островах среди моря, а когда требуется для стола [мясо], скот убивают из лука».
Наконец, нельзя не отметить и того, что Пэк Намун, отстаивая тезис о главенствующей роли рабского труда в общественном производстве Силла изучаемой эпохи, в то же время признает государственную собственность на землю, убедительно связывая ее возникновение с предшествующей общинной коллективной собственностью [122], или огромную роль в сельском хозяйстве труда лично свободных (но всячески зависимых от государства) крестьян, говоря, что «тогдашнее сельское хозяйство регулировалось системой государственной собственности на землю, и главными земледельцами выступали крестьяне и наделенные землей рабы (***)» [123]. Это признание Пэк Намуном огромной роли в сельском хозяйстве крестьян, обрабатывающих государственную землю и эксплуатируемых государством, противоречит его тезису о существовании рабовладельческого способа производства в Силла, поскольку не выяснена действительная роль рабов в сельскохозяйственном производстве.
Видя это противоречие, историк Хан Гирён, например, попытался найти выход путем простого причисления всего крестьянского населения к разряду рабов на том основании, что плоды труда крестьян почти целиком присваивались господствующим классом. «Сущность занимаемого угнетенным классом положения в силланском обществе являлась рабской, — писал Хан Гирён, — потому что этот класс представлен производителями, которые обрабатывали в пользу господствующего класса государственную землю... и подвергались с его стороны всевозможным насилиям. Земледельческое население (***) являлось рабским крестьянством» [124]. Рабское положение массы производителей, по его мнению, обусловливалось тем, что при низком уровне производительных сил у них забирали всю произведенную продукцию и они впадали в страшную нищету и превращались в «класс обезличенных и подневольных людей, не обладавших никакими политическими правами; в любое время их могли подвергать принудительному переселению» [125]. Но все сказанное о крестьянах еще не делало их рабами, потому что при всем этом они не составляли полной собственности господствующего класса.
Упорное стремление ряда корейских авторов увидеть в период трех государств только рабовладельческий строй объясняется, видимо, тем, что в противном случае они находят расхождение с известным положением марксизма о том, что первым в истории человечества классовым делением являлось деление на рабов и рабовладельцев. Так, авторы изданной в 1951 г. «Древней истории Кореи», ссылаясь на ленинское указание о том, что рабовладельцы и рабы были первым крупным делением на классы [126], приходят к следующему заключению: «Если исследовать формы развития силланского общества в свете этого определения Ленина, мы убедимся, что патриархально-первобытное общество Силла не могло без классового расслоения (т. е. деления на рабов и рабовладельцев. — М. П.) перейти прямое феодально-крепостнический строй (***)» [127]. Здесь дело представлено несколько упрощенно. Очевидно, эти авторы не делают различия между рабовладельческим укладом и рабовладельческой формацией и забывают, что наличие рабства, если оно не стало ведущим или господствующим укладом, т. е. если труд рабов не стал основой паразитического существования господствующего класса, не может служить признаком для определения данной формации как рабовладельческой. Уже в недрах первобытнообщинного строя (в период разложения) могло появиться рабство и мог возникнуть рабовладельческий уклад в рамках старой формации, но в дальнейшем это не обязательно приведет к установлению рабовладельческой формации, если, например, параллельно с рабовладельческим развивался более прогрессивный уклад экономических отношений. Общеизвестно, что германцы и славяне после разложения первобытнообщинных отношений, минуя рабовладельческую формацию, пришли к феодализму, но в переходный период наряду с развивавшимися элементами феодальных отношений оставался довольно сильным и рабовладельческий уклад. А в конечном счете решающее значение имели более прогрессивные формы феодальных отношений. Многоукладность, как известно, является характерной чертой экономики переходных периодов. И для того, чтобы установить, какой уклад определяет данную формацию, необходимо проанализировать всю совокупность производственных отношений и установить удельный вес и значение каждого из существующих экономических укладов. Что же касается доводов, приводившихся сторонниками рабовладельческой формации в Силла, то ни один из них не мог убедить нас в том, что рабовладельческий уклад был там ведущим или господствующим.
Приступая к общему обзору экономических отношений Силла, нельзя не заметить, что и здесь первыми классовыми группами, на которые распадалось общество, были рабы и их хозяева. По Самкук саги, первое упоминание о рабах в истории Силла относится к началу II в. н. э., когда силланская община вступила на путь захвата соседних земель [128]. В Самкук саги рассказывается, что в 102 г., когда возник пограничный спор между общинами Ымчжибполь и Сильчжик, в качестве посредника для ликвидации конфликта был приглашен правитель каяской общины Кымгван по имени Ким Суро, который затем посетил и силланские общины, где ему были оказаны почести. Только в одной из общин (Хангибу) не проявили должного уважения (старейшина не явился на пир, устроенный в честь Ким Суро). Тогда, по сообщению Самкук саги, рассерженный Ким Суро «приказал рабу Танхари (***) убить правителя Хангибу — Почже. Раб убежал (очевидно, после убийства) и скрылся у ымчжибпольского правителя (***) Тхачху (***)». Отказ последнего выдать этого раба послужил причиной похода силланцев на Ымчжибполь, в результате чего правитель и народ его сдались. После этого «прибыли и покорились ваны двух государств (вернее, общин) — Сильчжика и Аптока» [129]. Рассказ этот интересен не только тем, что содержит первое упоминание о рабах. Он дает представление о последствиях конфликтов между общинами юго-восточной Кореи в начале новой эры. Пэк Намун, например, считал, что при завоевании соседних территорий первостепенное значение имел захват населения в качестве рабов [130], но, судя по приведенному рассказу и другим примерам, население соседних общин часто сдавалось на милость победителей, которые не порабощали их, а превращали в зависимое (можно сказать, крепостное) население, обязанное обрабатывать землю и нести различные повинности.
Нам кажется, что территориальное расширение Силла, о котором говорилось вначале, нужно рассматривать как процесс складывания государственной собственности на землю, имевшей по своему существу феодальный характер, ибо формой реализации ее являлась эксплуатация зависимого крестьянства. Это подтверждается данными источников. Согласно Самкук саги, в 144 г. н. э. был издан указ, объявлявший, что «земледельцы (крестьяне) составляют основу государственности, а питание народ приравнивает небу, и поэтому в областях и округах для расширения обрабатываемых полей должны быть построены оросительные плотины и дамбы», а также указ, которым «воспрещалось употребление в народе золота, серебра, жемчуга и яшмы» [131]. Можно сомневаться в хронологической точности этого сообщения, но оно очень ярко передает сущность экономических отношений в Силла и показывает, какой класс служил основным объектом эксплуатации со стороны правящего класса и государства и какова была природа этого государства. Очевидно, что целям эксплуатации крестьянских масс была подчинена вся государственная организация и административное управление по областям и уездам (о чем
