– Зачем много говорить? – Переводчик отбрасывает вслед машине костыль и идет в глубь джунглей не хромая.
Здесь нет тропы, но он прекрасно обходится и без нее. Останавливается у пня срубленного дерева, легко сдвигает его с места. Под пнем – тайник, где лежит рюкзак. Переводчик достает его. Под рюкзаком – мина. Он устанавливает ее тут же, прилаживает за плечи рюкзак, ставит на место пень, осматривается, не оставил ли что после себя. Только после этого уходит.
А через двадцать минут к месту взрыва подъехал Чандлер, вышел к берегу, где уже толпились военные. Из воды торчал остов машины, там возились водолазы.
Один из офицеров доложил ему: капитан Лестер прихватил от ресторана переводчика, их трупы не обнаружены, поскольку течение реки тут сильное. Взрыв был мощный, шансов на то, чтоб выжить, у людей не было.
Чандлер поднял лежавший у воды костыль, некоторое время подержал его в руках, потом бросил в реку:
– Он был единственным вьетнамцем, которому я доверял. Каковы причины взрыва?
– На дороге была заложена мина. Поставлена сегодня, незадолго до срабатывания.
– После того как мы перевезли в ресторан русского?
– Скорее всего, так. Что ресторан сегодня не будет работать до обеда, объявили накануне, поэтому движения по дороге не было.
– Выходит, вьетконговцы знали это и использовали в своих интересах?
– Выходит так.
Чандлер нашел среди офицеров лейтенанта Строка, обратился к нему:
– А вы что думаете, Ален?
– Никакого партизанского отряда здесь нет, мину заложил кто-то из местных.
– Вот как? Ваши аргументы?
– Извините, господин подполковник, но партизаны взорвали бы вас, а не капитана Лестера, занимавшегося тыловыми вопросами.
– А если они захотели убрать переводчика – своего соплеменника, работавшего на нас?
– Тогда придется допустить недопустимое: они заранее знали, что Лестер посадит в свою машину вьетнамца. И потом, в спешке проводить такую операцию… Что ресторан будет с утра закрыт, объявлено было только поздно вечером.
Чандлер кивнул. С логикой этого парня трудно не согласиться. Он поднялся от реки к дороге, еще раз посмотрел на воронку, потом на джунгли, подступающие к шоссе. Плохо, что это вообще случилось, но еще хуже – что случилось перед прибытием генерала Чейни. Боевой генерал, он все поймет правильно, но очень дотошен. Ему надо, чтоб все действовали строго по инструкциям, сочиненным им же.
– Лейтенант Строк, джунгли в этом квадрате надо прочесать.
Ален без всякого желания исполнять приказ отвечает:
– Кто бы ни сделал это, он не дурак и уже ушел отсюда.
– Мы тоже не дураки и будем делать то, что предписано.
У Алена были хорошие профессионалы. Там, где не видно было следов, им помогала интуиция. И через четверть часа отряд лейтенанта вышел к стоявшему пню. Вокруг него еще не распрямилась примятая трава. После обследования стало понятно, что пень можно сдвинуть с места. Один из бойцов затянул на нем тонкий металлический тросик петлей, все отошли на безопасное расстояние, укрылись за стволами деревьев.
Ахнул взрыв, не причинивший никому вреда.
Плот смастерили небольшой: два с небольшим метра в длину, полтора в ширину. Человека он выдерживал свободно. Работали в заводи, поросшей тростником и соединенной с рекой узким проходом. Когда проходили вертолеты, они ныряли, а сам плот сверху был укрыт водорослями.
– С маскировкой главное не переусердствовать, но и совсем ее не сбрасывать, – пояснил Пирожникову Хук. – Сейчас мы все верно делаем, а когда плот в самостоятельное плавание отправлять станешь, сделай так, чтоб его сверху все равно плохо видно было.
Пирожников взглянул на Платова, – не шутит ли опять товарищ, – но командир кивнул:
– Правильный совет. Ладно, без меня заканчивайте – пойду за базой понаблюдаю.
Он ушел, а Хук стал объяснять:
– Вообще-то понятно, зачем плот нужен и твое участие в операции?
– Ну так объяснили ж. Чтоб американцы подумали, что под плотом плывем мы. И я так мыслю, что они его с любой высоты должны разглядеть.
– Неправильно мыслишь, дружок Пирожок. Знаешь, как крыс в деревнях травят? Приманку не на открытое место кладут, а вроде как прячут. Крыса – умная тварь, она не поверит, что ее люди подкармливают, и потому в первую очередь схватит то, что вроде бы в недоступном месте для нее хранится. Теперь все понял?
– Не совсем, – признался Пирожников.
