На кровати тоже лежали пульт, трансформатор, батарейки, прочая мелочь, и Милевский счел нужным предупредить:
– Смотри, не нажми там ничего.
Малышева продолжала смеяться, протягивая в его сторону руки со стаканами:
– Миша, чем же я нажму, у меня же обе руки заняты!
– Женщины всегда найдут, чем нажать.
Малышева плюхнулась на кровать, как раз задом на пульт, раздался взрыв…
Вот в такой ситуации и беседовали в первый раз Платов с Физиком. Потом была и вторая, и третья встречи… Дома тоже неоднозначно восприняли его уход из науки. Платов в деталях знает, как это происходило.
Значит, так. Богато обставленная квартира. За журнальным столиком сидит отец Миши, сжав виски ладонями. Мама прохаживается туда-сюда вдоль серванта, нервно похлопывая в ладошки.
– Борик, – говорит она мужу. – Надо что-то думать. Если Миша наденет погоны, он не сделает себе карьеру. Ладно, сын не пошел по нашим стопам, не захотел поступать в медицинский, хотя Мира Абрамовна могла все для этого сделать…
Борис Львович сдавливал виски не от головной боли и не от переживаний по поводу карьеры сына – он размышлял над очередным своим шахматным ходом.
– При чем тут Мира Абрамовна, – сказал он, – если Миша окончил школу с медалью?
Жена никак не откликнулась на эту фразу и продолжила свою мысль:
– Он захотел пойти в физики. Ладно, хорошая наука, телефон Капицы я достала, и Мира Абрамовна опять обещала…
После очень долгого раздумья Борис Львович сделал-таки ход, сын на него ответил сразу, а мама горестно всплеснула руками:
– И вот когда есть диплом, когда есть возможность попасть на хорошую работу с зарубежными командировками – и надевать погоны?! Идти в какой-то закрытый НИИ?
– Мама, командировки мне там обещают, – сказал Михаил.
– Но не зарубежные, – она покачала пальчиком. – Специалистов оборонки за границу не выпускают, это я узнавала… Борик, отвлекись от игры, надо же что-то думать!
– Мама, – опять подал голос сын. – Я привык думать сам и всегда поступаю так, как считаю нужным.
– Но у нас в роду не было военных!
– Значит, будут.
Борис Львович остался доволен этими словами, улыбнулся и кивнул, не отрывая взгляда от шахматной доски.
Тогда мама выложила последний аргумент:
– Борик, скажи ему… Ты уже взрослый, Миша, ты должен понимать, что с нашей фамилией не станешь генералом. И потом, нет же связей! Даже у Миры Абрамовны! Вот если только… Борик, ты в войну кого-нибудь оперировал из маршалов?
– Нет, – сказал отец. – Их вообще-то мало, и они в основном не на передовой были, не под пулями.
– Жалко, как жалко…
Два года Физик в отряде. Мама напрасно беспокоилась – были у него и за это небольшое время загранкомандировки. Жаркие края, пальмы, пески… Экзотика, в общем.
Вот и сейчас он сидит под редкостным деревом гевеей и ищет нужную частоту. Солнышко в зените, певчая птица тимелия поет, желтая гуава – вот она, протяни руку и ешь… Жаль, фотографию он отсюда маме не привезет, нет фотоаппарата.
Платов улыбается, так широко он давно не улыбался, присаживается рядом с Физиком, готовится диктовать послание в Центр…
И тут раздается тревожный крик дронго – с той стороны, где находится в карауле Циркач. Хук тут же занимает позицию для стрельбы, глядя на него, то же делает Пирожников. Физик и командир сидят как сидели, лишь повернули головы в сторону, откуда послышался условный сигнал.
Шевелится зелень, показался вьетнамец, за ним – Циркач с оружием на изготовку. Вьетнамец выглядит спокойно, он не вооружен, только объемный рюкзак за плечами. Он останавливается возле схемы военной американской базы, начерченной Пятым и обогащенной ягодами и листьями, рассматривает ее, кивает и безошибочно распознает среди бойцов командира, обращаясь именно к нему:
– Здесь уже нет вашего пилота. Его держат в другом месте. Я – Макс.
Через считаные минуты после этого на стол Полковнику легли две шифрограммы:
«Связь есть. Пятый».
«Пятого встретил. Работаем с объектом Альфа-2. Макс».
Этот учебный полигон велик по площади. Здесь на танковой площадке с едущего на полном ходу БТРа десантируются одни бойцы, другие с альпинистским оборудованием штурмуют черствую стену, третьи перебегают по узкому брусу через глубокий ров с водой.
