Но виду не подал. Тут не угадаешь, в какую сторону ветер подует. Сегодня Слепцову угодно говорить одно, завтра другое. Сегодня у них с Морозовым общие интересы, а завтра все может кардинально измениться. У начальства, как известно, свои капризы, и лучше им не подыгрывать. Целее будешь.
– Вы по какому вопросу, подполковник? – спросил Слепцов.
– Вообще-то по этому, товарищ генерал.
– Вы же сказали, новостей нет.
– Так точно. Но есть одно соображение.
– Выкладывайте.
Слепцов заинтересованно посмотрел на Дубинина. Он знал, что его помощник пустого не скажет, и если у него появилось «соображение», то это наверняка что-то стоящее.
– Я думаю, надо дать Киршу какую-то минимальную информацию, – сказал Дубинин. – Тогда он отстанет от нас, по крайней мере, на ближайшие сутки.
– То есть? Что за минимальная информация?
– Можно сказать, что Морозов не покидал пределы Европы. Но его задание не позволяет ему делиться подробностями даже со своим начальством…
– Так он звонил вам! – взревел Слепцов.
Дубинин выпрямился, ясно глядя ему в глаза.
– Никак нет, товарищ генерал.
– Тогда откуда у вас эта уверенность про Европу?
– Просто удобная версия. Киршу будет легче, когда он узнает, что беглецы находятся неподалеку.
– Можно подумать, Европа – Московская область, – проворчал Слепцов.
– Но и не Сибирь, товарищ генерал, – улыбнулся Дубинин.
Слепцов побарабанил пальцами по столу.
– Что-то вы темните, подполковник.
Дубинин промолчал, предпочитая ограничиваться честным, немигающим взглядом.
– Ладно, – кивнул Слепцов. – Свяжитесь с канцелярией Кирша и передайте эту вашу минимальную информацию. Надеюсь, это даст мне хоть один спокойный день. А там, глядишь, и вправду объявится ваш сорвиголова.
Дубинин кивнул и, пряча улыбку, поспешно вышел из кабинета.
Роман потянул створку двери и шагнул внутрь.
Окинув взглядом жующих посетителей, сразу направился к внутренней двери. Она была открыта настежь, но изгиб темного коридорчика не позволял видеть, что делается в глубине.
Навстречу с полным подносом выплыла официантка.
«Хорошая примета», – подумал мимоходом Роман.
– Вы куда? – спросила она низким голосом, окидывая Романа равнодушным взглядом.
– Мне нужен Франсуа, – сказал Роман.
Она мотнула голову себе за плечо, обогнула Романа и принялась разгружать поднос на ближайшем столике.
Роман вошел в коридор, повернул налево, затем, следуя прихотливому изгибу, направо и опять налево.
По пути увидел дверь. Наверное, подсобное помещение, решил он. Типа чулана.
Густо запахло кухней. Вот и она.
Роман, секунду помедлив и ощутив надежную тяжесть пистолета за брючным ремнем, вошел в рабочее отделение.
Увидел большую плиту, ряд столов у стены, кастрюли, сковородки, ножи. Собственно, удивляться было нечему, поскольку кафе, несмотря на свою скромность, кормило посетителей вполне исправно, для чего и требовались все эти сверкающие металлические предметы.
На кухне оказалось двое мужчин. Один, постарше, широкий, кряжистый, лет сорока пяти, помешивал что-то длинной ложкой в котле. Второй, молодой высокий парень, пригожий, как фотомодель, крошил зелень на разделочной доске, орудуя ножом с невообразимой скоростью.
«Кто из них Франсуа? – подумал Роман. – Пожалуй, тот, что старше».
– Bonjour, – поздоровался он.
Младший улыбчиво ответил, старший равнодушно кивнул.
«Так и есть, – отметил Роман. – Этот кряж самый что ни на есть террорист. Небось из корсиканцев».
– Мне нужен Франсуа.
Старший никак не отреагировал.
Зато младший, докрошив пучок зелени и сбросив ее в кастрюлю «корсиканцу», шагнул к Роману.
– Это я.
Он продолжал держать в правой руке нож, в левой доску, и Роман подумал, что на тесной кухне это идеальное оружие. Учитывая, как ловко владел ножом Франсуа, можно было не сомневаться, что шансов у его противника будет немного.
Хорошо, что пистолет при себе.
Франсуа перехватил взгляд Романа и положил нож и доску на стол.
Какой понятливый. Это хорошо.
Роман покосился на «корсиканца».
Франсуа кивнул и подошел ближе.
– Что?
– Я от Артура, – негромко сказал Роман, глядя прямо в зрачки Франсуа.
У того ничего не изменилось ни во взгляде, ни в чертах нежного смугловатого лица, обрамленного длинными иссиня-черными кудрями, перехваченными на лбу алой пиратской банданой.
