свидетели не нужны.
— Она ничего не скажет, клянусь. Я поговорю с ней.
— Ни с кем говорить не нужно уже.
— Вас же все равно потом посадят!
— А что мне терять, Андрей? Пусть сажают. У меня не осталось ничего кроме… кроме этой больницы и морга, в котором все уже побывали: мой сын, твои друзья…
— Они здесь были?
— Конечно. А ты думал, кто в протоколе вскрытия ничего не вписал? Они были здесь, Андрей. И мы сейчас здесь, рядом.
— Отправьте меня в морг, но только не ее, умоляю!
— Ты меня утомил. Знаешь, я вижу тебя всего минут десять, а ощущение, что знаю тебя всю жизнь, особенно после того, как начала собирать информацию на тебя и друзей.
— Их больше нет.
— А как же Катя, Артем, Света, Ксюша?
— Прошу… — Я кошусь на телефон и медленно тяну к нему левую руку. — Я очень сожалею, что так вышло с вашим сыном, я часто вспоминаю тот день, мне самому хуево от всего, что тогда произошло. У меня была хорошая жизнь: отец, мама, сестра, все были вместе. Все! Чертов, сука, день! Могли остаться все дома, но… ебаный эфир этот.
— Теперь ты во всем винишь маму? — Женщина встает, берет со спинки стула свою сумочку и проходит в другой конец комнаты, закрывает окно.
— Нет, но если бы она тогда осталась дома, а не поехала бы в этот сраный телецентр, то ничего бы дальше не случилось бы, ничего. Мы все бы остались дома, как хотели отец и Юля. И я не хотел ехать к Свете. Блядь, как трудно! Если бы не мама… Я ее не виню, нет-нет. Но мы могли быть дома, просто у нее был эфир.
— Невиновных нет, — слышу за спиной ее голос и как лязгает замок от сумки, и в этот момент я беру со стола телефон, захожу в сообщения, открываю переписку с отцом. Быстро пишу: «Спаси».
— Ты бы куда больше всего хотел вернуться?
— Что? — Чуть поворачиваюсь назад.
— Куда бы ты хотел вернуться? — Вижу, как она быстрым шагом направляется в мою сторону.
— В утро того дня, — говорю я и поднимаю большой палец, чтобы нажать на кнопку отправки сообщения. И когда я это хочу сделать, она зажимает мой рот, шею пронзает такая острая боль, что из рук вываливается телефон, а я пытаюсь закричать, но ничего не выходит, а потом я чувствую, как у меня перестает шевелиться язык, тело расслабляется и скатывается по стулу.
Я перестаю чувствовать конечности, а в глазах появляется дымка, за которой я вижу ее силуэт, как она кладет шприц обратно в сумку и кидает ее на кушетку, подходит к стеклянному шкафчику, достает из него что-то и быстрым шагом направляется в сторону двери, а я по-прежнему пытаюсь хоть что-то прокричать, но ничего не выходит. И когда она выходит из кабинета, я никого не вижу в коридоре и понимаю, что меня тоже никто не увидит, а потом дверь захлопывается и я закрываю глаза.
Я долго сидел в коридоре и нервничал, рядом проходили врачи, незнакомые мне люди с цветами. Я продолжал сидеть на стуле и смотреть в пол, на желтый линолеум. Один врач потрепал меня за волосы, спросил, чей я, а я ответил, что папы и мамы, он посмеялся и пошел дальше. Потом открылась дверь напротив, и я увидел светящегося от счастья отца, он кивнул в мою сторону и сказал, что я могу зайти и посмотреть на чудо. Когда я вошел в комнату, увидел уставшую маму. Она сидела на кушетке, опираясь спиной на подушку, и держала в руках белый сверток. Она улыбнулась мне, я подошел ближе, увидел маленькое сморщенное личико и долго всматривался в него. Мама достала маленькую ручку из пеленок и сказала, что я могу ее подержать. Когда я взял маленькие пальчики в свою руку, то увидел, как закрытые веки младенца чуть дрогнули. Я стоял, словно завороженный, а мама смотрела то на меня, то на младенца и только потом объяснила, что это Юля и что я теперь ее должен защищать. Отец положил руку мне на макушку и поцеловал маму в висок, она улыбнулась и пообещала, что скоро снова будем дома все вместе.
Домой с папой добирались на метро, и он мне рассказывал про то, как устроена подземка и какие станции пересекаются друг с другом. Я слушал его, но ничего не запоминал, потому что думал только о том, что у меня теперь есть сестра, и мечтал, чтобы ее и маму поскорее выписали. Отец еще мне рассказывал о том, как он мечтал иметь брата или сестру и что он счастлив, что теперь у меня есть сестра.
Во дворе дома я увидел Миру с родителями. Папа обнялся с ними, и они нас поздравляли с пополнением, а Мира сидела на велосипеде и молча смотрела на меня. Я подошел к ней, взял велосипед за руль и сказал, что будем теперь кататься не одни, на что она мне ответила, что это на самом деле здорово и что нас теперь будет больше. Еще она спросила, выйду ли я сегодня покататься, а я посмотрел на отца, и он сказал, что прямо сейчас вынесет мой велосипед.
Вечером к нам присоединился Алекс. Отец и родители Алекса и Миры сидели на скамейках и пили шампанское, а мы нарезáли круги, обгоняя друг друга. Мама Миры кричала, чтобы мы тише ездили, и мы слушались, но потом все равно набирали скорость. У Алекса был самый крутой велосипед, и он все время пытался встать на заднее колесо и проехать на нем, но ничего не получалось. Когда солнце зашло, я подумал о том, что это лучший день, и мне не хотелось, чтобы он заканчивался.
Самолет выходит из зоны турбулентности, и я открываю глаза. Рядом со мной пустые кресла, над которыми свисают дыхательные маски. Я не вижу других пассажиров, хочу пойти умыться, но голос бортпроводницы останавливает меня.
— Пока не отстегивайтесь, мы скоро прилетим, — говорит она, широко улыбаясь ярко-красными губами в цвет униформы. — Может, воды с лимоном?
— А кола есть?
— Найдем, — отвечает она.
— И еще бы льда.
— Это всегда есть, — посмеивается она и удаляется к кабине пилота, закрывая за собой ширму.
— Простите, я хотел узнать, куда мы летим? И где все?
— Вы один здесь, — отвечает она, — остальные полетят в следующий раз, наверное, — пожимает она плечами.
— Ясно. А куда мы летим-то?
— Странный вы, — говорит бортпроводница и уходит, а я открываю шторку окна, и глаза пронзает яркий солнечный свет.
Я открываю глаза и вижу коридор больницы, залитый солнечным светом. Две медсестры о чем-то говорят, одна из них смеется, а потом они заходят в кабинет, и я их больше не вижу. Я поворачиваюсь и вижу рядом спящую маму, в руке ее сжат платок. Рядом с ней сидит отец и что-то читает в телефоне. Под глазами у него мешки, а воротник пиджака поднят. Кажется, он не спал всю ночь. Два охранника молча сидят на стульях рядом с дверью палаты. Отец поворачивается ко мне. У него красные глаза. Он протягивает мне руку через спящую маму. Я жму ее, а он, не выпуская мою руку из своей, устало улыбается. Я хочу спросить про Юлю,