– Янки не глупее крысы. И потом, один раз на этом деле они уже обожглись, и тот же приемчик теперь может не сыграть. А вот если плот вроде как замаскирован – могут клюнуть, помчаться за ним. А мы время выиграем. Мы в одну сторону движемся, ты – в другую, плот – в третью. Следовательно, наши шансы уйти увеличиваются… Ты потуже лианами стволы стягивай.
Пирожников потянулся было за очередной лианой, но отдернул руку:
– Черт, змея!
Она лежала на краю суши и воды, огромная, метра в полтора, серо-зеленая с черными поперечными полосами.
– Бунгар, – пояснил Хук. – Крайне ядовитая сволочь. Но зато, если ее умело приготовить… Ты любишь змей?
– Не знаю, не пробовал и надеюсь, что пробовать не придется. Но я вроде к ним уже как привыкать начал.
– А вот это напрасно, товарищ лейтенант. Знать их надо, как и крик дронго, но дистанцию держи, достаточную для маневра.
Послышался шум вертолета. Хук и Пирожников тут же ушли под воду.
Физик сидел в укрытии под сплетением стволов и огромными листьями баньяна, ему некогда было отвлекаться на вертолет. Он колдовал над рацией.
Циркач стоял в дозоре, в полусотне метров от Физика.
Платов лежал в траве на высоком берегу реки, смотрел в бинокль на поляну, на тропу, проложенную через нее.
По этой тропе в их сторону шагал отряд южновьетнамцев.
У Литвинова был такой вид, будто у него одновременно заболели все зубы. Он стоял у своего стола чуть ли не навытяжку и держал телефонную трубку. К уху ее не надо было прижимать, потому что голос собеседника мог и оглушить. Тон был не крикливый, а скорее громогласный. Так говорят, когда даже не хотят слышать того, с кем разговаривают.
– Что, нельзя с группой связаться, узнать, как там у них дела?
– Нельзя. Такая специфика задания…
– Ты мне брось сказки рассказывать о специфике! Нет связи! Угробили аппаратуру. Думаешь, раз ты врешь, то и все такие?
– Группа продолжает выполнять задание…
Громогласный собеседник словно и не слышал этой фразы:
– Тебе известно, сколько мы денег на спецслужбы тратим? Политики на них работают, ученые – целые институты. А где отдача? Почему, черт побери, я не вижу отдачу?!
– Группа выполнит поставленную перед ней задачу, это и будет отдача…
– Выполнит? А если нет? А если еще и их захватят? Ты понимаешь, во что мы ввязались? Понимаешь, что уже, может быть, надо боеготовность номер один по армии объявлять? Ты голову потеряешь, мне по заднице дадут – это детали, а вот если на весь мир объявят, что мы на Америку войной пошли, да не оборонительной, не за свою землю-матушку, да черт знает где и для чего…
– Михаил Федорович, – сказал осипшим голосом Литвинов. – Не я же принимал решение посылать во Вьетнам наш спецназ, я могу только контролировать, помочь, если что…
– А вот это «если что» сейчас и настало! Не ты посылал… Правильно, не ты. Но у тебя спрашивали, способны или нет спецслужбы провернуть это дело. Ты что ответил?
– Я ответил, что если задача поставлена, то мы обязаны ее выполнить…
Михаил Федорович имел на свой же вопрос свою версию ответа:
– Ты ответил «так точно!». А теперь хочешь ответственности избежать? В общем, слушай. Через два часа жду от тебя доклада. Если ничего определенного мне не скажешь, иду на самый верх и докладываю, что ни хрена мы ни на что не способны. Знаешь, что в древности делали тем гонцам, кто дурные вести приносил? Но поверь, я и тебе успею…
На том конце провода послышалось, как звякнул другой телефон. Михаил Федорович кому-то по-военному коротко сказал: «Да, так точно, есть!» – и его связь с Литвиновым прервалась, пошли короткие гудки. Но Литвинов продолжал держать у уха телефонную трубку.
Вошла секретарша, поменяла пепельницу, вытащила из упаковки, лежавшей на столе, таблетку, налила стакан воды:
– Выпейте, Сергей Сергеевич. Может, врача пригласить? Вы бледный.
– Нет, – сказал Литвинов и только теперь сел в кресло.
– Петя спрашивает, на дачу едете, машину готовить?
Шеф непонимающе посмотрел на нее, и секретарша пояснила:
– Сегодня же суббота. Вы говорили, что в субботу вечером на дачу, за карасем…
– Нет, – ответил он односложно.
– Там сидят, вас ожидают, – кивнула она в сторону приемной.
– Нет.
– Кофе принести?
– Да.
– Хотя вам нельзя кофе после таблеток…
– Кофе. И если у кого из них такие уж неотложные дела, я завтра буду здесь, пусть приходят.
