «подгонять под себя» звучит отрицание.
— А разве спор — это не отрицание одним другого?
— Найди в споре созидательность. Можно сказать, что один и другой беспокоятся о взаимном понимании.
— Тогда будет не спор, а мирный диалог.
— Тебе, У Сян, виднее. Я ведь не жил в мире отрицаний. Иначе мне не доступны были бы чудеса. Поэтому я обречён во всём чувствовать созидательность.
— И в отрицании?!
— Да.
— Как это? Отрицание — оно и есть отрицание.
— Думай, монах.
— Такое мне не по уму.
— А ты исходи из процессов раскрытия и закрытия. Не будет Ян-состояний, если нет Инь. И наоборот.
— Инь закрывает. Полный Инь — это смерть. Ян раскрывает. Полный Ян…
— Это тоже смерть.
— Как это?
— В мире смертных есть только один путь: от рождения к смерти. Он характеризуется преимуществом Ян-процессов у молодых и перевесом Инь-процессов у старых. Теперь представь себе обратный процесс.
— От старости к молодости?! Разве это дано человеку?
— Вспомни о Малой Смерти. Хотя ты её не практиковал, но, наверное, слышал о ней.
— Малой Смертью практикуется полный Инь?
— Это общие фразы. Вспомни о медленном старении обыденных людей. Почему они старятся?
— Так заложено природой человека.
— Это не ответ для просвещённого монаха.
— Есть механизм старения.
— В чём ты его наблюдаешь?
— Не могу сообразить.
— Не потому, что ты не способен думать. Это из-за отсутствия практики. Ты не умеешь создать «Радужное Тело», то есть, перейти полностью в свет.
— Тогда подскажите, преподобный.
— Мог бы и сам догадаться, что я потерял при этом форму.
— Значит, есть принципы формирования, и есть принципы снятия формы.
— Вот это уже не плохо.
— Тогда получится, что старение — это наращивание принципов формирования.
— Именно так, любезный монах.
— Омолаживать себя, означает развить принципы снятия формы.
— Это так. Теперь вспомни юношей. Для меры они развиваются. Но они при этом формируются.
— Следовательно, есть такое равновесие, когда снимающие форму принципы опережают.
— Это для бессмертных.
— Хорошо, хорошо… Попробую начать с обыденных лю дей. Они практикуют принципы формирования и тем самым старят себя.
— Верно говоришь. Но не хватает ещё понятия внутреннего мира и внешнего, которыми живут смертные.
— Да, я и забыл, что, вырастая, человек снимает внутреннюю потенцию, но создаёт форму во внешнем теле.
— Плохо сказано.
— Зерно имеет форму. Но во внешнем теле есть только потенция дхарм зерна. Затем начинается разрушаться внутренняя форма, и взамен этого, создаётся внешняя форма человека. Дхармы внешнего тела…
— Не философствуй. Не отрывайся от простого наблюдате ля. Но начал неплохо.
— Человек устремлён к формированию. Он несёт собой принципы формирования. Формируется тело, зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. То есть шесть органов сознания формируют содержание.
— Вот это хорошо сказано. Содержание, как видишь, тоже рождается. Его нет в готовом виде.
— А как же мир, который был до этого?
— Откуда ты это знаешь?
— Говорят. Есть история, археология. Вы же сами говорите о Будде. Значит, он жил когда-то.
— Вот так незаметно, ты монах скатился из честного наблюдателя в бесчестного умника. Это достойно лишь примитива людей Запада. Ты являешься свидетелем прошлых времён?
— Нет. Я доверяю.
— Кому? Свидетелям? Если они свидетели, то ты их современник.
— Это верно.
— Так чему ты доверяешь?
— Их выводам.
— Откуда идут эти выводы?
— От ума.
— Значит, действительное выстраивается по схемам ума, и это считается «прошлым» и «историческим»?
— Получается, что это так.
— А если принципы ума заменить?
— То и «прошлое» будет другим.
— Ну, наконец-то, лишь бы не подрались два археолога, имеющие разный ум, — пошутил Дон Мен, — но вспомни, У Сян, что ум формирует.
— Итак, зерно разрушается внутри, чтобы формировать дерево вовне. Внешняя потенция превращается в реальность. Теперь будет два взаимно поддерживающих зерна: внешнее и внутреннее. Однако потенция формирования идёт неудержимо. Так человек стареет.
— Это ты уже говорил.
— Я не знаю, что сказать дальше.
— Вспомни о засыпании человека, о его усталости.
— После того, как человек вырос, и для того, чтобы продолжал расти, нужно снимать форму. Иначе быстро накопится Инь одного типа. Это тоже смерть. Человек имеет сложные дхармы, которые создают вариации, называемые Вами фазами. Поэтому внутренний мир должен постоянно снимать базу. Так человек чувствует усталость.
— Хорошо. Что при этом снимает внутреннюю форму физиологических функций?
— Сердце и его сосудистая система.
— Отлично сказал. Но как ты до этого догадался? Ведь ты не владеешь управляемым и воспринимаемым внутренним Космосом?
— Высчитал с позиций наблюдателя.
— Уточни.
— Когда человек выпьет спиртное, то слабеет. Сосуды от алкоголя расширяются. Сердце через свои сосуды перегоняет меньше крови к мышцам. Они не получают питания. Человек слабеет и умягчает внешнюю форму.
— Молодец. Спиртное, я понимаю, употреблял, а вот практиковать сердечный Космос не додумался.
— Не встретил учителя.
— Не считаешь ли ты себя моим учеником?
— Если позволите.
— В какой области я буду тебя тренировать? У меня много вариаций.
— Вы уже практикуете мой ум.
— И свой тоже. Так что ты тоже — мой учитель.
— Как это?
— Свет, проявляя другое, обнаруживает в то же самое время и самого себя.
— Так всё, о чём мы говорили, Вы не знали заранее?
— Нет. Это не достойно для молодых процессов. Знающие люди повторяют «вчерашнее». Знание всегда «вчера», поэтому знающий мёртв настолько, насколько он знает.
— Как же вы думаете?
— Считываю с жизни.
— Значит, знания есть?
— Нет. Они есть для смертных. Они старят. Считывание всегда тут и теперь и происходит на тело обстоятельств. Сейчас в беседе телом обстоятельств явились ты и заданная тема. Это принципиально отличается от знания. В нем есть форма, которая тут же исчезает. Всё, что я говорил, тут же забыл.
— Но вы не теряете нить содержания.
— Это только благодаря тебе.
— Как это?
— Если и ты потеряешь нить содержания, то ни я, ни ты этого не заметим. Значить, нить не потеряна. Её просто никогда не бывает.
— А в мышлении?
— Есть формирование. Достойное мышление постоянно формирует и тут же уходит дальше. Никогда говорящий или сочиняющий трактат не повторит своё же содержание. Для этого нужно умертвить процесс творчества ума. В людях, которые изучают через запоминание это содержание, оно умирает. Например, на Западе в студентах умирают учителя. Учителя владеют искусством мышления. Их называют гениями. Но они всегда продуцируют и никогда не запоминают. Они художники мысли. Затем появляются совершенно другие люди. Они запоминают созданное гением. Они умерщвляют процесс путем его консервации. Они создают знания. Они накапливают ценности из только что живого. Но ценности эти тут же по волшебству умирают. Так, сорванные цветы внешне
— ещё цветы, но уже мёртвые.
— Значит, есть искусство мыслить?
— Для этого я тебе и говорю об этом.
