сам, я понял, что выйти будет непросто. Да, сейчас в моих руках огромная власть. Теневые бизнесы, противозаконная торговля… Море всего. И, конечно, есть много людей, желающих со мной за эту власть побороться. Поэтому я всегда под прицелом. Оружие мне нужно, чтобы обороняться, а не чтоб нападать. И мое оружие - это мои люди. Целая армия людей, Фея.
– Я-я… – я опустила глаза, заламывая похолодевшие пальцы, – я представляла себе все совершенно не так…
– Понимаю, – в его голосе скользнула снисходительная тень на улыбку, – но в этом мире тоже есть законы. И мы их чтим. Есения…
Он вновь поднялся на ноги, а я так и не смогла заставить себя поднять глаза него. Уперлась взглядом в дорогие ботинки, когда Гром подошел, и от чего-то задышала чаще.
Он протянул большую ладонь. Секунду помедлив, я вложила свою руку в его.
Потянул меня на себя, заставляя подняться. А уже через миг мое тело было плотно прижато к его телу, большому и крепкому.
Меня словно волной огня окатило. Мужская ладонь спокойно, но крепко лежала на моей спине не позволяя сбежать. Но, если честно, бежать мне уже не хотелось…
– Я плохо помню ту нашу ночь, – его хриплый голос разнесся по комнате эхом, оттолкнулся от стен и осел в моей голове плотным туманом желания, – но… я отчетливо помню одно. Мне было хорошо с тобой, Фея. – Я задохнулась от наплыва эмоций, открыла рот, чтобы жадно глотнуть кислород, но он встал в горле комом. – И я хочу знать… Было ли тебе со мной так же хорошо?
Мой слух ведь меня не обманывает? Рассудок не подменяет одну картинку другой? Может, я слышу то, что хочу, а Гром спрашивает что-то совершенно иное?
Я так разволновалась, что только спустя пару долгих мгновений поняла наконец, что он ждет ответа.
Зубы почему-то стучали. Я не знала, куда деть свои руки. И все мое тело стало вдруг неудобным. Его близость безумно смущала. А еще она… безумно манила.
Аромат дорогого парфюма щекотал мои ноздри. Жар от сильного тела. Крепкая ладонь на спине, прикосновение которой я чувствовала даже через одежду. Все это сбивало меня с нужных мыслей, и уносило в сладкие грезы.
– Д-да… Гурам… – шепотом, совершенно беззвучно ответила я, утопая в темноте его глаз. Но Гром все услышал. Ему не потребовалось больше от меня ничего, чтобы склониться и взять в плен мои губы.
Поцелуй был неистово сладким. В его руках я словно плавилась. Трепетала, горела, превращаясь в мягкое масло, раскаленное на солнечном свете.
Не помню, как мои руки оказались у него на плечах, следом бессовестно зарылись в волосы, а потом вообще начали расстегивать пуговички на рубашке Гурама.
Мы что-то бессвязно шептали друг другу, и я упустила момент, когда уже без одежды оказалась прижатой к дивану тяжелым телом мужчины.
– Фея, – эхом проносилось у меня в голове, – если бы только знала, сколько раз после я об этом мечтал…
Я краснела до кончиков пальцев в этот момент.
– Гурам… я… – прохрипела, не отрываясь от его поцелуев, – у меня… я…
Гром отстранился, внимательно заглянув мне в глаза.
Стыд захлестнул.
– Скажи, как есть, Фея. Ты не хочешь этого?
Не сдержавшись, я закрыла руками лицо, но Гром аккуратно убрал мои руки. Заставил посмотреть на него.
– Скажи. Я хочу знать.
– Ты был… моим первым, и… единственным.
Огонь, полыхнувший в его темных глазах в этот миг, стер в моей душе все сомнения.
Сделав глубокий вдох, будто сдерживая себя, чтобы не наброситься на меня с новой силой, Гром медленно поцеловал меня в уголок губ.
– Я, – и вновь поцелуй, аккуратный и нежный, – буду, – теперь его губы скользнули по уху, – очень, – ладонь улеглась на бедро, – нежным.
Я доверилась Грому. Доверилась снова, как в ту ночь, три года назад.
Наверняка потому, что этот мужчина обладает надо мной какой-то магической властью. Рядом с ним я плавлюсь как воск. Превращаюсь в музыкальный инструмент в руках мастера. Вживаюсь в него. Становлюсь одним целым.
– Буду нежным, Фея, – повторил он на выдохе. – Только с тобой.
***
А спустя два часа в доме Грома, самом охраняемом особняке в этом городе, раздались звуки выстрелов.
26
Задремав в крепких объятиях Грома, я вздрогнула, услышав оглушающий выстрел.
Сначала один.
А потом и второй. Третий. Четвертый.
Адреналин в теле взлетел до максимальной отметки. По коже тут же пустились вскачь тонны мурашек.
Я уставилась Грому в глаза. С нечититаемым выражением на лице, он приложил палец к губам, приказав мне не издавать ни единого звука, и быстро оделся.
Я тоже натягивала на себя одежду дрожащими пальцами. Из холла доносились крики. Сначала мужские. А потом… Потом закричала Марта. Спустя миг она замолчала…
В моей голове грохотало лишь имя сына.
Он там. Он один! Один, черт побери! Потому что я здесь! Его некому защитить! Некому!
Из глаз брызнули слезы.
Дернув за запястье, Гром заставил встать меня на ноги, и толкнул себе за спину. Сам в это время достал из кобуры пистолет, держа его перед собой.
Когда дверь в гостиную приоткрылась – я попрощалась с жизнью и с мыслью еще хоть когда-то увидеть своего малыша. Перед глазами уже мелькнула картина, как Гром делает выстрел, но нас убивают быстрее.
Мелькнула, и так же быстро пропала.
Потому что в гостиную зашел Хасан. И у него на руках сидел Петька. Бледный, взлохмаченный, с огромными от страха глазами, и зажатым большой мужской ладонью ртом.
– Петь… – пискнула я, и бросилась к сыну, прежде, чем успела подумать, что делаю.
Кажется, звук моего голоса пронесся эхом по дому, потому что голоса в холле на мгновение стихли.
Все это происходило за доли секунды.
Я уткнулась в сына лицом, и вцепилась в него окостеневшими пальцами, понимая, что ни выпущу теперь даже под страхом смерти.
– Выводи их, – четко, без единой эмоции в голосе, отдал Гром приказ своему подчиненному.
Тот сухо кивнул. Действовал быстро. Взял меня под локоть с такой силой, с какой только мог. Но боли я не ощущала. В тот момент я не ощущала вообще ничего, кроме всепоглощающего, удушающего приступа страха и паники.
Мы двинулись в противоположную от двери сторону. В
