Лопе де Вега - Том 5

Любовь рождает подозренья.
Я б заглушить их не могла:
Ведь с ними так она сроднилась,
Что ей без них не обойтись.

Мы по-приятельски сошлись,
И Мендо окажу я милость.
Он честен и душою прям,
И чистой преисполнен веры.
Недолог срок — и кавальеро
Он станет, коль захочет сам.
А вы, содействуя желаньям
И замыслам моим, должны
Подругой стать его жены.
Большим владеет состояньем
Сосед, и, судя по всему,
Вельможею он будет скоро,
Но все ж для этого опорой
Хочу я послужить ему.
И было б мне весьма приятно,
Когда б соседку навестить
Решились вы. Хоть, может быть,
Ей надлежало б к даме знатной
Явиться первой, но простим
Застенчивость столь скромным людям.

Причин выискивать не будем,
Считаю долгом я своим
Вам угождать во всем. Оказан
Мной будет дому их почет.

Услуга дружеская ждет
Ответной. Мендо я обязан.
Ко мне, как я уже сказал,
Он подошел с душой открытой.

Лишь от меня тут что-то скрыто.

Чего бы друг ни пожелал,
Все сделаю без промедленья
Ему в угоду. Хоть скромней
Не сыщешь дружбы, все же в ней
Душа отыщет утешенье.

О ревность, грешное дитя любви,
Ты, прячущая лик свой в покрывалах
Обмана, лжи, признаний запоздалых,
Бессонницей ночною оживи!

Ты — бешенство, кипящее в крови,
Ты — яд, таимый в смертоносных жалах,
Все ж истину в одеждах обветшалых
Разорванных грозою туч яви!

Зачем к сопернице ты своевластно
Влачишь меня, нашептывая мне:
«Взгляни ты на нее, она прекрасна!»?

Но я иду, как будто в страшном сне,
Чтоб руку ей с улыбкою бесстрастной
Рукою сжать, пылающей в огне.

Где ж хоть презрительное слово,
Взгляд, хоть надменный?

Ты костру
Дай разгореться.

Я умру
От равнодушья ледяного
Сеньоры знатной — ведь дана
Ей честь идальго быть женою.

Тут знатность ни при чем.

Но мною
Владеет страх, что вдруг она
Епископу сочтет резонным
Пожаловаться на меня.

Тогда не горячи коня,
Гарцуя вон под тем балконом.

Как достигается успех
В делах любовных? Некто третий
Свои закидывает сети,
Освобождая нас от всех
Тревог.

Решает сводник дело.

Эй, Мондрагон! Как распознать,
Кто третий?

Тут секрет опять:
Столь многие весьма умело
Себя за первых выдают,
Что спутаешься поневоле,
Обычно же на третьи роли,
Для первой устарев, идут.

Не обмануть законоведа,—
Все козни видит он насквозь.

Поверь: когда бы с ним пришлось
Вести мне тяжбу, то победа
Моей была б наверняка.

Но что труднее, чем добиться
Любви сеньоры?

Подступиться
К жене простого мужика.

Скорее все ж мужик презренный
В силки обмана попадет,
Чем тот, кто, словно в дверь, пройдет
Сквозь бриллиантовые стены.

А не подумал ты о том,
Что тот, кто знаньями напитан,
В себе уверен, и глядит он
На всех с открытым всем лицом?
А в неуче есть что-то бычье,
Он груб, упрям, он глуп как пень,
Но легче уж набросить тень
На солнце, чем на честь мужичью.

Коль в проницательных умах
Сомненья обитает гений,—
Как тысяча гласит суждений
Об этом в прозе и стихах,—
То можно ли питать надежду,
Что честь свою законовед
Дозволит запятнать, а свет
Догадки осенит невежду?

Ученый высоко парит.
Ведь он так мудр, так возвеличен,
Так смел!.. Он к бедам непривычен
И беззащитен от обид.
Мужик хитер. Он, как лисица,
Подвохов ждет со всех сторон.
Ему окажешь честь, и он
За честь жены уже страшится.
А шляпу снимешь перед ним,
Любезную проронишь фразу,—
Насупится он, чуя сразу,
Куда относит ветер дым.
Он мнителен, опаслив. Всюду
Подозревает он беду,
Хоть надобно иметь в виду,
Что все ж к Меркурию (тут буду
Ссылаться на свои дела)
Не расположена Киприда
И нанести ему обиды
Стремилась всюду, где могла.
Вот Марс[5] навеки из фавора
Не выйдет, и дарить нам вновь
Свою недолгую любовь
Крестьянки будут и сеньоры.
Но той, что с некоторых пор
Я верен, даже Анджелика
Уступит с радостью великой
То имя, что ей дал Медор.[6]
В соседстве с дамою твоею
Живет и божество мое,
Однако имени ее
Произнести я не посмею.
Молю я небо об одном —
Ведь божий промысел неведом,—
Чтоб Мендо стал законоведом,
А Леонардо мужиком,
Иначе счастья мне не знать.

Мне кажется, что ты увлекся
Случайным блеском парадокса:
Ученостью пренебрегать,
Невежественности бояться
Ты вздумал? Не смеши людей!

Сеньорам храбростью моей
Я дам возможность восхищаться.
Красавиц этих я для них,
Коль мне отсыпят куш приличный,
Пленю, и если, как обычно,
Вас не потянет на других,
То их, как двух овечек малых,
К вам приведу есть хлеб из рук.

Крестьян не знаешь ты, мой друг.
Не верю, чтоб околдовал их
Иль обманул хоть сам Мерлин.[7]

Нет? Так жену я заколдую,
А мужа превратить в простую
Овцу ей ровно миг один.

Ах, Мондрагон! Пусть хоть к балкону
Моя Антона подойдет!

Ах, Мондрагон! Пусть хоть кивнет
Красавица мне благосклонно!

Ах, Мондрагон! Заставь вступить
Ее хоть в разговор глазами…

Ах, Мондрагон! Когда б я даме
Мог нечто важное открыть…

Ах, Мондрагон! Тебе придется
Мужлана превратить в осла,
Чтоб мысль души моей не жгла,
Что человеком он зовется!

Ах, Мондрагон! Другой осел
Пусть будет слепотой наказан,
Чтоб он о том, чем мне обязан,
В своих законах не прочел.

Ох! Ах! Вот сколько Мондрагонов!
Тут дался бы в обман дракон,
Иль стал бы саламандрой он
В горниле ваших жарких стонов.
Но внешность изменить свою
Я должен. Дайте кой-какую
Одежду мне, и помогу я
Блаженству вашему в раю.
Пойду к красавицам и толком
Им объясню, чего мы ждем.