Василий Ленский - Запад глазами монастырей

Луна пропадала за тёмными деревьями. Внизу говорливо, но осторожно бормотала река. Всё отходило ко сну. Ночная птица заладила свою монотонную песню горного барса.

Едва уловимо пахло дымкой костра. Здесь, глубоко в горах, человек — редкость. Был выбор: основаться на ночлег под могучей елью или ийти к человеку.

Спать ещё не хотелось. Дон Мен в темноте ориентировался так же, как днём. Однако не хотелось тревожить засыпающие горы. Нужно устраиваться на ночлег.

Сидящий, у костра человек насторожился. В глубине гор, леса или пустыни у человека появляется чувство ощущения присутствия другого существа, Обостряется слух. Настораживается восприятие: нужно, определить степень опасности.

Увидев подходящего, хозяин ночлега успокоился: злодеи не бродят в одиночку, да ещё в темноте. Сильный духом не может быть злодеем.

Дон Мен молча сел у костра. Он знал, что каждый рад путнику в этом безмерии всепоглощающих гор.

Казалось, что сидящий у костра путник даже не взглянул на него. Это тоже был момент последнего выжидания.

— Я размышляю, — сказал он на хорошем русском языке, кто может ходить в этой глуши.

— Кое-что обо мне ты уже знаешь, — ответил Дон Мен.

— Теперь я знаю, кто ты. Сейчас я принесу ещё воды, и мы выпьем чаю.

Лёгкие шаги направились вниз к реке. Дон Мен пошел в кустарник и стал ломать дрова для костра.

Путники молчали. Впрочем, путники ли они? В пути тот, кто вышел откуда-то и идёт куда-то. Таких суетных людей ты встретишь часто. Даже у себя дома они в пути. В горах «действующий» долго не выдержит. Здесь не должно быть цели, и уж тем более сорвётся тот, кто ожидает результата.

— Я — странствующий монах, — поставил чайник на костёр У Сян.

— Как это понять?

— Из монастыря я ушел. В среде людей не ужился. Здесь, в горах, я чувствую себя в духе. Человеческое общество ослабляет дух.

— Что ослабляло твой дух в монастыре? Именно там человек исследует себя.

— Увы, как и в обыденном обществе, в монастырях есть догмы. Монахи — тоже люди…

— Тебе повезло на людей, но не повезло на самого себя.

— Как это понять?

— В ком ты ищешь себя? В тишине гор, в общении с людьми, в наблюдении за своими качествами? Везде — это будешь ты сам.

— А ты осознаёшь, что тебя манит в тишину гор или бродишь просто так? — У Сян подбросил в меркнущий костёр дрова.

— Осознаю.

— Это любопытно. Как? — он поправил трещащие ветки и глянул на Дон Мена так, как смотрят не глазами, а проникая в глубь человека.

— Всё, что развивается, требует тишины. Всё что уже состоялось, требует связей.

— Тишина зависит от духа человека. Иной и в пустыне суетится.

— Это так. Такое я тоже осознаю. Действует тот, кто плетёт связи.

— Значит, ты научился думать… Такой Дон Мен ещё не появлялся здесь.

— Всё проходит этапы. Не скажу, что непосредственное знание лучше, но в нем есть приятный вкус жизни. Мир ума не такой сочный.

— Теперь, когда ты стал тренировать ум, разве ты достиг того уровня страданий, которые он несёт?

— В зерне содержатся и корни, и ствол, и листья.

— Нужен процесс прорастания зерна. Кто заранее видит?

— Тот, кто постигает суть зерна, знает будущие его корни.

— Из этого я понимаю, что ты развиваешь свой ум иначе, чем все люди?

— Да.

— Как можно постигать то, что ещё не состоялось?? Если бы это говорил не ты, то я принял бы такое заявление за мальчишеское самомнение.

— Ты слышишь там внизу говор речки?

— Да.

— За водой ты спускался в темноте, но не ошибся. Да и тропинку ты видел едва.

— У меня уже был опыт…

— Зрения, а теперь ты двигался по слуху. Вот так и с точным постижением самого ума. У меня был опыт непосредственного знания. Теперь я двигаюсь в говорливом шуме реки ума.

— Как мастер непосредственного знания ты признан далеко за пределами гор. За это тебя стали звать Дон Меном. Теперь ты осваиваешь мастерство ума?

— Да. В этом я ученик. Поэтому радуюсь любой подсказке.

— Подсказывают?

— Подсказывают, сами того не ведая. Но мастер должен отличаться двойным сознанием.

— Как?

— Когда щепка плывёт в реке, то ей «понятно» всё с позиций пребывания в потоке. Когда наблюдатель смотрит с берега, то ему понятно и предопределённое существование этой щепки.

— Ты выходишь на берег, чтобы осмыслить сущность потока знаний?

