- Он скончался, сердце не выдержало.
- В больнице?
Сочувствие в голосе следователя чуть не вызвало нервный срыв; и чтобы удержаться («Совсем психом стал!»), Петр Романович сказал отрывисто:
- Простите, не могу вспоминать.
- Не надо, не надо. Это к следствию не относится.
- К следствию? — переспросил философ в растерянности и внезапно понял: «Относится! Какая-то деталь, многозначительная мелочь. С кем я говорил об отце?..» — однако мысль (некая безумная догадка) ускользала, и стояла комом в горле боль. Он поднялся и понуро пошел к двери, услышал вслед:
- Вы еще хромаете?
- Иногда. — Он задержался на пороге. — Когда переживаю в душе ту встречу.
- Какую встречу?
- Ночную. С отцом. То есть с братом. Ту мистическую встречу.
Следователь вздохнул глубоко, как будто с сожалением.
- У вас еще три дня. Защищайтесь.
Переживая душевное потрясение (неясно, чем вызванное, может, прорвался, так сказать, комплекс вины), Петр Романович не заметил, как очутился перед домом дяди, точнее, дедушки. «Зачем я сюда?.. А, мне страшно, очень страшно, я ищу защиты у близких.»
Адвокат как раз и был на защите. другого, чужого, обязательно «безвинного» — этого требовали правила игры, вот он и обожает шахматы, вечера с сыном просиживая. Поль теперь иным интересуется, иной. другой, чужой — мысли растекались, пока его усаживали в уютное кресло, чашку кофе поднесли, свежего, горячего. И сама Оленька — свеженькая, почти молоденькая после игры в теннис. Все время на корте пропадает.
Он сказал:
- Возле головы убитой, под качалкой, лежала бейсболка в крови.
Оживленное лицо напротив вмиг помрачнело, потухло. После молчания Ольга Ипполитовна подтвердила:
- Да, помню.
- Разве ты входила тогда к нам?
- Ты что! Такие ужасы не для моих нервов. Помню невесту во дворе в желто-черной шапочке.
- И вот что странно: почему-то в последнем разговоре со мной медик упомянул бейсбол.
- Американская игра, — подхватила тетка, с видимым облегчением отвлекаясь от «ужасов», — требует глазомера и ловкости, но примитивна, в отличие от тенниса например. Неужели Иван Ильич увлекался бейсболом?
- Не спортом, но спиртом он увлекался, и пришел помянуть отца. — Петр Романович помолчал и повторил: — Помянуть отца.
- Да, ты говорил. Он знал что-то ужасное.
- Что? — встрепенулся племянник.
- Но ведь за что-то его убили!
- За любопытные ушки, бойкие глазки и длинный язычок. Он мне все рассказал.
- Правда? — ахнула Ольга Ипполитовна.
- Не буквально. Я занимаюсь разгадыванием его иносказаний. Медика интересовало, кто донес отцу про убийство, кто в последний раз навещал его в больнице.
- А кто навещал?
- Дядя.
- И донес больному брату про Павлика? — изумилась Ольга Ипполитовна.
- Я донес.
- Петруша, не переживай, все равно бы Роман узнал.
- Не надо о моих переживаниях. не о них речь. О четверге — дне накануне убийства. Медик гордился своей профессиональной памятью. Слушай! Дословно: «Иду я вечером мимо Патриарших, а на лавочке возле памятника сидят Мастер и Маргарита».
Ольга невольно рассмеялась.
- Вот-вот, и я пошутил насчет симптомов белой горячки. А он действительно видел ее с кем-то.
- Кого? — прошептала тетка.
- Нашу Маргариту. С мастером заплечных дел.
- Петр! — взмолилась она. — Объясни, я ничего не понимаю.
- В четверг Маргарита познакомилась с будущим убийцей. Иван Ильич видел их — в этом и заключалась идея шантажа.
- Шантажа? — переспросила Ольга Ипполитовна недоверчиво. — Подземельный девять лет шантажировал преступника?
- Вряд ли. — протянул Петр Романович, сам удивившись. — Нет, не думаю. По-моему, он, как все мы, поверил в самооговор. ну, и тут же на курорт укатил, и выбросил чужую историю из головы. Но сейчас, подслушав разговор брата с Игорем.
- Как с Игорем? Разве Павлик у Игоря остановился?
- Да. Так вот: подслушав, сопоставил кое-какие детали и сделал правильный вывод.
- Но почему молчал столько лет?
- Соседа засек точно, а женщину с пьяных глаз толком не рассмотрел. И впоследствии в мертвой Маргариту не узнал. Просто в голову не пришло сопоставить. Реально?
- Вполне. Другая одежда, другая прическа, например, внешность меняют. И чудовищное признание Павла устранило всякие сомнения.
- Чудовищное?
- Безумное!
- Он думал, что спасает меня.
- Тебя? Разве ты.
- Он ошибся. Дядя тебе не рассказывал?
- Ничего не рассказывает, никогда, ни про одно неоконченное дело, только постфактум, если я очень пристану. Идиотская адвокатская осторожность. Господи, какая безжалостная трагедия. Я его не понимаю.
- Кого?
