Что там? Дай почитать!
Юля через стол передает мне свой телефон.
«Вот вам еще на долгую память и недолгое обсуждение за вашим неостывшим ланчем: бизнесмен Павел Трубецкой имел долю в торговом центре “Семейный” на юго-востоке Москвы. В январе этого года там произошел пожар, в результате которого погибло 17 человек, среди них четверо детей. Возгорание произошло на втором этаже центра; пожарная тревога, как и автоматические спринклерные оросители в торговом центре, не сработала. Если вы не знаете, чья компания при строительстве этого ТЦ занималась всей этой противопожарной системой, то получайте: ООО “Гарантия”, генеральным директором которой приходится двоюродный брат Трубецкого, который с недавнего времени вместе со своей семьей, по нашей информации, проживает в Тель-Авиве, а сам Павел Валерьевич Трубецкой, помимо доли в уже остывшем торговом центре, имел долю еще и в этой оросительной компашке. Жадность — это хорошо, как говорил герой Майкла Дугласа в фильме “Уолл-стрит”. Кстати, хотим напомнить, что не так давно дочь Трубецкого — Мира Трубецкая, красавица-студентка МГИМО, — была обнаружена мертвой во дворе одного из домов на юго-западе Москвы. Что стало с Мирой и почему она так скоропостижно ушла из жизни — это не наше дело. Но, может быть, ваше?»
Под текстом стоит фотография, на которой запечатлены Павел Валерьевич с Мирой на площади Трокадеро в Париже. Мира заливисто смеется, Павел Валерьевич одной рукой обнимает ее, вторую протягивает куда-то вверх. Я видел эту фотографию у них дома — она стояла в гостиной среди десятков других семейных фотографий. Я смотрю на дисплей телефона, и мне сильно хочется курить. Возвращаю телефон Юле.
— Кто пишет весь этот бред? — с испугом спрашиваю. — Кто ведет канал?
— Никто не знает. Туда еще не всех принимают. Закрытая тема.
— А ты как туда попала?
— Мне мальчик из параллельного класса показал как-то эту группу, я оставила заявку — и где-то через полгода приняли. Кто-то год ждет, кого-то быстро принимают, кого-то вообще нет. — Юля ставит передо мной стакан с чаем, а рядом — блюдечко с нарезанным лимоном. — Ты чего загрузился? — спрашивает.
— Все ок, Юль.
— Точно?
— Точно. Нет.
Мы пьем чай, Юля дальше продолжает читать что-то в телефоне. Потом берет пульт и не глядя включает телевизор. На экране появляются часы, секундная стрелка которых приближается к двенадцати, а часовая — к единице. Далее следует заставка: на экране один за другим меняются кадры: официальные лица, потом кадры с какой-то Олимпиады, вздымающийся флаг России, следом бегут кадры с мест боевых действий, кадры начинают идти быстрее, составляя пазл, складывающийся в надпись «Новости». Появляется мама в сером брючном костюме, белой блузке, на лацкане пиджака значок в виде логотипа телеканала. Мама несколько секунд что-то читает в бумагах, а потом поднимает голову и смотрит на меня. «Добрый день», — говорит она. Мне кажется, что она обращается ко мне.
— Добрый день, мам, — говорит Юля и смеется.
Мама рассказывает о встрече президентов России и Китая, которая сейчас проходит в Москве, о чем договорились главы государств, какая программа запланирована дальше, а потом передает слово корреспонденту, который выходит в прямой эфир из Кремля. Юля выключает звук. Поэтому о чем корреспондент говорит — никому не ясно. Никто не слышит.
— Сначала появляется фотография, потом пропадает человек, — внезапно говорит Юля.
— В смысле? — перевожу я взгляд с экрана телевизора на сестру.
— Я про канал, — отвечает Юля, ставит стакан в посудомойку и уходит в коридор. — Меня такси ждет, хочу с девочками погулять.
