каждой области конфликта. И СССР использовал тактику, которой избегали США. Некоторые описывают эту ситуацию как "зону мира", определяемую Советским Союзом, где вмешательство Запада запрещено, и "зону войны", в которой Советский Союз ведет наступление против установленных интересов Запада. Однако это концепция, которая, хотя и выражает частичную правду, но слишком высоко оценивает советские возможности и слишком мало учитывает ограничения и силовые запреты, в рамках которых приходится действовать СССР. СССР спонсирует зарубежные коммунистические движения, проповедующие революцию, и ведет обширную подрывную деятельность, но за частичным исключением Кубы он неизменно воздерживается от открытых советских национальных или военных обязательств в отношении революционных движений или восстаний в государствах, не входящих в советский блок. А право Запада на прямое военное вмешательство в события за пределами советского блока никогда не встречало более чем словесных или дипломатических возражений со стороны СССР: отсюда Гватемала, Суэц, высадка в Ливане, высадка в Таиланде в 1962 году, французское и американское участие во Вьетнаме, британские действия в Малайе и других местах, две кубинские интервенции Америки - все они были одобрены СССР.
СССР также терпел вражеские базы на своих границах без каких-либо действий по эскалации или возмездию, в то время как он - хотя и неохотно - смирился с тем, что советская ракетная мощь была физически ограничена Евразийским коммунистическим блоком и международными водами.
Эти конвенции международного конфликта стали возможны благодаря "консервативному" поведению существующих великих держав; это консервативное поведение, как мы утверждали, частично отражало факты силы и риски эскалации. В мире, который мы предвидим, между двумя или тремя великими державами будет существовать определенная степень ядерного паритета, а эффективное минимальное сдерживание может существовать между несколькими другими государствами.
Это, по-видимому, будет иметь тенденцию блокировать самые верхние ступени лестницы эскалации. Самые высокие уровни военной мощи, доступные великим государствам, - как полезная мощь в традиционном смысле - будут в определенной степени сведены на нет. Иными словами, очень сложные инструменты силы, фактически или потенциально доступные только им или, в следующем десятилетии или около того, доступные им и, возможно, европейской державе или группе держав, обычно будут ограничены еще более узким диапазоном полезного применения, чем сейчас.
Но потребность в таком использовании может еще больше снизиться, поскольку крупные страны также могут столкнуться с ослаблением своих обязательств. Государства, которые раньше зависели от Советского Союза и США, будут действовать самостоятельно; области, в которых эти две великие страны выполняют свои обязательства сегодня - в Европе и в Азии - будут ущемлены этими новыми акторами. Альянсы 1950-х годов, более не отвечающие потребностям и интересам новой международной структуры, скорее всего, распадутся. Соединенные Штаты и Россия могут продолжать иметь интересы в тех областях, на которые будут претендовать новые державы - так, Соединенные Штаты, очевидно, будут по-прежнему жизненно заинтересованы в том, чтобы Западная Европа оставалась свободной от советского контроля. Но два великих государства больше не будут обладать той способностью влиять на события в этих регионах или контролировать их, которую они имеют сегодня. Это, скорее всего, создаст для них как разочаровывающие, так и потенциально опасные ситуации, поскольку несколько держав - новых и старых, имеющих интересы в той или иной области, не будут иметь одинаковые интересы или одинаковое восприятие интересов.
Сочетание тенденций, сводящих на нет полезность самых больших средств силы - очевидное повышение ядерного порога - и тенденций к снижению мощи и обязательств великих государств, при появлении новых политических игроков с различными представлениями об интересах, может также означать увеличение числа ситуаций, в которых конвенции будут неизвестны, неправильно поняты или еще не установлены. В этом случае вполне возможен рост числа случаев низкого уровня насилия и повышение активности на неядерных уровнях лестницы эскалации. В этом случае количество случаев конфликта может значительно возрасти, хотя это отнюдь не неизбежно.
Можно предложить некоторые предварительные оценки. Политические требования этого мира будут заключаться в более четком определении национальных интересов и политических обязательств, а значит и военных обязательств. Конфликты больше не будут оцениваться в терминах биполярного мира и соперничества времен холодной войны. Возникла бы необходимость сознательно определить и попытаться утвердить новые конвенции, регулирующие насилие, и заменить те, которые были бы разрушены событиями. И эти новые конвенции должны будут соответствовать новым реалиям власти.
Конфликт будет иметь место, но возможность эскалации на средние и верхние ступени скорее задаст контекст для этого конфликта, чем разрешит его. В первом приближении, системы стратегических и ядерных вооружений будут стремиться просто свести на нет наступательные возможности друг друга, в то же время наделяя любой напряженный кризис огромным потенциалом катастрофы, тем самым усиливая давление в пользу "консервативного" поведения и снижая готовность осторожных стран принять риски эскалации. Однако исследование нюансов баланса террора может показать, что различные асимметрии могут иметь значительное или даже доминирующее влияние в особых случаях - вопрос, который, по большому счету, еще предстоит изучить.
Европейская оборонная политика - предложение о соразмерных ядерных силах возмездия
Любой читатель этой книги, заинтересованный настолько, что дочитал до этого места, скорее всего, более чем знаком со спором о надежности американского сдерживания как защиты Европы. Он, безусловно, знает о впечатляющем вызове, брошенном президентом де Голлем надежности этого сдерживающего фактора. Еще в ноябре 1955 года де Голль спросил:
Кто может сказать, что если в будущем политический фон полностью изменится - а это уже произошло на Земле - две державы, обладающие ядерной монополией, не согласятся разделить мир?
Кто может сказать, что, если представится случай, эти двое, решив не запускать свои ракеты по главному врагу, чтобы пощадить его самого, не сокрушат остальных? Можно представить, что в какой-то ужасный день Западная Европа будет стерта с лица земли Москвой, а Центральная Европа - Вашингтоном. И кто вообще может сказать, что эти два соперника, после неизвестно каких политических и социальных потрясений, не объединятся?
Совсем недавно (14 января 1963 года) он сказал:
В этих условиях никто в мире, в частности, никто в Америке, не может сказать, будет ли, где, когда, как и в каком объеме применяться американское ядерное оружие для защиты Европы. . . . В 1945 году две бомбы, тогда элементарные, заставили Японию, которая была не в состоянии ответить, капитулировать. Я не хочу приводить здесь возможности, при которых Европа может пострадать от ядерных действий, которые будут локализованы, но политические и психологические последствия которых будут огромными, если нет уверенности, что ответные действия в таком объеме будут немедленно развязаны.
