которые страдают от безработицы в то же самое время. Люди, столь преданные, как Амбрози, аргументам сторонников свободного рынка, даже не осмысливали события с их собственной точки зрения. Что еще более тревожно, они, похоже, полагали, что их аргументы в пользу свободного рынка - единственные аргументы, которые имеют значение, и что молодое население Южной Европы, среди прочих, не будет возражать против того, чтобы его обошли все и вся из неевропейских частей света.
И конечно, когда миграция в Европу достигла неслыханного исторического пика, нашлись те, кто готов утверждать, что все это совершенно нормально. Единственной страной, принявшей в 2015 году такое же количество мигрантов на душу населения, как и Германия, была Швеция (1-2 %). Только в 2015 году число прибывших в страну мигрантов составило от 160 000 до 180 000 человек - беспрецедентное число даже для страны с недавней историей приема беженцев. Таким образом, если в 2004 году Швеция приняла около 400 детей-беженцев, то только в 2015 году ей пришлось принять 35 000 прибывших детей, потратив на это десятки тысяч евро в год на каждого ребенка. Летом 2015 года мигранты ежедневно прибывали в страну не только через знаменитый мост Эресунн из Дании (между Данией и Швецией не было границы), но и с севера. Большинство прибывших вообще не имели документов, удостоверяющих личность, и это не всегда было случайностью. Жители Мальме рассказывали, что видели на железнодорожном вокзале урны, заполненные уничтоженными удостоверениями личности.
Однако даже когда Швеция переживала этот ненормальный год, власти страны продолжали делать вид, что в этом нет ничего нового. В октябре 2015 года правительство провело конференцию в поддержку своей миграционной политики под названием "Швеция вместе". На ней присутствовали король и королева Швеции, а также большинство представителей политического истеблишмента. Среди докладчиков была Ингрид Ломфорс, глава шведского "Форума живой истории" (организация, занимающаяся просвещением в области Холокоста). В своей вызвавшей большой резонанс речи Ломфорс настаивала на трех вещах: что иммиграция в Швецию не является чем-то новым, что каждый человек на самом деле является мигрантом и что в любом случае не существует такого понятия, как шведская культура. 5
В своем роде "Форум живой истории" выкристаллизовал проблему, нагроможденную послевоенной иммиграцией по всей Европе. Даже когда события происходили на глазах у общественности, власти отказывались признать, что происходящее - нечто новое. А когда они все же признали это, то смогли лишь представить это как возможность для страны. Нигде не было видно готовности признать, что некоторые подозрения общественности относительно последствий этих движений могут быть оправданными. Начиная с 1950-х годов весь континент объединяла тенденция недооценивать количество людей, которые должны прибыть, а затем значительно переоценивать способность страны интегрировать прибывших. Люди, принимавшие эти решения, почти не испытывали смирения, даже по поводу одного из самых больших и очевидных промахов - нежелания замечать, что группы иммигрантов, приехавших в Европу, могут иметь взгляды, отличные не только от основного общества, но и друг от друга, и что эти факты приведут к собственным последствиям.
Ничто не демонстрирует этот провал в мультикультурную и "постмультикультурную" эпохи лучше, чем тот факт, что идеологии - политические и религиозные - приезжих редко становились предметом рассмотрения и почти никогда не были допустимой темой для дебатов. Так сложилось, что в каждой стране послевоенная иммиграция обсуждалась тогда, когда речь шла о расовом вопросе. Обсуждалась расовая принадлежность приезжих, и любая обеспокоенность по этому поводу возвращалась в терминах антирасизма. Мало кто видел или упоминал, что расовое происхождение приезжих было незначительным вопросом на фоне гораздо более важного вопроса о вероисповедании. Когда марокканцы впервые приехали в Голландию в большом количестве, их обсуждали как марокканцев. Когда пакистанцы впервые приехали в Британию в большом количестве, их обсуждали как пакистанцев. То же самое происходило с турками в Германии. Но на рубеже тысячелетий в Европе наступил период многоконфессиональности, и значение расовой принадлежности мигрантов снизилось, Европа начала задумываться, не является ли вопрос на самом деле религиозным. Эта тема застала большинство политиков и комментаторов в Западной Европе врасплох.
В 1980-х и 1990-х годах почти никто не предполагал, что первые десятилетия XX века в Европе будут раздираемы дискуссиями о религии. Все более светский континент ожидал, что сможет оставить веру в прошлом, или, по крайней мере, признавал, что спустя много веков место религии в современном государстве было практически решено. Если бы в конце двадцатого века кто-нибудь сказал, что в начале следующего столетия в Европе будет много дискуссий о богохульстве и что в Европе снова придется ожидать смерти за богохульство, любая аудитория презрела бы это предсказание и усомнилась бы в здравом уме его автора. Дело не в том, что сирены раннего предупреждения не были услышаны. Как можно было не услышать некоторые из них? Проблема заключалась в том, что их постоянно игнорировали.
Британия получила одно из самых ранних предупреждений - в День святого Валентина 1989 года, когда Верховный лидер революционной Исламской Республики Иран аятолла Хомейни выпустил документ, призывающий "всех ревностных мусульман мира" знать, что "автор книги под названием "Сатанинские стихи", которая была составлена, напечатана и опубликована в противовес исламу, пророку и Корану, и все те, кто участвовал в ее публикации и знал о ее содержании, приговорены к смертной казни". Аятолла продолжил: "Я призываю всех ревностных мусульман быстро казнить их, где бы они ни были найдены, чтобы никто больше не осмелился оскорбить мусульманские святыни". 6 Глава тегеранского "благотворительного фонда" вслед за этим объявил награду в 3 миллиона долларов за убийство британского писателя (награда должна быть уменьшена на 2 миллиона долларов, если убийца был немусульманином). Британия - да и вся Европа - впервые узнала слово "фетва".
Менее чем за 24 часа Рушди скрывался под защитой британского государства. Вскоре тысячи британских мусульман вышли на улицы, поддерживая введение исламских законов о богохульстве в Великобритании. В Брэдфорде, на севере Англии, роман был прибит к куску дерева, а затем сожжен на глазах у многотысячной толпы мусульман. Одного человека, который благодаря этой полемике быстро достиг статуса мусульманского лидера, Икбала (впоследствии сэра Икбала) Сакрани, спросили, считает ли он, что автор "Сатанинских стихов" заслуживает смерти. Сакрани ответил: "Смерть, пожалуй, слишком легка для него". 7 Самого известного британского новообращенного в ислам Юсуфа Ислама (ранее известного как певец Кэт Стивенс) спросили в телепрограмме, предоставит ли он Рушди кров, если тот появится у его двери. Он ответил: "Я бы попытался позвонить аятолле Хомейни и сообщить ему, где именно находится этот человек". На вопрос, пошел
