он обвел картинным взглядом территорию дворика, — собственно, именно это они и сделали. Моим основным планом было пустить тебя по ложному следу, внедриться в доверие и разделаться с соперниками без лишнего шума.
Я вновь украдкой огляделся в поисках предмета, способного послужить оружием, но снова безрезультатно. В голове начинало шуметь. На глаза упала слабая пелена.
— Ты не можешь позволить мне умереть, — как можно спокойнее произнес я, — если вернешься в лагерь без меня, то навлечешь на себя подозрения Бастет.
— Я думал об этом, — ответил мадианитянин, поднимаясь, — и не планировал подобный исход, но внезапное появление Джераб-Зайя дало такую возможность. Теперь я легко смогу свалить вину за твою смерть на плечи ассирийца. Все равно вы уже никому ничего не расскажете, — Гасан злорадно ухмыльнулся, — так, что я спокойно вернусь в лагерь. Мы получим причитающуюся добычу, а я, возможно, даже стану правой рукой госпожи, — тут он слегка скривился, — ведь я отомстил ассирийцам за тебя. Ну, а завладеть сокровищами мира теперь будет проще простого.
Увлекшись своей речью, мадианитянин сделал пару непроизвольных шагов в мою сторону, и я решил, что это последний шанс. Собрав оставшиеся силы в кулак, я бросился ему под ноги, ухватив кровоточащими и слабеющими руками за щиколотки. От неожиданности тот пошатнулся, и мне удалось повалить его на ковер. Факел выпал из руки предателя, поднимая в воздух сноп искр.
В голове стучал кузнечный молот. В ушах стрекотала целая стая кузнечиков, а перед глазами плыло, как после страшного похмелья. Но я продолжал ползти вперед, пытаясь вцепиться в горло этому мерзавцу и придушить голыми руками. Пусть на это уйдут последние силы, но я обязан это сделать. Не только ради мести, но и ради Бастет. Ради нашего чада.
Я ухватился за шею мадианитянина и сдавил что есть силы. Острейшая боль, не похожая ни на какую другую, пронзила ладони, но я не обращал на нее внимания. Передо мной было только лицо заклятого врага, прятавшегося столько времени за искусной маской преданности и дружбы. Гасан захрипел и начал извиваться подо мной, словно змея в траве, пытаясь сбросить меня. Я сжал его горло еще сильнее. В глазах потемнело от боли, но я не сдавался, ибо нечего было терять, кроме собственной жизни.
«Сдохни, проклятая тварь!»
Внезапно Гасан прекратил попытки сбросить мои руки с собственной шеи. Его ноги перестали трепыхаться, а тело замерло. Выпученные глаза устремились вверх. Тяжело дыша, я медленно убрал руки с шеи мадианитянина. В кистях сильно пульсировало. Боль волнами накатывала на них, расходясь по всему телу. Стрекот кузнечиков в ушах сменился постоянным свистом и гулом, словно в голове поселился мощный вихрь. Прерывистое дыхание, вырывавшееся из груди, содержало хрипоту, а сердце стучало с немыслимой скоростью. Отведя дрожащие руки, я несколько раз моргнул, дабы прояснить зрение, и всмотрелся в неподвижное лицо врага.
«Все кончено. Вот теперь действительно все кончено. Быть может, мне повезет, и я еще успею…».
Сильный удар ножкой кровати обрушился на мой левый висок, повергая на ковер. Голова взорвалась тысячей звезд.
Несколько мгновений я не мог понять, что произошло, а потом, сквозь сильный гул в ушах, донесся голос мадианитянина:
— Не ожидал от тебя такой прыти, Саргон, — он закашлялся, шумно вдыхая воздух в легкие, — хорошая попытка, но перехитрить меня снова не получилось. Как ни крути, — он сплюнул, — из меня отличный актер.
Я попытался сесть, но не удалось. Все, на что остались силы, так это повернутся на бок. Затуманенным взором я искал Гасана. Второй факел, которым тот огрел меня по голове, валялся чуть поодаль. Однако вокруг было неестественно светло. Я чуть повернул голову вправо и увидел, что ковер начал заниматься язычками пламени. Когда Гасан уронил факел, искры перекинулись на него, вызвав пожар. Наслаждаться видом разрастающегося огня пришлось недолго.
Перед лицом появились кожаные остроносые сапоги:
— Прощай, господин Саргон. Ты нашел свой конец в доме со змеями, коих так боялся на жизненном пути.
— Не трогай Бастет, — прохрипел я, чувствуя, как остатки сил покидают тело.
Пару секунд он продолжал стоять передо мной, словно безмолвный сфинкс. Затем резко повернулся и направился к выходу.
— Можешь не волноваться. Ты скоро встретишься с ней.
Я попытался вскочить, но смешанный жар боли и пламени откинул назад. На фоне разыгравшегося огня, я увидел двуглавого орла. Хеттская печать выпала из-за пояса во время борьбы и теперь молчаливо смотрела на меня. Смотрела, пока на глаза не опустилась тьма.
* * *
Я снова стоял здесь. У Западных ворот Вавилона, где начинала свой путь Дорога Процессий, терявшаяся во мраке. Факелы, выстроенные в ряд справа от нее, освещали известняковое покрытие, придавая ему красивый контраст с тьмой. Их приятное потрескивание не могло заглушить чувство тревоги, витающей в воздухе. Город по левую сторону был погружен в кромешный мрак, в котором угадывались лишь силуэты вилл да очертания пальм. Шелест листьев на ветру навевал страх. Необъяснимый и тягучий, он медленно проникал в душу, заставляя сердце биться учащенней. Впереди же виднелся Этеменанки. Все такой же величественный, но погруженный во тьму.
«Нет. Мне туда не надо. Я должен вернуться к Бастет как можно скорее и предупредить ее об опасности. Гасан где-то рядом».
Я развернулся и подбежал к массивным деревянным воротам. Засова не было, но створки оказались закрыты. Подойдя вплотную, я попытался надавить, с силой упершись плечом, но безрезультатно. Набрав в грудь холодного воздуха, я попробовал еще раз, с тем же успехом.
— Открывайся, дурацкая дверь, — прошептал я, готовясь совершить очередную попытку, но голос, раздавшийся сзади, заставил остановиться.
— Ты не сможешь покинуть его. Никто не сможет.
Не было нужды оборачиваться, дабы узнать, кому принадлежат эти слова. Я слишком хорошо помнил сего человека. Помнил и знал.
— Я должен, Сему, — выдохнул я, готовясь толкнуть плечом ворота, — я должен.
— Я говорил, бойся хеттского орла, — тоскливо ответил он, — но ты не послушал.
— Какое это теперь имеет значение?! — крикнул я в ночную тишину и
