и обильным. Передают, что он уже не от природы, но дар свыше. Много постился иже во святых отец наш Феодосий, много слез пролил, творя поклоны земные, чтобы даровал нам Бог утешение воды сей. Ведь прежде отцы наши черпали воду из потока; но Бог, исполняющий во благих желание боящихся Его, даровал нам по молитвам отца нашего воду сию в благословение.
Два года тому назад просили некий из братьев игумена, чтобы дозволил он им построить в обители баню. Авва наш с прискорбием выслушал просьбу ту, однако уступил, снисходя к немощи братии. И выстроена была баня та; один раз мылись в ней, и вдруг иссяк богоданный сей источник, столь отменный, столь изобильный! И сказать вам правду: ведь сколько мы постились, сколько молений творили со слезами, а воды не было. Так прошел год, вода же не показывалась, и мы пребывали в скорби многой. Но стоило отцу нашему разрушить баню, как Бог дал нам воду снова.
Отец наш архимандрит Георгий сказывал нам и о авве Юлиане, поставленном во епископа Вострского; [137] и вот что передавал он.
Когда исшел Юлиан тот из киновии [138] своей и стал епископом во граде Вострах, некие из важных горожан, христоненавистниками будучи, умыслили извести его силою яда. Итак, они подкупом склоняют на свою сторону виночерпия его и дают виночерпию тому зелье смертоносное, чтобы он, когда будет прислуживать митрополиту, подмешал яду в чашу его.
И сделал слуга по наущению их.
И когда подал слуга божественному Юлиану питие отравленное, тот познал по вдохновению от Бога и злой умысел, и кто умыслил сие. Приняв чашу, поставил он ее пред собою, ни слова не сказав слуге. Затем призывает он к себе всех важных горожан, в числе коих были строители козни той. Божественный воистину Юлиан, не желая подвергнуть позору виновных, с кротостию говорит всем:
— Если желаете ядом умертвить смиренного Юлиана, се, пред лицом вашим пью сие.
Троекратно запечатлев чашу крестным знамением, он сказал:
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа пью чашу сию!
Пред лицом всех собравшихся испив питие, он остался здрав; и виновные, видя это, поклонились ему в ноги. [139]
В миле или около того от святой реки Иордан есть лавра, именуемая лаврой святого аввы Герасима. По прибытии нашем в лавру ту жившие там отцы рассказали нам об этом святом, как шел он однажды по берегу святого Иордана и повстречался ему лев, рыкавший громко по причине ноги своей; ибо ость тростниковая вошла в ногу его, отчего нога отекла и нагноилась. Когда же увидел лев старца, подошел к нему и казал ему ногу, уязвленную остью, на свой лад плачась и прося у него помощи.
Видя льва в таковой беде, старец сел, взял его ногу, разрезал ее, извлек занозу вместе с гноем обильным, со тщанием промыл рану, обвязал ее платом и так отпустил зверя. Лев же, получив уврачевание, уже не оставлял старца, но, как добрый ученик, куда бы тот ни шел, следовал за ним, так что старец весьма дивился таковой признательности. И с той поры старец начал кормить его, бросая ему хлеба и моченых бобов. [140]
Держали при лавре той осла, чтобы возить воду на потребу братии. Ведь пьют они воду из святого Иордана, а до реки от лавры целая миля. И вошло у старцев в обыкновение поручать осла льву, чтобы пас он его на берегах святого Иордана. Но однажды осел на пастбище сильно отдалился от льва; и вот, шли тою порою погонщики верблюдов из Аравии, увидели осла, поймали его и отошли с ним восвояси. Лев же, потеряв осла, пришел в лавру к авве Герасиму в великом унынии и смущении. И подумалось авве, будто съел лев осла, и говорит ему:
— Где осел-то?
А тот, словно человек, стоял молча и потупясь. И говорит ему старец:
— Съел осла-то? Благословен Господь: [141] всё, что делал осел, отныне придется делать тебе.
И стой поры лев по велению старца принимал на спину свою вьюк о четырех кувшинах и возил на себе воду. Но пришел однажды воин к старцу на богомолье, увидев же льва, таскающего воду, и узнав причину, сжалился над зверем; вынув три номизмы, он вручил их старцам, чтобы купили они для ношения воды осла, а льва от таковой службы уволили. А через малое время после того, как освободили льва, погонщик верблюдов, тот самый, что увел осла, снова явился торговать хлебом во святом граде, и осел был с ним. Переправившись через святой Иордан, он по случайности вышел на льва, завидев же его, бросил верблюдов своих и бежал. А лев, признав осла, кинулся к нему и, ухватив его по привычке своей за недоуздок, повлек его и с ним трех верблюдов. Рыкая от радости, что нашел потерянного осла, пришел он к старцу. Ведь старец-то так и думал, будто лев пожрал осла, а тут увидел, что на льва возвели напраслину. И нарек он льву имя Иордан.
И прожил лев в лавре со старцем пять годов, будучи с ним всегда неразлучен.
Когда же отошел авва Герасим ко Господу и отцы погребли его, по устроению Божию, льва не было в обители. Но спустя немного времени пришел лев и принялся искать старца; а ученик старца и авва Савватий как увидели его, говорят ему:
— Иордане, старец-то наш оставил нас сиротами и отошел ко Господу; на вот, поешь!
Но лев есть не захотел, а непрестанно обращал глаза то в одну, то в другую сторону, ища видеть старца своего, громко вопиял и не мог снести разлучения. Видя сие, авва Савватий и прочие отцы гладили его по хребту и говорили ему:
— Отошел старец ко Господу, оставил нас!
Таковые слова их не могли утишить воплей его и стенаний, но чем более силились они уврачевать и ободрить его речами, тем громче рыкал и вопиял он, умножая надгробное свое рыдание и являя гласами своими, и обличием, и очами ту скорбь, которую ощущал он, не видя более своего старца. Тогда говорит ему авва Савватий:
— Ну, пойдем со мною, если уж не имеешь к нам веры; покажу тебе, где лежит старец наш.
И, взявши с собою льва, пошел с ним на могилу; а была она в полумиле от храма. И стал авва
