Однажды суфий, путник запоздалый,
На некий двор заехал постоялый.
И старого осла, свое владенье,
Оставил он слуге на попеченье,
А сам расположился в общем зале,
Где путники питья и пищи ждали.
Там в созерцанье суфий погрузился
Пред тем, как напитался и напился.
Нам всем известно; книги — кладезь знанья,
Но книги суфиев — лишь созерцанье.
Те книги — белый снег — оплот ислама
Сотворены без помощи калама.
Иных в тех мудрых книгах знаков нет —
Лишь созерцанья свет да странствий след.
Но блюдо с пловом внес служитель в зал,
И суфий созерцание прервал.
И перед тем как взять немного плова,
Он вспомнил про осла и молвил слово:
«Слуга любезный, ты уважь меня,
Задай ослу побольше ячменя».
Слуга ответил: «Смею вам сказать я,
Что это нам привычное занятье!»
Приезжий продолжал: «Осел немолод,
Корм должен быть размочен и размолот!
Да жгут скрути и разотри бока
Скотине, чья поклажа нелегка!»
Слуга ответил: «Мы почти с рожденья
В странноприимном служим заведенье,
И верьте, мудрый, что известно нам,
Как угождать приезжим и ослам!»
Но суфий продолжал: «Налей воды,
Да подогрей, чтоб не стряслось беды!»
«Мудрейший суфий,— прошептал служитель,—
Усердием наша славится обитель!»
«Так вот — очисти стойло от камней
И принеси песка, не пожалей!»
«Отец,— вскричал служитель,— ради бога,
Не наставляйте знающих так строго!»
Но суфий рек: «Почисть осла скребницей!»
Слуга ответил: «Рад я потрудиться!»
«Да отпусти подхвостную шлею,
Щадя скотину бедную мою!»
Сказал слуга, смиряя раздраженье:
«Нам ведомо с ослами обращенье».
Но поучал хозяин непреклонный:
«Ночь холодна, покрой осла попоной!»
Сказал служитель: «От пустых речей
Не обнаружишь в молоке костей.
Хоть и учены вы, но я умелей,
Ибо состарился на этом деле.
Ослов за век свой повидал я много,
Всем услужал с благословенья бога.
Позвольте же уйти мне, чтоб и ныне,
Как -дорогой родне, служить скотине!»
Слуга с почтеньем голову склонил,
Ушел и во мгновенье позабыл
О всех ослах на свете и конюшнях,
Как о вещах никчемных и ненужных.
Смеясь, пошел он прочь, чтобы повсюду
Рассказывать про путника-зануду.
А суфий наш, словам поверив ложным,
Забылся сном, коротким и тревожным.
Что виделось во сне ему недолгом?
Лежал осел несчастный, задран волком.
Потом осел хромал и оступался,
И суфий то стонал, то просыпался.
Но вот стряхнул он вовсе сои проклятый
И стал шептать священные аяты.
Молил во власти горя и забот:
«Кто в черный час на помощь мне придет?
Слуга, кому я выказал почтенье,
К ослу не проявил ли небреженья?
У ненависти быть должна основа,
А что слуге содеял я плохого?
Так просто сын Адама никогда
И дьяволу не причинит вреда.
Ведь только для змеи и скорпиона
Нет ничего святого, нет закона,
И человеку эти твари яд
Вогнать безвинно в тело норовят.
Без повода лишь волк несет несчастье
Тем людям, чью скотину рвет на части.
Но человек не волк, не гад ползучий.
Он без причины никого не мучит.
И я напраслину возвел на брата,—
А это все раскаяньем чревато».
Покуда суфий пребывал в тревоге,
Осел лежал некормленый с дороги.
Был голоден несчастный, и седло
Ему под брюхо, бедному, сползло.
И думал он, продрогнувший насквозь:
«И горсти ячменя мне не нашлось?
Ужели должно мне сто тысяч мук
Терпеть от нераденья здешних слуг?»
Что там ячмень? Задай ему солому.
Он был бы счастлив лакомству такому.
Но, слава богу, вот и ночь прошла,
Недобрая для нашего осла.
Пришел слуга, он бедную скотину
Поставил на ноги пинками в спину.
Потом поправил он, ругаясь зло,
Ослу под брюхо сползшее седло.
К несчастью, бессловесные созданья
Не могут описать свои страданья.
Наутро суфий в путь пустился снова
Из своего прибежища ночного.
Но вдруг его осел в изнеможенье
Шататься стал и падать На колени.
Все те, кто помогал поднять, его,
Болезнь старались распознать его.
Один отыскивал в копыте камень,
Другой нащупал рану за ушами-
А третий, суетившийся вокруг,
Припомнил суфию: «Не ты ли, друг,
Еще вчера, пред тем как спать ложиться,
Не мог своей скотиной нахвалиться?»
