Аллочка заерзала на матрасе, прикусила беличьим зубом костяшки пальцев и пробормотала:
– Анатолий – глубоко верующий человек. Не знаю, зачем я вам это говорю, но знайте – он помешан на постах, службах, молебнах и все такое. Я чуть с ума не сошла тогда, в Коломне, пока жила среди «сестер». А ему нравится. Даже не так – он живет верой, жертвует огромные суммы на восстановление храмов, на постройку новых… Он даже завел себе духовника – отца Феогноста – и каждую неделю ездит к нему исповедоваться. В храме Воскресения, это в Сокольниках…
– Дальше! – перебил Огаркову Стас. Роман и Михаил вошли в комнату, остановились у Стаса за спиной.
Аллочка сжалась в комок, косилась на вошедших и продолжала еле слышно:
– А главный его бзик – помощь больным детям. Уродам, недоношенным, с пороками развития, аутистам и все такое. Видели бы вы этих чудовищ! – Аллочка передернулась, как от глотка спирта, и продолжала: – Он почему-то считает себя обязанным участвовать в их судьбе и помогать всем, чем только можно. Деньгами в первую очередь. У него в конторе существует целый отдел, который занимается благотворительностью для этих уродов. Там отчетность почище бухгалтерской, – выкладывала Аллочка одну коммерческую тайну бизнеса «мужа» за другой. Стас молчал. Аллочка всхлипнула еще раз, примолкла и вдруг заорала, голос ее перешел в визг:
– Все-все, это точно все! Я больше ничего не знаю, ничего! Спросите Цупикову, спросите кого-нибудь другого! Я просто делаю вид, что люблю этого человека, вот и все! Что еще вам от меня надо?!
Михаил и Роман подхватили Огаркову под руки, вытащили из комнаты, втолкнули в ванную. Снова полилась вода, Аллочка проорала еще что-то и заткнулась. Стас вышел в коридор, нажал клавишу выключателя. Огаркова сейчас походила на болонку, попавшую под дождь: мокрая, облезлая, волосы облепили голову, с них течет вода, под глазами черные круги.
– Будешь орать – утоплю, как Герасим Муму. – Михаил вытер ладони о джинсы и вышел из ванной.
– Ненавижу бабий визг, – пробормотал он из коридора.
Стас брезгливо потянул Огаркову за рукав мокрого платья:
– Пошли отсюда.
– Куда? – Она шарахнулась к стене, вцепилась в край раковины. – Я не пойду!
– Пошли, дура! – Роман дернул ее за руку. – Обратно тебя отвезем, где взяли. Или пешком потопаешь. Давай бегом, пока я добрый.
Дальше Аллочка вела себя паинькой – не орала, не рыдала, покорно вышла из номера, села в машину. Стас отодвинулся подальше от полинявшей красотки и молчал до тех пор, пока «Кайенн» не вылетел на Ленинградку. По кромке тротуара, едва ли не под колесами транспорта, бродили слишком легко одетые для декабрьского вечера жрицы любви. Машины притормаживали, девицы подходили, склонялись к открытым окнам и садились в салон или возвращались на панель – в зависимости от результатов торга.
– Здесь останови! – попросил Стас, и «Порш» сбавил скорость, подъехал к бордюру. Две девицы в мини уже направились к машине, когда Стас перегнулся через мокрую Огаркову и открыл дверцу.
– Давай, пошла отсюда! – Он толкнул Аллу в плечо, и та почти вывалилась на тротуар.
– Вы что! – завизжала она, подбирая юбки и качаясь на шпильках. – Прекратите! Я мужу…
– Конечно, пожалуйся! А лучше иди, поработай! Вспомни молодость! – Стас захлопнул дверь, машина рванула с места.
– Может, чего и заработаешь! Все равно больше сотки баксов за тебя не дадут! – проорал с переднего сиденья Роман и нажал кнопку стеклоподъемника.
– Курва! – подвел итог Михаил, глянул в зеркало на лобовом стекле и ухмыльнулся. Дружный ржач не умолкал минуты три. Михаил резвился, обходил, как стоячие, попутные машины. «Порш» мотало, как горнолыжника на склоне.
– Поосторожнее, – предостерег его Роман, но Михаил отмахнулся:
– Фигня, номера у нас реальные, денег на штраф хватит. Когда я еще так покатаюсь! Зверь-машина! Красавица! – Он похлопал ладонью по баранке. В кармане пиджака Стаса ожил мобильник, на экране появился номер Алексея.
– Тебя. – Стас отдал трубку Михаилу, отвернулся к окну и уставился на пролетавшие мимо яркие витрины, вывески, афиши. На Тверской уже включили новогоднюю подсветку, и небо над улицей горело и переливалось сотнями золотых огней. Часы у входа в метро показывали семь вечера, впереди был поворот на Моховую, но «Порш» перестраиваться не торопился. Он зачем-то взял резко влево, выскочил на встречку, промчался перед трамваем и вылетел на ярко освещенную пустую площадку перед зданием Думы. «Кайенн» влепился передним бампером в полосатый красно-белый бетонный блок, сдвинул его и остановился.
