я молча наблюдаю за ней, не торопя ее с рассказом, но отчетливо вижу, что ее распирает от желания всё мне выложить.
— Ты не подумай, что мне что-то от тебя нужно, но я знаю, что мы с тобой были в одинаковом положении. Семья Гордея прошлась по нам обеим, и я знаю, что твой кондитерский бизнес был уничтожен. Ты наверняка злишься на меня за то, что я когда-то с ним спала и за то, что пыталась сделать моя мать, но в итоге мы имеем то, что имеем. Каждый получил по заслугам в этой истории, кроме Гордея. Ты не считаешь это несправедливым?
Ее глаза горят желанием мести, и это меня слегка пугает. Я, конечно, все эти годы злилась на Гордея за то, что он разрушил мою жизнь, но никогда не думала о том, чтобы ему отомстить. Это злое чувство никогда не опаляло мое сердце, и я боялась того дня, когда буду настолько кого-то ненавидеть, что опущусь до причинения кому-то зла.
— Расскажи мне, что с тобой случилось.
Я решаю перевести тему и узнать, отчего она так озлоблена, хотя по ее виду уже предполагаю, что произошло.
— Мою мать лишили лицензии и посадили в тюрьму, а отца поймали на взятках и тоже упекли. Оказалось, что без отцовского влияния я никому не нужна, и вскоре, утопая в долгах, я оказалась на улице. Не думай, что я никогда не понимала, чем занимаются мои родители, но наше падение по существу спровоцировал именно Гордей. Несмотря на мое образование, благодаря ему никто не брал меня на работу, так что сейчас я работаю уборщицей. Считай, что нищенка.
— Разве у тебя не было друзей, которые могли бы помочь с обустройством по профессии в другом городе?
— Друзей? — усмехается Анна, откидываясь на спинку стула. — А их, как оказалось, у меня никогда и не было. Только прихлебатели, заинтересованные в деньгах моего отца и его связях. Ты мне лучше расскажи, как с тобой обошлась мать Гордея. Та еще мегера и стерва.
— Причем тут мать Гордея? — спрашиваю я, хмурясь.
— А ты что, не знаешь? — поднимает она бровь, и я чувствую, что услышанное мне совершенно не понравится.
— Не знаю что? Не томи.
— Она так сильно хотела женить Гордея на Анфисе, что приложила руку ко всему в этом городе, чтобы ты никогда сюда больше не вернулась. Так что я удивилась, увидев тебя сегодня здесь. В отличие от меня, ты прекрасно устроила свою жизнь, судя по твоему виду.
Я вижу, как она с завистью оглядывает меня, и напрягаюсь, так как мне непривычно быть объектом зависти.
— Кондитерскую здесь закрыли, а мою мать уволили с работы, поэтому мы уехали. Но это был Гордей, не смирившийся с тем, что я его бросила.
— Гордея я, конечно, ненавижу, но насчет тебя я точно знаю, что из города тебя пыталась выжить именно твоя бывшая свекровь. Об этом все знают. Она готова идти по головам, чтобы устроить жизнь Гордея так, как она это видит и считает правильным. Зря я когда-то нацелилась на него, решив, что смогу построить с ним жизнь. Возможно, если бы я с ним не связалась, до сих пор жила бы в особняке на Рублевке и отдыхала за границей.
Анна продолжает выплескивать ярость и обиду, но я просто молча слушаю ее и не поддерживаю ее слова о мести. Когда приходит моя электричка, я на несколько секунд колеблюсь, а затем оставляю ей несколько пятитысячных купюр. Сажусь в электричку и чувствую, что гештальт прошлого для меня закрыт.
Лишь один вопрос остается без ответа. И пока я еду в деревню, решаю наконец, что после возвращения домой обязательно поговорю с бывшей свекровью, чтобы решить с ней все наши разногласия раз и навсегда.
Мне не дает покоя мысль, что жизнь мне испортил не Гордей, а его мать. И меня гложет вопрос, знал он об этом или нет.
— Тебе нужно вернуться к нам. У нас был скандал с твоей матерью, не с тобой и уж тем более не с нашим правнуком.
Дедушка говорит ультимативно, а я едва досиживаю оставшийся час до электрички. Целый год мы с матерью жили у них, но это был сущий ад. Родители отца довольно старенькие и привередливые, дед порой забывался и начинал обвинять маму в том, что это она довела отца до смерти. Какое-то время ради меня мама всё это терпела, хоть и огрызалась со временем, но однажды она не выдержала, и мы, решив, что Дима уже не такой маленький для переезда, собрали вещи и уехали в город, о котором ранее говорили.
Я до сих пор помню, как бабушка легла перед порогом, запрещая мне уезжать, и я, опасаясь смертельно обидеть ее и услышать вслед какие-нибудь проклятия, ушла к себе в комнату, через окно передала маме кулек с ребенком, а уже после перелезла сама.
Впервые я к ним приехала только после смерти мамы, когда прошло около двух месяцев. Тогда я осознала, что это мои единственные оставшиеся в живых родственники.
Мне самой тяжело с ними общаться, особенно с учетом того, как мы расстались на неприятной ноте в прошлый раз. Общение наше натянутое, по крайней мере, с моей стороны.
— Дедушка, я уже устроилась в городе, так что возвращаться в деревню мне нет нужды. Тем более, что Дима ходит в садик, ему там нравится, а здесь у вас живут одни старики. Ему некуда будет ходить и не с кем играться.
С тех пор, как у него появился отец, его перестают задирать, да и он сам обретает уверенность, поэтому ему нравится везде, где он появляется. Я рада этому и благодарна Гордею за то, что он участвует в жизни сына.
На мои слова дед хмурится, а бабушка, как обычно, молчит. Она обычно встревает, когда ему уже нечего сказать.
— А зачем ему детский сад? А у нас деревня, свежий воздух, живность, коровы, яблоневый сад, что еще нужно для детского счастья? А ты чем там занимаешься? Также кассиром работаешь? Разве это тебе нравится, прислуживать всем этим людям? Ты лучше у нас тут дояркой устроилась бы, как раз место освободилось, мы за тебя похлопочем.
Я прикрываю недоумение неловкой улыбкой, а сама вижу, что дед говорит всерьез, реально считая, что