Подойдя сюда, Полковник вспомнил Циркача, действовавшего как заправский канатоходец. Полковник так не сможет. Да и в молодости не мог. Не было таких полигонов, чтоб по тросам бегать.
А вот по брусу – запросто.
Он подмигивает мокрым грязным бойцам, стоявшим по обе стороны рва, и прогулочным шагом, не смотря под ноги, не балансируя руками, преодолевает препятствие, одно из самых нелюбимых у бойцов. Те вслед ему рты пораскрывали, а Полковник идет дальше, к вертолетам, где инструкторы растолковывают бойцам различие в вождении «Ирокезов» от «Хью Кобр». Здесь он не задерживается, зато возле тира сначала молча наблюдает за стрелками, потом начинает комментировать их промахи, да так, что хохочут все, и в конце сам выходит на огневую позицию. Упражнение обычное: три кувырка с тремя выстрелами. Кувырок вбок, кувырок через голову вперед и такой же – назад, да еще стрелять надо на время, почти в движении. Когда-то Полковник умел посылать при этом пуля в пулю, но и сейчас доволен: пули ложатся кучно, в яблочко.
На левом стенде ребята метают ножи. Тоже можно молодость вспомнить…
Но подбегает капитан:
– Товарищ полковник, гости уже пришли, ждут.
Полковник посмотрел на часы:
– Я не опаздываю, их проблема, что пришли раньше. Ну что ж, пойдем развлекать.
С высоты наблюдательного пункта открывается панорама площадки, где будут проводиться показательные занятия по преодолению полосы препятствий. Четыре стула стоят у открытых окон, три человека ждут здесь Полковника.
Один из трех – Литвинов. Сергей Сергеевич, судя по всему, сегодня здесь не главное лицо. Уважительно глядя на своих спутников, он представляет им Полковника:
– Вот, товарищи, гроза врагов нашего Отечества, снимки которого никогда не появятся даже в «Красной звезде».
Один из этих спутников уже в годах, ему явно за шестьдесят, доброжелательно улыбается, чуть кивает. У второго, помоложе, выправка военного, но вряд ли он служил. Руки держит в карманах, с явным любопытством, словно в первый раз видит – а может, так оно и есть, – осматривает полигон. На Полковника лишь бросает быстрый, искоса, взгляд, но считает нужным сделать замечание:
– А что ж этот гроза не в форме к нам на встречу пришел?
Полковник отвечает так, как и думает, – подстраиваться под чужой тон он не умеет:
– Это не встреча, а занятия. И потом, вроде вы ко мне пришли, а не я к вам.
У молодого взгляд становится стальным, а голос командным:
– Шутки шутить, товарищ полковник, с женой будете, а здесь будьте добры вести себя по-военному, как подобает, когда приходят с проверкой. Почему не в форме?
– Если это внезапная военная проверка, то ее, согласно существующим директивам, объявляют не совсем так, – сказал Полковник. – А что касается формы, то на полигоне мы проводим такие занятия, что никакой форме долго не выдержать. Я в них, как обычно, сам принимаю участие.
Молодой еще более распалился, видно, недавно получил большую должность и отвыкает общаться по-человечески:
– Вот как? Вас не устраивает та форма, в которой мы немца били?
Полковник заметил, как покраснел Литвинов, стал платком вытирать обильный пот.
Сейчас я тебя уем, решил Полковник, сейчас я тебя спрошу, на каких конкретно фронтах ты немца бил… Но тут вмешался пожилой гость:
– Ладно тебе, Владимир Гаврилович. Чего на человека налетел? – И протянул руку: – Михайлов. Сергей Сергеевич мне уже доложил, что с вьетнамской группой связь установлена.
Михайлова Полковник знал заочно, из уст начальника управления и Литвинова. Хвалили человека.
– Так точно, установлена.
– И когда начнется заключительная фаза?
– В обусловленное время.
Михайлов выпятил нижнюю губу, он вообще-то ждал другого, более определенного ответа, и повернулся к Литвинову:
– Сергей Сергеевич, вы, куратор, знаете, на какой час запланирована операция по освобождению Бабичева?
– Нет, – ответил Литвинов.
Владимир Гаврилович стал заводиться по-новому:
– Не пойму, честное слово, что здесь происходит. Товарищ полковник, мы ведь не ради любопытства спрашиваем и не с улицы к вам пришли!..
– С улицы сюда зайти невозможно.
Начальник управления как-то в порыве откровенности сказал ему: «Знаешь, полковник, почему мне с тобой легко работается? Потому что есть уверенность, что тебя никогда не назначат на мое место. Ты умница, каких свет не видел, но так умеешь себе подосрать…»
Вот как сейчас, подумал Полковник. Литвинов покраснел, молодой побелел, а Михайлов готов взорваться.
