(сам употреблять не собираюсь, но посмотреть было бы очень интересно), и рассказываю про Навида своему знакомому.
— О, ты знаком с этим диджеем? Да, я тоже его знаю, мы в одной школе учились, — говорит мне знакомый.
— И ты бывал на его вечеринках?
— На его — не бывал. Но если вдруг соберешься, возьми меня с собой.
— А ты собираешься там под экстази тусоваться? — уточняю я.
— Не, экстази не хочу. Я бы предпочел кокаин.
Кокаин — пожалуй, самый новый продукт в «потребительской корзине» иранских наркопотребителей. Скорее всего, это вещество попадало в Иран и раньше, в небольших количествах, но массовый спрос обрело только в последние пару десятилетий. Еще одна моя приятельница говорит, что это самый востребованный наркотик среди ее круга общения: молодежи с доходом выше среднего, живущей в районах побогаче. Сама она, по ее словам, пробовала один раз, на дне рождения друга. Тут она достает телефон и показывает видео, на котором мужские руки банковской картой делят на дорожки порошок темного цвета.
Да-да, именно темного — мало общего с белоснежным кокаином, который мы привыкли видеть в фильмах о гангстерах, бизнесменах и рок-звездах. В целом, есть обоснованные сомнения в том, что иранский кокаин — настоящий. В европейских странах он считается одним из самых дорогих наркотиков, выращивают коку, как известно, почти исключительно в Южной Америке, чем и обусловлена высокая цена. То обстоятельство, что в Иране местный кокаин может позволить себе средний класс, выглядит подозрительно.
Существуют как минимум два исследования химического состава крэка (курительного кокаина с примесями), изъятого на территории Ирана — их опубликовали в 2011 и 2014 годах[65]. Во всех пробах кокаин вообще не обнаружили, зато нашли различные виды опиатов — героин, морфий, кодеин и прочее. С этим и связана характерная внешняя особенность «иранского кокаина», сероватый цвет. Другими словами, под видом кокаина иранские торговцы частенько толкают что-то, имеющее крайне опосредованное отношение к традиционной южноамериканской продукции. Повседневность
— Смотри, там, похоже, курьер кому-то привез наркотики, — говорит мне друг, когда мы с ним едем на машине по Тегерану поздним вечером.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.
— А что им еще тут делать? Машина стоит на пустой темной улице с заведенным двигателем, водитель ждет кого-то. Мотоциклист подъезжает, что-то передает, они разъезжаются... и видно, что он не доставку еды из «Снаппа» привез.
Друзья рассказывали мне, что расплатиться с продавцом, который привез тебе наркотики, просто: он может приехать с банковским терминалом, и ты заплатишь за траву так же просто, как если бы он привез пиццу. Даже здесь не обошлось без последствий международной изоляции: после введения санкций в отношении банковской системы Ирана власти стремились стимулировать товарно-денежные отношения. Одним из выходов стало массовое внедрение банковских терминалов, чтобы иранцы пользовались безналичными способами оплаты. Успешно — буквально за два года терминалы появились во всех магазинах и у всех торговцев, включая оборванных продавцов сладостей кулюче, торгующих в вагонах тегеранского метро. А местные способы контролировать финансовые потоки далеки от совершенства — так что продавцу овощей ничего не мешает использовать тот же терминал для подработки: продать кому-нибудь пару граммов терьяка или «кокаина» с помощью безымянной транзакции.
Все происходит очень буднично. Наркотики для Ирана — неотъемлемая составляющая повседневности, часть культуры, что отражено в литературе, кинематографе, музыке. Здесь можно вспомнить российскую пословицу о том, что строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения — несмотря на все формальные запреты, дотянуться до наркотиков, причем разных видов, в Иране не составляет большого труда.
Конечно, это не значит, что Иран — рай для наркопотребителей. Есть огромное количество искренне верующих, которые и пальцем не прикоснутся к запрещенным веществам. С другой стороны, нельзя сказать и что все верующие не употребляют (да и кого в Иране считать верующим — отдельная непростая тема, которой мы касались в главе об исламе). Определенно можно сказать одно: на закрытых вечеринках можно встретить и тех, кто курит траву или пьет алкоголь, и тех, кто ведет здоровый образ жизни, довольствуясь чаем.
Не стоит забывать и о том, что в Иране одни из самых строгих антинаркотических законов в мире. Ежегодно множество людей получают смертные приговоры. При этом сомнения в эффективности этой меры есть как у внешних наблюдателей и правозащитников, так и у самих властей. В результате в 2018 году власти страны пошли на заметную либерализацию законодательства. Если раньше смертный приговор выносили за хранение 5 килограммов опиума или 30 граммов героина или синтетики, то после изменений виселица грозит уже за 50 килограммов опиума, 2 килограммов героина или 3 килограммов метамфетаминов.
Перемены моментально сказались на статистике. По данным правозащитников, в 2017 году в Иране казнили 507 человек, из которых 288 — за наркотики. Однако в 2018 году, после упомянутой либерализации законов, смертный приговор привели в исполнение для 225 заключенных, из которых 91 был обвинен в хранении наркотических средств.
Впрочем, тренд на снижение как общего числа смертных казней, так и количества соответствующих решений в связи с хранением наркотиков оказался краткосрочным. Пиковым в этом плане был 2015 год, тогда в Иране казнили почти тысячу человек. К 2018–2021 годам число казней упало до 250–300 в год — при реформисте Рухани государство было склонно к либерализации как собственно законов, так и правоприменения. Разворот в обратном направлении произошел сразу, как консерваторы заполучили Меджлис и кресло президента в 2021 году занял Раиси. В 2022 году, согласно данным Amnesty International, в Иране число смертных казней подскочило почти в 2 раза (до 576), из них 255 казней пришлись на преступления, связанные с наркотиками. Негативный тренд на этом не прекратился. По итогам 2023 года смертных казней в Иране уже было 853, при этом больше половины из них (481) связаны с наркотиками. Любопытно, что законы в этот период особых изменений не претерпели, но заметно трансформировалась правоприменительная практика[66].
В целом пример Исламской республики подтверждает общемировую тенденцию. Главный фактор, способствующий потреблению наркотиков в мире, — социально-экономическая ситуация. В стране, где уже многие годы безработица среди молодежи составляет десятки процентов, а люди массово мечтают уехать, вопрос наркомании невозможно решить угрозой повешения. О какой эффективности смертных казней можно говорить, если наркокурьеры разъезжают с банковскими терминалами и в стране проходят экстази-вечеринки по пятьсот человек? К слову, на одну из таких тусовок я так и не решился сходить.
Пезешк-Зод И. Дядюшка Наполеон. Пер. с персид. Н. Кондыревой и А.
