границ и, как результат, в подмывании всего режима национальных государств. В то же время существуют меньшинства, недовольство которых агрессивно культивируется другими державами извне, в собственных целях сеющими в меньшинствах опасения и гнев. И безусловно, может быть правдой и то, и другое. Поэтому в некоторых случаях проблема недовольства должна решаться путем более внимательно отношения к нуждам народа, о котором идет речь, включая даже большую (чем ранее допускалось) политическую и религиозную автономию. В других же случаях у национального государства нет иного выбора, кроме силовых мер подавления элементов, преследующих империалистические или анархические цели. И возможно применение обоих подходов одновременно.
Наконец, я добавлю седьмой принцип, а именно неприемлемость смещения полномочий от национальных правительств к универсальным институтам. Это вопрос приобрел особую актуальность в последнее столетие, когда государственные деятели неоднократно стремились к созданию международных институтов, цель которых - во имя всеобщего мира и процветания урезать права национальных государств на независимые решения и действия. Как я указывал, международные институты, обладающие способностью принуждать свои государства-члены, являются не чем иным, как институтами имперского политического строя. Невозможно передать власть этим учреждениям и не превратить режим национальных государств в имперский режим.
Можно спросить, не противоречит ли этот принцип идеалу национальной независимости и самоопределения. В конце концов, если конкретная нация недовольна своей политической независимостью и желает, чтобы ею правило имперское или универсальное государство, то отказ от национальной свободы есть ее право, ее последний великий акт национального самоопределения.
Я считаю этот вопрос более сложным. Если голландцы, допустим, желают войти в федеративное государство или стать протекторатом Германии, видя в этом наилучший открытый для них путь, тогда может быть нет иного выбора, кроме как принять его, с глубоким сожалением наблюдая, как национальное государство с замечательным культурным наследием покидает этот мир. Такой шаг может быть оправдан принципом "расчётливой скупости" и теоретически рассматриваться как корректировка границ немецкого национального государства. Но совсем другое дело - просто передать свои государственные полномочия Европейскому Союзу, где доминирует Германии. Европейский Союз фактически является универсальным государством, не имеющим естественных границ и правящим во имя универсальных доктрин, диктат которых ограничен лишь силой, которую империя может применить. Когда национальное государство передает правительственные полномочия такому имперскому государству, оно не только отказывается от своей собственной национальной свободы, как это было бы верно в случае, если Нидерланды стали штатом в составе федеративной Германии. Оно также непосредственно участвует в разрушении режима независимых национальных государств - передаёт власть ничем неограниченному многонациональному государству и имперскому режиму, который это государство намерено установить. Такой имперский режим не может и не потерпит существования независимых национальных государств. По мере своего усиления он будет действовать над делигитимацией и подрывом независимости всех оставшихся национальных государств, объявляя их пережитком дикой и примитивной эпохи. В той мере, в какой имперский режим будет способен, он будет навязывать свою волю оставшимся национальным государствам и, в конечном итоге, доведет их до состоянию порабощения, заявляя при этом, что предпринимает эти шаги во имя мира и процветания всего человечества. Это верно не только для Европейского Союза, но и для всех других схем установления принудительного международного порядка, включая попытки дать Совету Безопасности ООН право принимать обязательные для всех стран решения в вопросах война и мира; или Всемирной Торговой организация стать властным органом, регулирующим экономику стран в качестве условия их участия в международной торговле; или Совету ООН по правам человека и различным европейским судам стать высшим моральным авторитетом в вопросах достоинства и благосостояния отдельных людей во всем мире.
Если мы дорожим свободами, которыми мы привыкли пользоваться в рамках режима независимых национальных государств, у нас нет иного выбора, кроме как настаивать на полной независимости национального государства от международных институтов, стремящихся принудительно властвовать над своими странами-членами. Конечно, национальное государство должно заботиться об улучшении ситуации в других странах, как из собственных интересов, так и из моральных соображений. Но эта забота должна выражаться путем двусторонних и многосторонних переговоров между независимыми национальными государствами, а не путем создания принудительных международных органов. Мы не должны допустить, чтобы хоть капля нашей свободы была передана иностранным органам под каким бы то ни было именем или иностранным системам законов, не определенных нашей собственной нацией. То, что сегодня кажется маленькой уступкой, завтра неизменно станет большой. И нация, проснувшись, обнаружит, что она медленно, но безжалостно захвачена, и у нее нет иного выбора, кроме как согласиться на вечное порабощение или вступить в войну.
От государственного деятеля требуется большое искусство и самоотверженность, чтобы поддерживать и укреплять жизнеспособность режима независимых национальных государств. В этом институт национального государства напоминает другие институты, необходимые для свободного правительства, такие как разделение властных полномочий и поддержание режима индивидуальных прав собственности. Такие институты нельзя поддерживать без предельной бдительности и постоянной заботы об их сохранении и улучшении. Конечно, когда причины, ради которых был создан институт, забыты, проявлять бдительность и заботу становится все труднее. В нашем поколении, когда достоинства режима независимых национальных государств не преподаются, а лишь смутно упоминаются, призывы к восстановлению простоты, величия и (предполагаемого) нравственного совершенства универсальной империи раздаются все громче и настойчивее. И все же, пока наша свобода остается для нас важной, другого способа обеспечить ее нет. Мы должны участвовать в сложной работе по поддержанию и укреплению независимых национальных государств, которые наши предки построили и завещали нам в качестве драгоценного наследия.
Часть III. Анти-национализм и ненависть
XIX: Является ли наличие ненависти аргументом против национализма?
Наиболее часто национализм обвиняют в том, что он порождает ненависть. Националисты, как правило, озабочены благополучием своей нации и хотят, чтобы она преуспела в состязании с другими. Утверждается, что эта забота о себе выплескивается в ненависти и насилии по отношению к другим. С другой стороны, империалист утверждает, что он заботится обо всем человечестве в равной степени. Заботясь обо всех в целом, он, тем самым изживает ненависть, характерную для националистов.
Безусловно, есть националисты, ненавидящие своих оппонентов и соперников. Конкуренция между племенами и нациями неизбежно накапливает истории прошлых несправедливостей, реальных или воображаемых, и они подпитывают и окрашивают настоящее непрекращающимся негодованием, предрассудками и насилием.
Но является ли эта ненависть ряда националистов аргументом против самого национализма - политического строя, основанного на независимых национальных государствах? Чтобы стать убедительным аргументом против национализма, его противникам необходимо доказать, что стремление установить универсальный политический порядок не вызывает и не разжигает подобной ненависти. В конце концов, если имперская политика склонна к разжиганию свирепой ненависти в той же мере, что и политика национализма, то утверждение, что мы должны избегать национализма из-за порождающей им ненависти,
