себе.
Жюль видел в поведении Луизы облегчение человека, который долгое время предвидел надвигающуюся катастрофу, а теперь был рад, что неизбежное наконец-то свершилось.
Луиза опустилась на влажную траву рядом с Жюлем. Вытряхнув из помятой пачки сигарету, она зажала ее губами и подожгла. Луиза не курила много лет. Она поднесла сигарету, зажатую между длинными узкими пальцами, к губам, глубоко затянулась, запрокинула голову и выпустила в небо тонкое облачко дыма. Как будто хотела полностью избавиться от серой пелены, окутавшей душу.
– Когда наши жизни перестали переплетаться друг с другом?
Жюль молчал.
– Будь честен с собой, Жюль, – продолжила Луиза, – ты хочешь сохранить этот брак? – В ее голосе послышалась нотка страха.
Жюль, использовавший последние силы, чтобы выдержать возложенную им самим на себя роль уверенного человека, пробормотал:
– Не знаю.
– Собственную правду не забывают. Никто не забывает. Мы все совершенствуемся во лжи, – сказала Луиза и затушила сигарету о камень.
– Мне жаль. Мне бесконечно жаль, – добавил Жюль.
– И что мне с этим делать? Давай будем честны друг с другом. Никто из нас не мечтал жить так, как мы живем. – Луиза не сводила взгляд с раздавленной сигареты и пепла вокруг нее.
Жюль смотрел на Луизу. Она сидела, согнутая под тяжестью правды, которая лежала на ее плечах, как прежде лежала на плечах Жюля ложь. Он знал, какой истощенной, опустошенной и уставшей, какой бесконечно уставшей она себя чувствовала.
Безмолвное отчаяние от того, что произошедшего не изменить. Оба понимали, что совместная жизнь подошла к концу, что их пути разойдутся.
Глава 41
Шли дни. Флорентине они по-прежнему ничего не говорили. Вспыхивающая время от времени уверенность Луизы в том, что все будет хорошо, опять уменьшалась до размера песчинки и снова уступала место отчаянию. Пока она внутренне мирилась со своим положением, Жюль после своего признания постепенно возвращался к тому, кем был раньше. Старые, похороненные, никогда не признававшиеся чувства вырвались из глубины его сердца и помогли вспомнить. О единственной женщине, о единственной жизни, которую, как ему казалось, он мог любить. Чувства, в которых Жюль не мог себе признаться много лет назад, поскольку не знал, как с ними жить. Вместо этого он позволил поглотить себя жизни, которая ему не принадлежала.
Как же все-таки долго мы способны себя обманывать.
На небосводе светила яркая и неподвижная луна. Ее отражение, похожее на стаю блестящих рыб, дрожало на воде далекой реки. Окутанный темнотой ночи, Жюль спустился в сад с сигарой в уголке рта. Он достал из кармана брюк коробок спичек, вынул одну, зажег ее о кору дуба и поднес к своей «Партагас». Сделав глубокую затяжку, он зажал сигару между большим и указательным пальцами и проследил за дымом, который, подобно крыльям, распростерся над травой и серым облаком растворился в черном небе.
Позади Жюля, на холме, находилась вилла, в которой дрожали огни, но царила темнота, в которой Луиза, невидимая, стояла за окном, следя глазами за красным огоньком сигары.
Перед Жюлем вырисовывались силуэты городских домов, выступавшие из сумерек, будто вырезанные из бумаги. Дальше, сразу за рекой, виднелись поля, терявшиеся в дымке. Рядом с ним стояли фонари, освещавшие подъездную дорожку к вилле; вместе с луной они боролись с мраком.
Ложь его отпустила. Слетела с души, как пепел. Он чувствовал себя свободным.
Большего, чем осознание этого, ему не требовалось. Жюль знал, что смотрит на свою прежнюю жизнь в последний раз.
Он сел на старую скамейку и провел ладонью по тику. Время потрепало Жюля так же, как это дерево. И, как и для того, чтобы снова увидеть богатство его текстуры, нужно было всего лишь счистить верхний слой скамейки, так и Жюлю просто нужно было полностью избавиться от старой жизни.
Его губы искривила измученная улыбка облегчения. Сегодня луна снова проложит свой путь по небу. А завтра наступит новый день.
Глава 42
Наконец небо распалось на крошечные сияющие осколки. Заявление Жюля о том, что он на какое-то время уедет, подтвердило подозрения Флорентины. Она была привязана к отцу, полагалась на его решения. Она чувствовала, что его мучает что-то еще, не известное ей, но вопросов не задавала. Он обещал объяснить, как только вернется.
Словно освещенный прожектором, Жюль теперь ясно видел, что нужно делать. Нужно найти женщину, которую он шантажировал и сделал соучастницей. Должно быть, все эти годы она страдала так же, как и он. Совсем недавно Жюль узнал через своего друга, бывшего руководителя больницы, что она уехала с мальчиком сразу через несколько недель после той ночи, в страну на Дальнем Востоке, чтобы начать новую жизнь с сыном там, вдали от нашего мира.
Она уехала, будто обменяв шумную скорость, которая настолько разобщает личность, что в какой-то момент ее невозможно собрать воедино, на спокойную медлительность, которая снова соединяет и центрирует нас.
Жюль найдет ее, где бы она ни была. Он попросит у нее прощения, а затем отправится к настоящим родителям Флорентины, чтобы признаться в том, в чем признался Луизе. И, если повезет, узнать, что случилось с его собственным ребенком. Наконец-то он сделает то, что давно должен был сделать.
Однажды утром, когда перед солнцем серыми нитями растягивался туман, в воздухе кружил листопад, а под ногами шелестела листва, Жюль оставил жизнь, которая больше не имела к нему никакого отношения, и отправился в путешествие. В ветвях шумел ветер. С деревьев непрерывно капало. Все вокруг покрывал ковер увядших листьев.
Луиза провожала его на вокзал. Они молча шли рядом друг с другом по перрону. Когда подошел поезд, она спросила:
– Что теперь будет, Жюль?
На самом деле она просто хотела сказать ему на прощание, а также самой себе, что последние тридцать лет, которые они провели вместе как пара, хоть что-то значат. Что это не потраченное впустую время. Что они с Жюлем вырастили Флорентину, пусть и неродного ребенка, чудесной девушкой. И чувство, теплившееся когда-то между ними, так же важно, как родные дети. Однако Луиза не смогла этого сказать. Казалось, Жюль был уже слишком далеко от нее. Казалось, он уже мысленно перебирал прошедшие годы, пытаясь снова найти ту точку, в которую хотел бы вернуться.
– Я должен исправить то, что могу. Нам обоим нужно нарисовать контуры наших жизней так четко, чтобы они приобрели сходство с тем, что действительно нам подходит. Слишком много дней, месяцев, лет отделяют нас от людей, которыми мы когда-то были. Которыми мы на самом деле хотим быть. Если наш
