Маснави (поэма о скрытом смысле) - Джалаледдин Руми

Мудрец, способный зреть вещей основу,

Внемли, о друг, бесхитростному слову.

Во времена Омара неспроста

Собрались люди в первый день поста —-

Нет лучше дня, чем этот, для гаданья,

Предвиденья судьбы и прорицания.

Промолвил некто: «В небе над собой

Сейчас я вижу месяц молодой!»

Поверив подданному своему,

Стал вглядываться и Омар во тьму.

Он вопросил: «Где ж месяц, иль исчез?..»

Ответил некто: «Девяти небес,

Быть может, мой и не увидит глаз,

Но месяц в небе вижу я сейчас!»

Омар сказал: «Дай бог тебе здоровья,

Но влажным пальцем проведи по брови!»

И некто сделал, как Омар сказал,

И вправду месяц в небесах пропал.

Омар изрек: «От брови волосок

Загнулся вниз и взгляд твой пересек.

И луком стал для твоего он зренья

И ввысь пустил стрелу воображенья.

Но если, искривившись, волосок

Твое смутить воображенье мог,

То и подумать страшно, что случится,

Когда не только волос искривится!»

Исполнил некто свой дневной урок

И в хлев быка поставил под замок.

А ночью лев, засова не задев,

Сожрал быка, проникнув с крыши в хлев.

Он сытый лег на месте, где привык

Валяться по ночам покойный бык.

Пошел хозяин, чем-то озабочен,

Свою проверить собственность средь ночи.

Во тьме он гладил львиные бока,

Считая, будто гладит он быка.

И думал лев; «Благодари Аллаха,

Что здесь темно, а то хлебнул бы страха!»

На эту притчу обрати вниманье,

Она о том, как вредно подражанье.

Почтенный суфий, истины носитель,

Пришел в странноприимную обитель.

Он знал о злоключениях собрата,

Чей не ухожен был осел когда-то.

И потому, чтоб не случилось зла,

Сам накормил и напоил осла.

Лишь после этого свое владенье

Оставил он слуге на попеченье.

Но что провидеть можем мы —- рабы

Недоброй или доброй к нам судьбы?

Где путник до утра обрел жилище.

Теснились суфии, что были нищи.

Нам ведомо; людская бедность всех

Ввести способна и в соблазн и в грех.

И не тебе судить, о богатей,

Изнеможденных нищетой людей,

Которые, чтобы достать съестного,

Задумали продать осла чужого.

Ведь говорят, когда припрет беда,

Годна и оскверненная еда.

Итак, свершилось зло, осла не стало,

Но было снеди куплено немало.

И в доме суматоха поднялась:

«Уж нынче-то мы попируем всласть!

Три дня не нарушали мы Поста,

Зато теперь душа у нас чиста:

Хоть и бедны, мы все ж творенья божьи,

И долее поститься мы не можем».

Твердили суфии, едва не плача:

«Сегодня ночью и у нас удача!»

По слепоте и с голоду полову

Они сочли зерном (скажу я к слову).

С улыбкой суфий, хоть устал с дороги,

Взирал на тех, что были столь убоги.

Все воздавали суфию по чести,

Его сажали на почетном месте,

Касались их уста его руки,

Ему давались лучшие куски.

Но вот наелись все до пресыщенья,

И началось всеобщее раденье.

И думал суфий наш, впадая в раж:

«Не нынче веселиться, то когда ж?»

Плясали все, стучали в пол ногами,

Сметали пыль с лежанок бородами.

Взвивался дым из кухни в потолок,

Вздымалась пыль клубами из-под ног.

В том нет греха, что за один присест

Иной голодный суфий много ест.

Бывает часто в этой жизни нищей

Свет истины единственной их пищей.