Но суфиев таких наперечет,
Кто только светом истины живет.
Все остальные к плотскому стремятся,
Хоть праведными братьями гордятся.
А между тем раденья продолжались,
Припасы, всем на радость, не кончались,
И кто-то взял тамбур и песнь завел,
Запел: «Пропал осел, пропал осел!»
Бия ногами в пол, все танцевали,
«Пропал осел! Пропал осел»,— кричали.
И странник наш, пируя среди ночи,
«Пропал осел!» — кричал не хуже прочих.
Он пел, плясал, покуда не устал,
Со всеми повторял: «Осел пропал!
Уже рождался новый день, когда
Все разошлись поспешно кто куда.
Осталось постояльцев маловато,
И пыль наш странник выбил из халата.
Свои пожитки поспешил свернуть,
Чтобы навьючить на осла — и в путь.
Но своего в хлеву — о наказанье! —
Не обнаружил суфий достоянья.
Решил он: «Может, дальнею тропой
Повел слуга осла на водопой».
Но вскоре без осла слуга пришел,
И суфий вопросил: «Где мой осел?»
Сказал слуга: «Сам рассуди по чести —
Ведь ты проел осла со всеми вместе!»
«Но этого осла, свое владенье,
Я на твое оставил попеченье!
Не мне, а досточтимому кади
Свой довод в оправданье приведи,
Ибо осла, что мне служил с любовью,
Твое мне не заменит пустословье.
Сказал еще Пророк: „То, что дано,
Да будет в должный срок возвращено!“
Пойдем, слуга, чтоб плату за утрату
Мне присудил судья по шариату!»
Сказал слуга: «В усилиях бесплодных
Что мог я сделать пред толпой голодных?
Котам голодным брось съестного малость
И отними попробуй, что осталось.
Я сладким был куском в когтях котов,
Я был одной лепешкой на сто ртов»,
«Но почему потом ты не пришел
Дать знать о том, что мой пропал осел?
Сказал бы я судье: „С воров взыщи".
А где они теперь? Ищи-свищи!
Они бы по велению закона
Мне возместили бы хоть часть урона!»
Сказал слуга: «Ты сам кричал безбожно,
Тебя дозваться было невозможно.
Тебя я звал, но ты не услыхал.
Ты сам плясал, кричал: „Осел пропал!"
И порешил, в конюшню возвратясь, я:
Осел был продан с твоего согласья!
Как мог я знать, что, истину познавший,
Не знаешь ты, где твой осел пропавший?»
Сказал скотины, собственник былой:
«Мне наважденье ум застлало мглой.
Я разорен доверием поспешным,
Бездумным подражаньем людям грешным,
Продать готовым, чтобы всласть поесть,
Чужую вещь и собственную честь.
Я тяжким наказаньем поражен,
Но поздним пониманьем награжден!»
История о несостоятельном должнике, который, сидя в темнице, объедал всех других узников
Один должник, не возвративший долга,
Был заключен в узилище надолго.
И, поедая все за семерых,
Он стал бедой для узников других.
Иные славились едою скорой,
Но где угнаться им за тем обжорой!
Всяк тот, чей путь не озарен Кораном,
Жрет, словно нищий, даже став султаном.
Тюрьма, что и была не райским садом,
С тем объедалой стала сущим адом.
Когда покою мы спешим навстречу,
Беда, как волк, нам прыгает на плечи.
А где. покой? В которой стороне?
Там, где мы с Истиной наедине!
И каждый чем-то должен поплатиться
За то, что в мир пришел — в сию темницу.
Для тех, кто в нору мыши попадет,
Становится опасным каждый кот.
От своего соузника-обжоры
Страдали и грабители и воры.
Они через помощника судьи
Судье послали жалобы свои.
«И так нещедрый нам кусок положен,
Но и того теперь мы съесть не можем.
Сосед нас объедает день за днем
Так, что мы скоро с голоду помрем.
Он отнимает пропитанье наше,
Усугубляет наказанье наше!
А станем мы роптать, так этот тать
Твердит, мол, нам господь велел вкушать.
Там, где острожники едят и пьют,
Незваный, он, как муха, тут как тут.
Что нам дают, он все сожрать готов,
Так. будто у него пятнадцать ртов.
Не откажи, судья, нам в благостыне,
Лишь на тебя у нас надежда ныне.
Судья, благое дело соверши,
Хоть для спасения своей души:
Возьми его от нас, и превратится
В небесный рай зловонная темница.
Иль кто-нибудь пускай на свой доход
Его на содержание возьмет».
Помощник передал судье прошенье,
Пересказал несчастных злоключенья.
И тот призвал обжору и ему
Сказал: «Позоришь ты мою тюрьму.
И потому ступай-ка из-под сих
Хотя и смрадных сводов, но благих!»
Взмолился узник, плача и стеная:
«Твоя тюрьма мне вожделенней рая,
С таким моим пристрастием к съестному
