я думал, он сам отойдет…
— Куда? — поднимает на меня глаза Юля.
— Туда. — Я киваю в сторону потолка.
— Но не ушел, решил остаться.
— Да, к счастью. — Я снова делаю большой глоток холодного тоника. — Нашелся бы еще он теперь.
— Ну не знаю… Хорошо ли, что он остался здесь, — холодно произносит Юля и с неприязнью смотрит в сторону, где кто-то заигрывает с официанткой.
— Прости, что? — спрашиваю я, надеясь, что мне послышалось, а Юля поворачивается ко мне и четко произносит:
— Может, было бы к лучшему, если бы он тогда тоже ушел, как ты говоришь, — Юля кивает в сторону потолка, и по моей спине вновь бегут мурашки, и я понимаю, что это не от кондиционера.
— Юль, ты что такое говоришь!
— Да так. Прости.
— Нет, подожди. — Я придвигаю стул ближе к столу и понижаю голос: — Почему ты так говоришь?
— Как? Как я говорю? — нервно спрашивает Юля.
— Так, плохо, Юль! Я не понимаю.
— Ты сам сказал как-то, что он не совсем хороший парень, забыл? — Юля начинает нервничать и отодвигает от себя тарелку.
— Ну, мы все не ангелы, в общем-то. Но…
— Но…
— Но Алекс не заслуживает смерти. Блядь, мне даже странно про это говорить. Он просто любит наркотики. И я только это имел в виду, когда намекал на то, что он нехороший.
— Значит, ты не все знаешь о своем друге, — говорит Юля, вертя на столе телефон.
— Что ты имеешь в виду, Юль?
— Он перегнул.
— Что перегнул? О чем ты говоришь вообще? Ты же с ним виделась! Юль, немедленно расскажи мне все…
— Да нечего говорить. Да и виделись мы миллион лет назад.
— Ну в смысле — нечего? Ты уже начала.
— Я виделась с ним, потому что он достал меня мольбами встретиться и поговорить. Я не хотела видеть его. Не хо-те-ла! — Я вижу, как Юлины зрачки становятся шире.
— Юля, милая моя сестренка, я тебя очень люблю и не хочу ссориться с тобой никогда, поверь мне. Ты самый дорогой мне человек на всем земном шаре, и я просто, наверное, знаю не все. Ты можешь мне рассказать?
— Я не знаю, могу ли тебе рассказать.
— Ты моя сестра.
— Может, тебе бы стоило вести себя в Америке чуть иначе. Отвечать на сообщения, например. Ты исчез, и все хотели узнать о тебе через меня.
— Юль. — Я тру глаза. — Прости меня, я не знал, что тебя это как-то коснется. Расскажи мне об Алексе. Пожалуйста.
Юля вздыхает и только через какое-то время отвечает:
— Он изнасиловал девушку.
Мне кажется, что пот начинает литься с меня в три ручья.
— Что, прости?
— Алекс — насильник. Удолбал девушку, а потом сделал с ней все, что хотел.
— Ебаный в рот! Когда это было?
— Пару лет назад… Может, он и хотел рассказать тебе, но ты никому не отвечал.
— Пиздец! А ты почему мне об этом не говорила? Я же с тобой всегда на связи.
— Я не была уверена, что нужно. Тебе и так было непросто.
— Вот же гондон! Ты часто виделась с ним?
— Нет, зачем он мне нужен?
Я растерян, ошеломлен и словно прикован к стулу. Мне очень хочется закурить и почему-то надеть очки, но в ресторанах курить запрещено, а очки я не взял. У Юли на столе вибрирует телефон, и она читает на нем сообщение. История про Алекса что-то перевернула во мне, отчего становится неуютно, и я начинаю сильнее тереть глаза.
— Мне надо бежать, — говорит Юля.
— Подожди, куда? Мы же…
— Я должна с девочками увидеться.
— Ответь, пожалуйста, на один вопрос. — Я сжимаю в кулаке салфетку и собираюсь с силами, чтобы сказать: — У тебя было что-то с Алексом?
Юля поворачивается в мою сторону, и волосы падают ей на глаза.
— Нет. Это произошло с моей знакомой.
— Какой?
— Которую он удолбал. Мне пора!
Юля подходит ко мне, обнимает и целует в макушку.
— Андрей, все нормально. Я люблю тебя, но я обещала подругам встретиться.
Последнее, что я успеваю спросить:
— А что с той девочкой?
— Все нормально вроде бы, — говорит в дверях Юля и добавляет: — Но мы уже не общаемся. Давай не будем об этом. Пока!
Я снова остаюсь один в полной растерянности.
Улица залита ярким солнечным светом, который словно выжигает глаза. Потоки людей, идущих в разные стороны, захлестывают волной, и, столкнувшись с кем-то плечом, я не оборачиваюсь, совсем как Ричард Эшкрофт в клипе «Bitter Sweet Symphony». Асфальт раскален до такой степени, что, когда перехожу дорогу на зебре, кажется, я аккуратно ступаю с одной дощечки подвесного моста на другую, боясь провалиться в пропасть, и хочется быстрее добраться до тротуара, на котором светофор показывает красного человечка, который то ли стоит, то ли лежит. В витрине магазина электроники выставлены в ряд плазменные панели, они показывают клип группы Soul Asylum — «Runaway Train» про без вести пропавших людей, — и я ускоряю шаг, чтобы пройти дальше, потому что с детства не люблю это видео.
Когда солнце отражается в стеклах высоток, я думаю, как было бы здорово, если бы оно навсегда осталось там. На одной из улиц съемочная группа фотографирует модель на фоне кирпичной стены. Она позирует в голубых узких джинсах, черном корсете, во рту держит переливающуюся брошь из бриллиантов, а на ее ключице тонкая строчка татуировки: «Скоро все исчезнет». Она стоит босиком, потом садится на корточки, фотограф говорит ей «выгни спину», и она охотно исполняет. Я дохожу до дома, останавливаюсь у подъезда и прикрываю солнце ладонью.
Номер Кати не отвечает полчаса, и за это время я безуспешно пытаюсь заснуть, чтобы не думать о том, что я только что узнал от сестры. Я лежу на кровати и просто смотрю в потолок. Мне хочется его раздвинуть и увидеть небо, пусть даже темное, но надо мной по-прежнему белый кусок бетона с современной лампой в виде плоской продолговатой тарелки, похожей на НЛО. Чтобы увидеть небо, мне приходится повернуть голову в сторону панорамного окна, в которое во сне ударился человек. Рядом начинает вибрировать телефон. На дисплее сообщение, что Катя снова в сети, и меня это как-то успокаивает, но в голове по-прежнему что-то пульсирует. Через несколько секунд телефон начинает снова вибрировать, и я смахиваю пальцем кнопку «ответить».
— Кать? — говорю я. — Ты сейчас что делаешь? Давай встретимся?
— Давай! Где?
— Приезжай ко мне!
— Уверен?
— Да.
— Хорошо, буду минут через двадцать.
Через час в окно вижу, как во двор въезжает белый «мерседес», который я уже видел ночью, в день своего возвращения. Из машины выходит Катя, и меня это почему-то напрягает. Она закрывает дверь, фары два раза мигают оранжевым, потом она быстрым шагом направляется к подъезду, а я к домофону. Когда он начинает звонить, на экране я вижу черно-белое лицо и не понимаю, зачем я ее пригласил, но все равно открываю. Наблюдаю через экран, как дверь подъезда открывается и Катя пропадает за ней, а потом продолжаю пялиться