– Идите за мной, – сказал он и упругой походкой танцора вышел из кухни.
Роман, чуть поколебавшись, отправился за ним. В конце концов, выбора у него не было.
Узкая, чуть сутуловатая спина Франсуа не внушала опасений. С таким Роман мог справиться и без пистолета.
«Корсиканец» следом не пошел, занимаясь своей кастрюлей. Таким образом, явных противников для себя Роман не обнаружил.
«Значит, он хочет мне что-то передать, – решил он. – И это «что-то» спрятано за пределами кухни. Не в том ли самом чулане?»
Его догадка оказалась верна. Франсуа отпер ключом дверь чулана и движением головы пригласил Романа внутрь.
– После вас, – сказал Роман, держась на всякий случай в шаге позади Франсуа.
Тот пожал плечами – чисто французский жест – и вошел в чулан.
– Проходите, – услышал Роман.
Он покосился назад. Может, официантка уже целит в него из дробовика?
Нет, все было тихо. Доносились из зала голоса посетителей, брякнул чем-то на кухне «корсиканец». Но ни единого намека на угрозу.
Франсуа, стоя посреди чулана, ждал с улыбкой на лице. Роману стало немного неловко за ту излишнюю осторожность, с какой он обращался с этим юнцом.
Он вошел в чулан, загроможденный мешками и коробками, и выжидательно уставился на Франсуа.
Пусть только дернется!
– Вы позволите? – спросил Франсуа, указывая на дверь. – Я закрою. Не хочу, чтобы нам помешали.
– Пожалуйста, – кивнул Роман.
Франсуа шагнул мимо него к двери, потянул, щелкнул задвижкой.
Почему он так долго возится?
– Франсуа? – окликнул Роман.
Франсуа не отзывался, стоя спиной к нему.
Роман, почуяв неладное, выхватил пистолет и рванул Франсуа за плечо, разворачивая лицом к себе.
– Что происходит? – спросил он грозно.
Увидев надутые щеки и плотно закрытые глаза Франсуа, в первый миг почувствовал растерянность.
Это что за рожа?
Но в следующий миг до него дошло.
Ловушка!
Он задержал дыхание, оттолкнул Франсуа и бросился к двери.
Но он опоздал.
В голове у него помутилось, ноги подогнулись, и рука вяло скользнула по дверной ручке. Затем он вдруг увидел, что на него стремительно опускается потолок, в глазах почернело, и он поплыл в мутном потоке, ничего не видя, не слыша, ничего не чувствуя.
Сколько он пробыл без сознания, он не знал. Иногда ему казалось, что какие-то чувства возвращаются к нему.
Так, он совершенно явственно ощутил, что его куда-то несут. Он не мог бы в точности сказать, кто его несет и куда. Он словно крепко спал, понимая, что спит и ничего не может сделать для того, чтобы прервать этот сон.
Временами он надолго проваливался, и это надо было понимать, скорее всего, как то, что его оставляют в покое, не выводя из этого тягучего состояния, но словно желая, чтобы он подольше в нем пребывал.
Однажды Роман слышал плеск воды, как будто он находился на борту судна. Но все это было так далеко от него, что мозг почти ничего не фиксировал. Туманные, слабые, побочные ощущения, пена на покрытой бетоном коре головного мозга, неразличимые штрихи на темной пелене сознания.
Он делал какое-то подобие попытки разблокировать свой мозг, подчинить себе бесчувственные конечности. Но все это были попытки паралитика. Он лишь глубже проваливался в мутную бездну, ничего там не видя, не слыша, не находя ни единого выступа, чтоб хотя бы на миг задержаться в том бесконечном, сонном оцепенении, в котором он пребывал.
Способность хоть что-то воспринимать вернулась к нему, когда он услышал чьи-то голоса. Голоса были неразличимы и долгое время не делились на слова, а звучали сплошным гулом, изредка прерываясь короткими паузами.
Затем Роман начал улавливать некие знакомые звуки, которые со временем стали сливаться в слова. Но все равно смысл слов ускользал от него, как воздух, за который он пытался ухватиться в тщетном желании обрести хоть какую-нибудь опору.
И только после очередного провала в бессознательное он, выплыв на поверхность, ясно услышал, как кто-то рядом с ним сказал «merde».
«Дерьмо, – перевел машинально Роман с французского. – Хорошее слово. Как раз по поводу моего положения».
Тут он сообразил, что помимо возможности слышать он еще пытается и шутить. Это был неплохой знак. Стало быть, умственные способности восстанавливаются.
Хорошо бы восстановить и физические.
Роман потихоньку шевельнул руками.
Кажется, они у него за спиной. И не двигаются.
Рано он обрадовался.