Я направляюсь за ней, смотрю, как она обувается, берет небольшой черный кожаный рюкзак, закидывает туда джинсовую куртку, разрисованную красками. Берет со стола ключи, смотрит на меня, что-то хочет спросить. Мне хочется присоединиться к Юле и погулять с ней, в какую-то секунду я почти предлагаю ей это, но она опережает меня.
— Слушай, дай сигарету, а! — улыбается она.
Я достаю из кармана смятую пачку ментоловых «Мальборо».
— Юль… Не читай всякий бред. Я тебя люблю!
Она поворачивается ко мне, слегка улыбается и говорит:
— И я тебя. С возвращением! Никому про сигареты!
Я остаюсь в квартире один. Прохожу в гостиную, где мама продолжает что-то рассказывать без звука, ложусь на диван. Думаю о встрече с Алексом. Почему он вспомнил наш выпускной, почему решил встретиться со мной ночью? Потом вспоминаю, что не ответил Кате ни на один звонок, про белую машину во дворе и про телеграм-канал. В окне на фоне ярко-голубого неба снова пролетает самолет. И когда он равняется с солнцем, становится черным. Закрываю глаза и не чувствую себя спокойно.
Я встречаюсь с Катей у Патриков. Она идет навстречу и ест мороженое. Приблизившись, обнимает и целует в щеку.
— Хочешь перекусить или прогуляемся? — спрашивает она.
— Давай пройдемся, — отвечаю и пытаюсь всмотреться в глаза через очки, но не получается.
Мы движемся по Бронной в сторону Никитского бульвара, она машет рукой кому-то на открытой веранде кафе, а человек машет в ответ.
— Ну, рассказывай, — говорит она.
— Что именно?
— Что-что, как ты там вообще? Ни с кем не общаешься, никому не отвечаешь, — говорит она, откусывая мороженое.
— Там все не так, как здесь.
— Да понимаю, я там была, там прекрасно, — говорит Катя.
— Да обычно там на самом деле. Мне там хорошо, но иногда неуютно. Я чувствую, что я там не свой. И в этом университете, и на вечеринках. Как бы ни было там много знакомых, все по-другому
— Там просто нет нас, — говорит Катя.
— Да я и зависать перестал уже. Я могу там с кем-то встретиться, поужинать, но на всякие вечеринки редко хожу.
— Но ходишь, — посмеивается Катя.
— Редко.
— Но ходишь, — повторяет Катя, а я молчу.
Мы заходим в магазин за сигаретами. На кассе я узнаю продавщицу, которая, кажется, работала здесь всегда. Я прошу «Мальборо», она пристально смотрит на меня (мне кажется, она меня тоже вспомнила), потом пробивает пачку, и мы с Катей выходим. Я закуриваю.
— Почему ты перестал со всеми общаться? — спрашивает Катя. — Я же, когда прилетала, писала тебе. У тебя всегда «прочитано», но ты ни разу не ответил. Мы могли бы вот так же и там прогуляться. Съесть по хот-догу в Централ-парке или Брайант-парке. Я тебе писала каждый день, а ты вообще ничего. Ты и Свете ничего не ответил, когда она прилетела.
— Там все по-другому, — говорю снова и затягиваюсь сигаретой.
— Ладно, не буду тебя грузить. Не мое дело. Хорошо хоть, сейчас встретились, а то кто знает: может, вообще никогда больше не увидимся.
— Не говори так, тем более когда…
— Ты знаешь, — резко перебивает меня Катя, — трудно как-то все стало.
— Что ты имеешь в виду?
— Да вообще все. Мои родители практически не общаются.
— Это мне знакомо, поверь.
— И за этот год у моих знакомых не стало друзей, и от нас ушла Мира. — Катя ускоряет шаг. — Мне иногда кажется, что все как-то быстро живут, другому я не могу найти объяснения.
— Ну, Мира всегда у нас была самая спокойная, она никуда не торопилась, — говорю я.
Кате кто-то звонит, но она скидывает.
—
