назначил ему пособие в размере 300 фунтов стерлингов. Мачеха заслужила его благодарность тем, что не родила ему детей, и вскоре он проникся к ней симпатией. Значительную часть своих доходов он тратил на книги и "постепенно собрал многочисленную и отборную библиотеку, которая стала основой моих трудов и лучшим утешением в моей жизни".58
Начав в Лозанне, он закончил в Буритоне (где проводил лето) "Essai sur l'étude de la littérature", которое было опубликовано в Лондоне в 1761 году и в Женеве в 1762 году. Написанная на французском языке и посвященная в основном французской литературе и философии, она не вызвала никакого шума в Англии, но была принята на континенте как выдающееся произведение для двадцатидвухлетнего юноши. В ней содержатся некоторые важные идеи относительно написания истории. "История империй - это история страданий человека. История знаний - это история его величия и счастья..... Множество соображений делает последний порядок изучения драгоценным в глазах философа".59 Следовательно, "если философы не всегда являются историками, то, по крайней мере, желательно, чтобы историки были философами".60 В своих "Мемуарах" Гиббон добавил: "С ранней юности я стремился к характеру историка".61 Он искал предмет, который бы подходил как для философии и литературы, так и для истории. В восемнадцатом веке история не претендовала на роль науки; скорее, она стремилась стать искусством. Гиббон считал, что он хочет писать историю как философ и художник: рассматривать большие темы в широкой перспективе и придавать хаосу материалов философское значение и художественную форму.
Внезапно он был призван из стипендии к действию. Во время Семилетней войны Англия неоднократно подвергалась опасности вторжения со стороны Франции. Чтобы подготовиться к такому чрезвычайному положению, английское дворянство сформировало ополчение для защиты от вторжения или восстания. Офицерами могли быть только представители знати. Гиббон Старший и Младший были произведены в майоры и капитаны в июне 1759 года. Эдуард III присоединился к своей роте в июне 1760 года и пробыл в ней, время от времени переезжая из лагеря в лагерь, до декабря 1762 года. Он был плохо приспособлен к военной жизни и "устал от товарищей, которые не имели ни знаний ученых, ни манер джентльменов".62 Во время военной карьеры он обнаружил, что его мошонка увеличивается за счет жидкости. "Сегодня [6 сентября 1762 года] я был вынужден обратиться к мистеру Эндрюсу, хирургу, по поводу жалобы, которой я пренебрегал в течение некоторого времени; это была припухлость моего левого яичка, которая грозит стать серьезным заболеванием".63 Ему пустили кровь и провели физиотерапию, но это принесло лишь временное облегчение. Эта "водянка" должна была мучить его до самой смерти.
25 января 1763 года он отправился в континентальное турне. Он остановился на некоторое время в Париже, где познакомился с д'Алембером, Дидро, Рейналем и другими светилами Просвещения. "Четыре дня в неделю я сидел... за гостеприимными столами мадам Жеффрин и Боккаж, знаменитого Гельвеция и барона д'Ольбаха. ...Четырнадцать недель незаметно улетучились; но если бы я был богат и независим, я бы продлил, а может быть, и закрепил свое пребывание в Париже".64
В мае 1763 года он добрался до Лозанны, где пробыл почти год. Он виделся с мадемуазель Куршод, но, обнаружив, что за ней хорошо ухаживают, не сделал попытки возобновить с ней дружбу. Во время этого второго пребывания в Швейцарии, по его признанию, "привычки ополченцев и пример моих соотечественников привели меня к некоторому буйному распутству; и перед отъездом я заслуженно потерял общественное мнение, приобретенное в мои лучшие дни".65 Он проиграл значительные суммы в азартные игры. Но он продолжал заниматься подготовкой к поездке в Италию, изучая старинные медали, монеты, маршруты и карты.
В апреле 1764 года он пересек Альпы. Три месяца он провел во Флоренции, а затем отправился в Рим. "В ежедневном труде восемнадцати недель" шотландский эмигрант провел его среди остатков классической древности. "Именно в Риме, пятнадцатого октября 1764 года, когда я сидел, размышляя среди руин Капитолия, а босоногие монахи пели вечерню в храме Юпитера, мне впервые пришла в голову мысль написать историю упадка и падения города. Но мой первоначальный план был ограничен упадком города, а не империи".66 Он стал думать об этом роковом распаде как о "величайшей, возможно, и самой ужасной сцене в истории человечества".67 После посещения Неаполя, Падуи, Венеции, Виченцы и Вероны он вернулся через Турин, Лион и Париж ("еще одна счастливая две недели") в Лондон (25 июня 1765 года).
Проводя большую часть своего времени в Буритоне, он позволил себе отвлечься и начать на французском языке историю Швейцарии. Хьюм, увидев рукопись в Лондоне, написал Гиббону (24 октября 1767 года), умоляя его использовать английский язык и предсказывая, что английский скоро превзойдет французский язык по распространению и влиянию; кроме того, он предупредил Гиббона, что использование французского языка привело его "к стилю более поэтичному и образному и более окрашенному, чем наш язык, кажется, допускает в исторических произведениях".68 Позднее Гиббон признавался: "Мои древние привычки... побуждали меня писать по-французски для европейского континента, но я сам сознавал, что мой стиль, выше прозы и ниже поэзии, выродился в многословную и скучную декламацию".69
Смерть отца (10 ноября 1770 года) оставила ему обширное состояние. В октябре 1772 года он переехал на постоянное место жительства в Лондон. "Не успел я обосноваться в своем доме и библиотеке, как принялся за сочинение первого тома своей истории".70 Он позволял себе множество отвлечений - вечера у Уайта, посещение "Клуба Джонсона", поездки в Брайтон, Бат, Париж. В 1774 году он был избран в парламент от "карманного района", контролируемого родственником. Он хранил молчание во время дебатов в Палате общин. "Я все еще немой, - писал он (25 февраля 1775 года), - это более грандиозно, чем я себе представлял; великие ораторы приводят меня в отчаяние, плохие - в ужас";71 Но: "Восемь сессий, которые я провел в парламенте, были школой гражданского благоразумия, первой и самой необходимой добродетели историка".72 Окруженный спорами об Америке, он регулярно голосовал за политику правительства; он обратился к французской нации с оправдательной запиской (1779), в которой изложил аргументы Англии против ее восставших колоний; и получил в награду место в Совете торговли и плантаций, которое приносило ему 750 фунтов стерлингов в год. Фокс обвинил его в том, что он наживается на политической коррупции того же рода, которую он называл одной из причин упадка Рима.73 Остроумцы говорили, что Георг III купил Гиббона, чтобы тот не записал упадок и падение Британской империи.74
2. Книга
После 1772 года Гиббона поглотила его история,
