и злорадная ухмылка, появившаяся на пухлых губах.
— Так и думал, что не догадаешься, — довольно произнес Гасан, — хоть ты и возомнил себя гончей, нюх тебя, ожидаемо, подвел, — тут он покачал головой, — ну, какой может выйти из бывшего ремесленника искатель предателей? Дерьмовый! — мадианитянин хохотнул, от чего я покрылся испариной.
— Ты… — протянул я, чувствуя, как перехватывает дыхание, а шок от услышанного заглушает боль в израненном теле, — ты…?!
— Быстро соображаешь, — подмигнул он, — хоть и выглядишь, как недорезанная свинья, котелок варит неплохо.
— Невозможно, — прошептал я, — тебя не было в тот день возле…
— Возле шатра с винными запасами, где ты прятался? — хмыкнул Гасан и огляделся. — Ах, какая жалость, присесть негде. Но ничего, — тут он опустился прямо на ковер, продолжая держать факел в левой руке и скрещивая ноги, — я не настолько привередлив, как та сука, которую ты трахаешь.
Мое лицо перекосило от гримасы ярости:
— Не смей о ней так говорить!
— Да брось, — махнул он рукой, — Бастет никогда не ставила меня всерьез и считала себя выше остальных, — тут Гасан слегка подался вперед, — даже не представляешь, насколько от этого трясет. Азамат не позволял такого отношения. Так… о чем я? Ах да, тот день на стоянке караванов, — ухмылка слетела с лица Гасана, словно пожухлый лист. Я до сих пор не мог поверить, что передо мной сидит тот же забулдыга-дурачок, коим мадианитянин все время представлялся. Сейчас на пурпурном ковре сидел совсем другой человек. И я был потрясен этой переменой не меньше слов, вылетавших из его уст. — Ты никак не можешь понять, как я мог оказаться предателем, ведь заговорщик упоминал мое имя? — тут он подмигнул, но без улыбки, от чего стал выглядеть еще более зловеще.
Я промолчал. Мозг живо работал, несмотря на жар и жгучую боль. Уши жадно ловили каждое слово.
— Что, — издевательски поинтересовался Гасан, — нет никаких догадок? Так и знал, что ты недалекий мушкену. Хотя проблески ума у тебя иногда появляются, — он положил правую руку на колено и цокнул языком, — я дам тебе подсказку. Помнишь нашу встречу? Ту, когда ты велел доставить Тарару для изучения таблички?
— Да, — процедил я сквозь зубы.
— Помнишь, что я тогда говорил?
— Что тебя интересует только выпивка.
— Пфха! — Гасан закатил глаза. — Вижу тебе, все-таки, крепко досталось. Хорошо, так и быть, я напомню. А сказал тогда следующее — что до того, как присоединиться к Азамату, я был бродячим актером. А бродячий актер легко может изменить свои голос и речь, как ему вздумается.
Услышав его последнюю фразу, я вздрогнул, и это не укрылось от Гасана.
— Не ожидал такого, а?
— А что, если бы я покинул шатер и застал тебя за этим представлением? — проскрежетал я, чувствуя, как ладони, несмотря на боль, сжимаются в кулаки. Никогда в жизни еще не ощущал себя таким обманутым. Словно дряхлый старик, у которого местная детвора украла куриные яйца под благородным предлогом.
Гасан широко улыбнулся, демонстрируя стройные ряды зубов:
— Тогда твоя жизнь оборвалась бы прямо там. Но ты не вышел. Я знал, что не выйдешь, — он вновь подался вперед, убрав улыбку с лица, — кишка тонка, — тут Гасан выпрямился и ухмыльнулся, — но, должен признать, со временем она у тебя прибавила в весе.
— И все ради власти? Чтобы занять мое место?
— Твое место? — презрительно переспросил мадианитянин. — Все прекрасно знают, что истинной главой после смерти Азамата является Бастет, а ты пользуешься ее благосклонностью, не более.
— Почему же вы выполняли мои приказы?
— Мы разбойники, — Гасан сощурился, — но не варвары. Свои принципы имеем.
— Ты не имеешь никаких принципов, скользкая тварь! — рявкнул я, при этом чувствуя, как силы уходят из моего тела вместе с кровью, ручьями вытекающей из колотых ран.
— Довольно, — вяло отмахнулся Гасан, — подобные слова меня не трогают. К тому же, — он скосил правый глаз на факел, который начинал медленно угасать, — это напрасная трата времени, — мадианитянин по-звериному осклабился. В эту секунду он напоминал сытую и довольную гиену. — У тебя его не так, чтобы много осталось. Единственные члены шайки, которые смогли, в конце концов, проникнуться к тебе хоть каким-то уважением, сейчас валяются здесь на пурпурном ковре в луже собственной крови, — он смачно сплюнул на пол. — Ах да, — тут он щелкнул пальцами, — еще Тарару до недавних пор души в тебе не чаял. Какая ирония, не правда ли? Мне стоило больших трудов, дабы не заржать, словно скаковая лошадь, когда ты начал отрубать юнцу уши прямо на площади.
Он остановил свою, полную бравады, речь и посмотрел мне прямо в глаза.
Мое молчание вынудило мадианитянина продолжить монолог:
— Изначально моим планом действительно был захват власти среди разбойников, хотя после вашего решения отправиться в Вавилон, все стало намного проще. Убийство Азамата открывало заманчивые горизонты. Бросить вызов такому матерому и хитроумному головорезу я ни за что бы не решился, но тут так удачно появился ты, да еще и смог, каким-то образом, завоевать сердце прекрасной разведчицы, — Гасан похотливо цокнул языком, — знаешь толк в женщинах. Меня останавливало только одно — незнание места, где находился тайник с награбленным добром. Ведь я не входил в число приближенных Азамата. Бывший глава считал меня чересчур тупым для посвящения в подобные дела, — Гасан подмигнул, — какой же актер во мне пропадает, скажи, а? Поэтому, когда Бастет захватила власть в шайке, я понял — настала пора действовать, но существовали и другие препятствия. Ассирийцы. Эти двое постоянно были неразлучны и слепо подчинялись своему идиотскому представлению о чести. Уверен, проживи ты с нами несколько лет, а не несколько месяцев, ни за что не заподозрил бы их в предательстве.
— Ассирийцы хитры и непредсказуемы, — молвил я, прерывая свое молчание. В памяти всплыл образ Тегим-апала, безжалостного тюремщика.
Гасан пожал плечами:
— Возможно. Я редко встречал представителей сего народа. Но только не эти двое. Прирожденные вояки. Да, жестокие и хладнокровные. Но верные собственной чести до безумия. Они скорее умрут, нежели предадут, — тут