лавре Фаранской, [129] и по приходе его открывает ему всё. И старец говорит ему:
— Воистину, авва, поруган ты, ибо принес клятву; но хорошо сделал, что хоть не умолчал. Лучше бы тебе обойти все блудилища края сего, ни единого не пропуская, нежели отречься от поклонения Господу нашему Иисусу Христу и Матери Его.
И, так утвердив в вере старца и ободрив его многими наставлениями, отошел авва Феодор в место свое.
Меж тем бес паки является затворнику и говорит ему:
— Что это такое, старец-сквернавец? Не клялся ли ты мне, что никому не скажешь? Зачем же ты всё открыл приходившему к тебе? Знай же, старец-сквернавец, держать тебе на Страшном Суде ответ за клятвопреступление!
И ответил затворник:
— Сам ведаю, что клялся и что преступил клятву, но не тебе грешен, а Господу и Творцу моему; тебя же и слушать не желаю. Ты-то и за совет злой, и за преступление клятвы повинен каре и не минуешь ее.
Есть в ливанской Финикии город Гелиополь, [130] и в городе том был мим по имени Гаиан, который кощунственного глумления ради представлял на театре пресвятую Богородицу. И вот является ему Богородица и говорит:
— Какое зло сотворила Я тебе, что ты пред столькими людьми клевещешь на Меня и глумишься надо Мною?
Он же, восстав от сна, не только не исправил своей жизни, но еще усугубил глумления свои. И снова явилась ему пресвятая Матерь Божия, укоряя его и говоря:
— Перестань, молю тебя, перестань вредить душе твоей.
Он же прилагал еще злейшие кощунства. И в третий раз явилась Она, и говорила к нему, и вразумляла его. Когда же он и тут не исправился, но продолжал глумиться, явилась Она ему в полдень, когда он почивал, и не сказала ничего; только единым из перстов Своих провела черты по двум рукам его и по двум ногам. Пробудившись от сна, обрел он две руки и две ноги свои отпавшими, себя же обрубком.
Сие исповедовал сам несчастный, всем показуя на себе, какое воздаяние приял он за кощунства свои; и сие было по человеколюбию.
И еще сказывал нам старец [131] Палладий, что с аввою Давидом пришел и другой инок, по имени Адола, тоже из Месопотамии родом, и в отдалении от города затворился в платановом дупле. Сделал он и окошечко малое в стволе и беседовал с приходившими к нему.
Когда же пришли варвары и разорили всю округу, случилось им проходить местом тем; и увидел один из варваров выглянувшего старца, и выхватил меч, и простер руку свою для удара, но так и остался на месте, обретя руку свою простертой и недвижимой. Видя же сие, и прочие варвары изумились и в страхе поклонились старцу.
Сотворив молитву, старец исцелил варвара и так отпустил их с миром.
В некий день пошли мы в дом Стефана Софиста, [132] я и достопочтенный Софроний, [133] чтобы упражняться нам в богомыслии; час же был полуденный. А жил Стефан близ храма пресвятой Богородицы, воздвигнутого блаженным папою Евлогием, [134] именовавшегося же Дорофеин.
Когда постучались мы в дом любомудра, на стук выглянула отроковица и сказала:
— Он спит, подождите немного.
Тогда говорю я достопочтенному Софронию:
— Пойдем на Тетрапил [135] и посидим там.
Место, именуемое Тетрапил, в большом уважении у александрийцев; ведь говорят, что Александр, основатель города, предал там земле останки пророка Иеремии, [136] обретенные им в Египте.
Придя на место то, мы никого не встретили, кроме троих слепцов; ведь час, как сказано, был полуденный. Итак, мы со всяким молчанием и безмолвием подошли близко к ним и сели, чтобы заняться чтением.
Слепцы же вели беседу между собой, и один из них говорит другому:
— Скажи правду, как ты ослеп?
Тот отвечает:
— В юности был я корабельщиком; плыли мы из Африки, и в открытом море разболелся я глазами, лекаря же не имел; и явились на глазах моих бельма, и ослеп я.
Спрашивает и он в свой черед другого:
— А как ты слепцом сделался?
Отвечает и тот:
— Был я стекольных дел мастер; от жара огня оба глаза мои вытекли, и я ослеп.
Тут они спрашивают и третьего:
— А ты как стал слепцом?
Он же ответил им:
— Скажу вам сущую правду: в юности моей люто ненавидел я труд, а притом получил и навык к расточительству. Когда же не осталось у меня, чем бы утолить голод, принялся я за кражи. В некий день, уже тогда, когда немало было за мной скверных дел, пришел я на рыночную площадь и вдруг вижу: несут покойника в красивых одеждах. Вот иду я за шествием, чтобы усмотреть мне, где его предадут земле. А они зашли за храм святого Иоанна, и положили его в гробницу, и удалились. Я же, как увидел, что они удалились, вошел в гробницу и снял то, что было на нем, оставив лишь полотно на самом теле. Когда же вознамерился я выходить из гробницы той, вынося добычу обильную, говорит мне скверный мой обычай: «Прихвати и полотно, глянь, какое оно тонкое». И так вернулся я, на горе себе. Едва снял я полотно то, оставив мертвеца нагим, как он встает супротив меня, простирает обе руки свои на меня, ощупывает пальцами своими лицо мое и вырывает оба мои глаза. Тут я, злополучный, кинув всё, с великою скорбию и опасностию вышел из гробницы. Вот и рассказал я вам, как сделался слепцом.
Меж тем, как мы слушаем, достопочтенный Софроний манием подает мне знак, и мы отходим от них. И говорит он мне:
— Правду скажу тебе, достопочтенный авва, сегодня нет нам нужды более заниматься богомыслием; мы уже получили назидание великое.
И впрямь прияв назидание, мы записали сие, дабы и вы, внимая сему, не остались без пользы. Сущая правда, что никто, творящий зло, не утаится от очей Божиих. А рассказ сей мы сами слышали от претерпевшего.
Пришли мы в обитель аввы Феодосия в Скопел, каковое место есть гора между Селевкией материковой и Россом Киликийским; отцы же обители той повели нас еще выше по горе, на вержение стрелы от обители, указали нам источник и поведали:
— От Бога имеем мы источник сей весьма добрым
