Адам окликнул клинера:
– Эй, дружище!
Гастер, стоя одной ногой на узком подоконнике, второй на ступеньке разложенной стремянки, протирал снаружи бумажным полотенцем верхнюю часть окна и рамы: часть оконного пакета закреплена, открывается лишь половина пластикового окна.
– Да, сэр, – не оборачиваясь, сказал он.
– Не вывались!
– Ничего… Я привычный… это моя работа.
Адам почесал за ухом. Разговор этот его утомил. И сам этот тип, эта румынская деревенщина, тоже ему уже надоел.
Он вышел в коридор. Пройдя в спальню напротив, вынес оттуда стул. Поставил рядом с лестницей, удобно уселся на него. И стал думать о своем: о том, как некисло он заработает за ближайшие семь или десять суток и на что он потом сможет потратить эти заработанные в ходе нынешней командировки деньги.
Ветров, выждав некоторое время, стащил с правой руки желтую санитарную перчатку. Наклонившись к открытой сумке, поддел ногтем невидимую глазу – вернее, сливающуюся фоном с подкладкой – полоску материи на внутренней боковине. Вдоль открывшегося внутреннего слоя, полосой, смахивающие на крохотные черные бусинки, закреплены «жучки». Всего их здесь десять штук. Вдоль этой же маскирующей полосы, ниже «багов», закреплена блистерная упаковка. В ее гнездах, легко извлекаемые, содержатся комочки некоей субстанции величиной со среднюю горошину. Чтобы эта масса стала клейкой, чтобы она обрела нужные качества, достаточно капнуть водой или просто смочить слюной. По происшествии пяти-шести секунд сухая «горошина» размягчится, обретет такую примерно констистенцию, которой обладает хорошо разжеванный комок жевательной резинки. В этот самый комочек вминается «баг», затем он прикрепляется в нужном месте. Пройдет еще минута примерно, и эта «замазка» затвердеет… Да так затвердеет, что только острым ножом или бритвой можно потом отскрести – намертво садится.
Внешне выглядит как крохотный непрозрачный наплыв или бугорок, подобно капле высохшей краски. И не подумаешь, что внутри этой капельки или наплыва сидит чувствительнейший «баг», являющий собой настоящее чудо современной индустрии, – он способен уловить даже шепот в радиусе пяти метров.
В другой части сумки, в боковине, оборудована еще одна нычка – такого же типа. В ней спрятаны три крохотные беспроводные видеокамеры, величиной с ноготь каждая. А также трехканальный «базовый» блочок, тоже миниатюрных размеров – с него будет сниматься дистанционно видеосигнал.
Константин прикрепил белесый комочек с «жучком» под подоконник – с внутренней стороны окна. Вся эта процедура заняла несколько секунд, и само действо осталось незамеченным для сидящего в коридоре бугая с пистолетом.
«Первый bug[18] пошел, – сказал Ветров про себя. – Ну, с почином…»
Збиг демонстрировал служебное рвение несколько дольше, нежели его приятель. «Гастерша» перемыла все окна как на первом, так и на втором этаже, и все это время этот субъект не спускал с нее глаз. И только когда уборщица принялась драить клозет на втором этаже, а затем и пол, попросив соглядатая не следить, он наконец сдался и отлип от нее.
В одной из спален второго этажа на прикроватной тумбочке лежит стопка журналов. Вперемешку дамские, типа «Космополитена», и мужские – GQ, XXL, Mens Health. Збиг взял несколько журналов. Спустился в гостиную, уселся на диван и принялся листать оставленные кем-то журналы, прислушиваясь к шуму пылесоса и лишь изредка поглядывая на занимающуюся уборкой в этом арендованном особняке женщину.
Клинеры, присланные для уборки двух домов, управились точно в срок. У Збига не возникло никаких претензий. Он видел, что женщина трудилась без перекуров. Работала, что называется, не покладая рук. И, надо признать, она навела в доме отменный порядок: нигде ни пылинки, ни ворсинки или волоска.
Адам попытался было придраться к качеству уборки в соседнем особняке. Он даже в нескольких местах тестировал поверхности на чистоту – проводил по ним влажной белой салфеткой. Но вынужден был – хотя и нехотя – признать, что работа сделана хорошо.
Клинеры получили от Збига три сотенные купюры европейских денег. Он же поставил росчерк, напоминающий крючок, в служебной квитанции.