— Да. Иначе я буду такой же «щепкой».

— Многие хотели бы выходить на берег, но они не знают, как это сделать. Кто желает жить во мраке?!

— Непосредственное знание и есть для меня волшебная сила.

— Только для тебя?

— Нет, такое есть у каждого, но для иных нужно зажечь фонарь.

— Ты имеешь в виду обучение?

— Нет. Я уважаю высказывание Будды: «Нет учителей и нет учеников». Поэтому я сказал: «Нужно зажечь фонарь». Для кого освещена дорога, тот идёт своими глазами. Фонарь не заменит глаза идущего.

— А если фонарь зажжен для слепца? В монастырях говорят: «Ложка всю свою жизнь соприкасается с похлёбкой, но так и не знает её вкуса».

— Я не сторонник массовых движений. Даже в стаде слепцов может оказаться один зрячий. Ему и свет.

— Узнаю речи патриарха, Дон Мен… Но не будем спорить о Махаяне и Хинаяне.

— Значит, вам не верно истолковывали дух монастыря Дон Мена.

У Сян крякнул, но продолжать не стал. Даже здесь в горах каждый пересказывает «на своё понимание». Перед ним сидит сам Дон Мен. Если он не согласен, то о чём ещё спорить. Он сделал вид, что греет руки, хотя было ещё тепло. Скалы не остыли от дневного солнца. К утру, они будут втягивать в себя тепло из тела. Костёр тогда не поможет. Хорошо согревает одежда из шерсти и шкуры.

— Ты, как и все, робеешь перед авторитетом, У Сян. По этому ты сейчас — мой учитель, — сказал с мягкой улыбкой Дон Мен.

У Сян с удивлением уставился на него.

— Вы шутите, почтенный. Какой я для Вас учитель!?

— Вот мы и выберемся сейчас с тобой на берег. Робеет перед авторитетом лишь тот, кто живёт в мире ума. Лишь плывущий в волнах свойств ума реагирует на законы этого течения.

— Уточните, почтеннейший.

— Если бы ты назвал меня не «почтеннейшим», а бараном, то я имел бы право выбирать. Когда я нырну в поток мира ума, то на слово «баран» скажу, что ты невежественный, так как принизил моё достоинство. Когда я выйду из этого потока в непосредственность, то поблагодарю тебя за комплимент, так как баран кушает траву, а я ещё не дорос до такого. Правда, это не будет «комплимент» в смысле ума, а будет выглядеть как твоё расположение ко мне. Называют же любимых «рыбками», «ягодками», «луноликими». Когда я сделаю ещё шаг и выйду на берег, то посмотрю на тебя как на собеседника, не отличающего факт от самого факта. Я человек такой, какой предстаю Тут и Теперь перед твоим восприятием. И если ты воспринимаешь меня как «почтеннейшего» или «барана», то этим характеризуешь не меня, а самого себя. В этом и есть мастерство.

— Вы хотите сказать, что обидеться или возрадоваться можно от одного и того же?

— Это только для мастера. Обыденный человек отреагирует так, в какой реке он плывёт. Плывущий в мире ума обречен, оскорбиться оттого, что его назвали «дураком», «бараном» или принизили его достоинство. Он — раб этого мира.

— Вы назвали меня учителем. Почему? Не для проверки ли?

— Зачем мне тебя проверять? Ты сам весь на виду.

— Не противоречите ли Вы при этом? Раньше Вы сказали: «Нет учителей и нет учеников».

— Это сказал Будда. Просветлённые не ошибаются.

— Как это понять?

— Очень просто. В мире ума есть учителя, и есть ученики. Будда делает очередной шаг. Он покидает царский дворец, где господствует мир ума. Он чувствует, что мир ума и есть источник страданий. В том мире, который он открывает, законы ума не царствуют. Он вышел на берег из бурного течения однообразных законов ума. В этом мире другие законы даже мышления. Я назвал тебя «учителем» с другого берега. Я наблюдаю мир ума. Если для тебя есть авторитет, то ты плывёшь в реке мира ума. Но для меня ты — явление, которое обнаруживает эту закономерность. Кто же тогда ты, как не учитель? Своим существованием, ты показываешь, как ведут себя люди, плывущие в реке ума.

— Что ещё Вы заметили в этой реке?

— Кто живёт авторитетами, тот одновременно раб и насильник.

— Раб не может заниматься насилием. Он — жертва.

— Раб — носитель свойства иерархии. В этом свойстве тот, кто ниже, тот подчинен, тот, кто выше, тот — властелин. Поэтому властелин легко становится рабом, а раб проявляет жестокость. Если ты выразил мне почтение, когда догадался, что я Дон Мен, то я знаю, что ты можешь быть жестоким и рабом. Всё зависит от расклада ситуации в мире ума. Поэтому ты не обманешь меня своим монашеским видом и чётками благочестия.