- Убийцу. — Тетка вздрогнула, пролив на колени уже остывший кофе и не заметив; племянник заметил, но тут же забыл. — Он на свободе, Петр, имей в виду: маньяк может приняться за тебя.
- Пусть попробует, — Петр пожал могучими плечами. — Я не Подземельный. А с другой стороны, гордиться-то мне нечем: я оба раза опоздал.
- Оба раза? — изумленным эхом откликнулась тетка.
- В пятницу я увидел чайные розы в той комнате.
- В той комнате? — эхо звенело, как вторая партия в дуэте.
- В папиной. Где зеркало за занавеской. и крест. — Вдруг вспомнилось собственное, искаженное ужасом отражение и почему-то распятие рядом на стене. — Я увидел розы и сбежал. и ходил, ходил. На Рождественском бульваре ко мне привязалась «ночная красавица».
- Этих тварей надо уничтожать.
- Как ночной кошмар, — говорил Петр Романович, не слушая, — кошмар из тех времен, из молодости. А когда я подходил к нашему тоннелю, кто-то завернул за угол в переулок. Мужчина.
- Убийца? — в сакраментальной реплике прорвался азарт, который заразил его и отрезвил.
- Наверное, это был брат. Я вошел во двор, в подъезд и услышал голоса: крик и глухое бормотанье. Одновременно!
- Услышал убийство!
- Ты мне веришь, потому что не знаешь всех обстоятельств. Убийца не мог ускользнуть. С одной стороны — мы с Полем и семеро соседей-свидетелей.
- А с другой?
- Запертые изнутри окна и двери, выходящие в Копьевский. Пожарная лестница возле галерейки — запасной выход для преступника, — пояснил Петр Романович в ответ на лихорадочно- вопросительный взгляд. — И слова брата по телефону: «У меня орудие убийства, на нем кровь».
- Где? — прошептала Ольга Ипполитовна.
- «На мертвой голове».
- Где?! — закричала она, словно выучив таинственный текст наизусть.
- «На тротуаре в Копьевском переулке». Как по сценарию, мы воспроизвели сейчас наш с ним дословный диалог.
- Непонятно. Объясни.
- Я слышал другой голос, Павел видел нечто в переулке. А убийца испарился.
- Петр, не пугай меня чрезмерно.
- Прости.
- Да за что!
- Я заподозрил бы твоего сына в каких-то играх, но он все время был у меня на глазах.
- Они с отцом играли в шахматы, Поль внезапно ушел.
- И никто из вас не поинтересовался, куда?
- Уж я-то поинтересовалась, не беспокойся, это отец его безмерно избаловал. «Куда надо!» Каков ответ, а? А Евгений, как дурак, сидит над доской, обдумывает ход! «У парня своя личная жизни, он уже взрослый». Мы даже поссорились. А этот «взрослый», оказывается, на ночь глядя отправился к развратной девке. Я не задеваю твоих чувств?
- Ничуть. Похоть и алчность в боттичеллиевской мадонне сплелись, как клубок змей.
- Однако и тебя она сумела расшевелить, — усмехнулась Ольга Ипполитовна, — ты так образно выражаешься.
- Был момент, — признался Петр Романович. — А потом потрясла аналогия.
- С братом? (Он кивнул.) По роду деятельности — да, но твоя мадонна, глядишь, еще нас всех переживет.
- Не моя, Боже сохрани.
- Как бы сохранить сына, — протянула она жалобно. — Он в горячке, околдован, сам не свой.
- Неужели так серьезно?
Она кивнула.
«Даже завидно, — подумал Петр Романович, даже в юности я не способен был потерять голову, сорваться с места в полночь, помчаться. за книгой!» За той несуществующей в природе книгой, на которую сослалась и Маргарита в свой предсмертный час. Еще во дворе Поль услышал крик (но не другой голос — далеко) и не видел, как кузен его вошел в подъезд, однако «по-родственному» не заложил. «Этот мальчишка (отзыв Вари) вас боготворит». Сомневаюсь. Поль взбежал по лестнице. «Что случилось?»
— «Подземельный, кажется, убит, кровь.» В рассеянном свете голой лампочки оба склонились. «Труп, — подтвердил Поль, — убит. Что будем делать?» Петр Романович проверил дверь соседа — заперта. — «Убийца где- то здесь, будь осторожен и внимателен».
— «Да уж не боись, не упущу». — «Я звоню в милицию». Философ мигом на ощупь, не сводя глаз с площадки, отпер свою дверь, распахнул настежь (для обзора). 0–2. Гудки, гудки. недоверчивый дежурный: где, как, когда, при каких обстоятельствах. «Только что, приезжайте скорее, преступник где- то здесь!» — «Записываю адрес». Разговор на две-три минуты и полный обзор из прихожей: на площадке мечется Поль — и никого больше, ручаюсь! Снизу голоса, на середину лестничного марша поднялся старик Самоваров: «Петь, что за крики?» — «Подземельный убит, преступник, кажется, не успел уйти. Я осмотрю галерейку, а вы караульте!» — «С места не сойду!» — гаркнул Самоваров, рядовой солдат с Великой Отечественной. И не сошел, покуда не приехали «органы». И следователь подтвердил: все двери и окна заперты изнутри, и внутри никого нет!