Павел Лобанов, главный специалист группы «Бастион» по компьютерным и информационным технологиям, он же Крякер, все это время, пока двое его напарников, Ветров и Алиса, чистили, драили и пылесосили арендованные интересными для «бастионовцев» личностями дома, находился в припаркованном примерно в километре от коттеджей фургоне «Форд Транзит». Работа коллегам досталась вроде бы несложная. Он ведь и сам не раз выполнял подобные задания. Бывало, что приходилось действовать в гораздо менее комфортных и более экстремальных условиях.
Одно можно сказать наверняка: даже при самом точном расчете нельзя исключать каких-то нестыковок или неувязок. Этот Питер и его парни, судя по тому, что уже о них известно, публика серьезная. Расслабляться, допускать небрежности в присутствии таких особей не стоит. Глазом не успеешь моргнуть, как попадешь в такой оборот, что мало не покажется. Поэтому, когда в начале пятого мимо паркинга за выездом из поселка Элина – именно здесь припарковался ранним утром Павел, и именно здесь «Форд Транзит» простоял эти несколько часов – проехал синий фургон с рекламными надписями, Крякер невольно перекрестился – хотя и считал себя закоренелым атеистом.
Ущелье Маалула
Амир некоторое время пристально разглядывал женщину, которую по его приказу привели в центральную пещеру.
Она несколько выше среднего роста; на ней серое, длиной почти до лодыжек платье, пуговицы спереди застегнуты до горла. Край подола на левом боку разошелся на косую; там недостает куска материи – видимо, зацепилась краем платья за что-то острое. В эту прореху видны надетые под платье шаровары. Обута в видавшие виды кроссовки, изначальный цвет которых трудно определить. Голова повязана косынкой, некогда, вероятно, черной, а теперь грязно-серой. Одежда пыльная, грязная; сразу видно, что человек несколько суток кряду не переодевался. И не мылся, надо добавить, – у этой женщины чумазое, в потеках пота лицо. Единственное, что у нее относительно чистое, это руки; вернее, кисти рук. Вероятно, у той небольшой группы, которую вобрала в себя ранним утром группа Малика, имелись проблемы с водой. Ну а руки ей – еще одна догадка – удалось вымыть тогда, когда она перевязывала старшего настигшего их отряда моджахедов; для этих нужд вода нашлась.
Женщина стояла под оценивающим мужским взглядом не то чтобы с покорным видом, но спокойно и как-то даже отстраненно.
«Внешность, пожалуй, европейская… – подумал амир. – Но в разрезе глаз есть что-то восточное, азиатское…»
– Вы говорите на арабском? – спросил Карим. Женщина молчала. – Эй! – сказал он, не повышая голоса. – Я к вам обращаюсь!.. Вы меня понимаете?
– Немного говорю, – едва слышно произнесла она, выдержав небольшую паузу. – Но не так хорошо, как мой муж.
– Говорите громче!
– Хорошо, господин.
– А кто ваш муж? Раз вы уж о нем вспомнили.
– Рафик врач. Специализация у него была – анестезиолог-реаниматолог.
– Была?
Женщина замешкалась с ответом.
– Тебе задали вопрос! – подал голос стоящий чуть сбоку «особист». – Отвечай быстро!
– Почему вы сказали про мужа в прошедшем времени? – спросил амир.
– Он погиб полтора года назад.
– Хм… – Карим почесал заросший жестким волосом подбородок. – Откуда он был родом, этот ваш Рафик?
– Оттуда же, откуда и его родители – из Ливана.
– Кем он был?
– Он был… он был хорошим человеком, – ответила после паузы женщина. – И хорошим врачом.
– Тебя о другом спрашивают, женщина, – вновь вмешался «особист». – Кем он был по вере и убеждениям? Правоверным? Христианином-друзом? Вот что интересует амира.
– Он из семьи суннитов. – Женщина поправила платок. – Извините, мне трудно говорить.
– Так он был из верующих? – проявил настойчивость Умар. – Говори правду!
– Рафик был светским человеком, – сказала женщина. – Но он чтил Всевышнего и Пророка Его, чтил Коран, как и его родители.
– А в мечеть он ходил? – строго спросил Умар.
– Иногда, – сказала женщина. – В нашем городке не было мечети, только молельный дом. Иногда он посещал мечеть в Вервье, это недалеко от нас. У Рафика было много работы в госпитале…
– Как вас зовут? – спросил амир.
– Лаура Мартенс.
– Вы врач?
– Я окончила медицинский факультет Свободного университета в Брюсселе. И три года проучилась в ординатуре, практикуясь в госпитале в Вервье.
– Я вас спрашиваю, вы – врач?
– У нас в Бельгии существует определенная градация в здравоохранении. Мне следовало проучиться – практиковаться – еще год, чтобы получить «агреже высшего образования» в моей области.