– Ты чего? – оба одновременно набросились на водителя. – Ослеп? Ты…
Михаил молча вылез из машины и побрел осматривать повреждения, сжимая в руке телефон, Стас и Роман выскочили следом.
– Что? – Стас дернул за ворот куртки присевшего на корточки перед помятым бампером Михаила. – Что случилось?
Тот моргал растерянно и втягивал голову в плечи, потом выдавил кое-как из себя:
– Лешка звонил. Сегодня мать умерла, три часа назад, он только к ней на работу приехал. Сказали, что к ней какие-то люди пришли, в кабинет директора увели и всех выйти заставили. А одна женщина подслушала. – Михаил принялся тереть губы ладонью. Стас и Роман ждали, а прохожие с любопытством поглядывали на помятый «Порш», на странную троицу рядом. И далеко, где-то в районе Никитской, послышался вой полицейских сирен.
– Пошли. – Стас потянул Михаила к метро, но тот уперся, заговорил быстро, отрывисто, глядя в никуда:
– Ей сказали, что я деньги украл и человека убил, чтобы не отдавать. И если она знает, где я, то должна им сказать. Иначе ее тоже посадят, за соучастие. Потом эти козлы ушли, а она умерла. Лешка у них два часа пробыл, оформляли что-то, подписывали, потом он домой поехал. А там нет ничего, квартира сгорела. Он на улице в машине сидит. – Михаил плюхнулся на бетонный блок и вцепился руками в волосы.
Роман беспомощно смотрел то на Стаса, то на показавшийся в потоке синий проблесковый маячок.
– Все, пошли, пошли. – Вдвоем они кое-как подняли Михаила с места, потащили к метро.
– Пустите! – Тот раскидал их, как щенков, и зашагал обратно, к брошенной машине.
«Ты мне теперь за все заплатишь. С процентами, как в твоем гребаном банке». Михаил искал что-то на заднем сиденье. Нашарил шприц с «кислотой», выдавил содержимое на спинки и подголовники сидений, и в салоне сразу запахло бензином.
– Я сам решу, когда хватит, сам дебет с кредитом сведу. – Михаил чиркнул колесиком зажигалки и поджег пропитавшийся бензином край чехла. Огонь весело помчался по спинке водительского сиденья, пополз вниз, перекинулся на соседнее кресло.
– Вот теперь пошли. – Михаил швырнул зажигалку в салон и зашагал к метро. – Лешку надо забрать.
– Я сам, – предупредил его Стас, – сам его привезу. Вы домой поезжайте и нас там ждите. Делай, что говорю, ладно? Вот и хорошо. Ничего, все по-нашему будет. Давайте. – Он проследил, как Михаил и Роман спускаются в метро, пропадают за турникетами, потом развернулся и направился к переходу. Глянул мельком, как полыхает брошенный на Охотном Ряду «Порш», и набрал номер Алексея.
– Да! – парень ответил мгновенно. – Да, Миха, это я! Что мне делать?
– Леш, привет. Это Стас. – Он посмотрел на подъехавший к горящей машине наряд полиции и отвернулся. – Михаил ждет тебя дома. Я сейчас приеду за тобой. Слушай, что тебе надо сделать…
С Лешкой он встретился у забора гостиницы, сразу заметил высокую фигуру в коротком, до колен, черном пальто и узких джинсах. Постоял пару минут, посмотрел вокруг, понаблюдал за парнем. И подошел осторожно, тронул за рукав. Лешка вздрогнул и обернулся.
– Привет! – хором повторили оба, и Стас повел Алексея к знакомым воротам, вызвал сонного Влада, заплатил и пропустил Лешку в калитку перед собой. Охранник предпочел промолчать – сегодня он заработал столько, что мог позволить себе долгожданную поездку всей семьей в Египет.
– Зачем это? – Лешка осматривался в новом – двухкомнатном – номере. Здесь была даже мебель: шкафы, кровати, две тумбочки, а в кранах обнаружилась горячая и холодная вода.
– Леша, а нас ищут, – осторожно начал Стас, – и Михаила тоже. Это не полиция, а гораздо хуже. Ты подумай, хорошо подумай. Гостиницу сдадут не скоро, ты можешь оставаться здесь. Или снимем тебе квартиру, поживешь там, пока мы не…
– Еще чего! – Лешка ринулся в коридор, грохнул дверцей стенного шкафа и выволок из него пальто. – Я тут не останусь! Я с Мишкой, я привык… А мама… – Он наконец разревелся, как разбивший коленку ребенок.
Стас отобрал у него пальто, повесил обратно, отвел Лешку в комнату, уложил на кровать, сел рядом.
– Ничего, ничего, нормально все будет, – успокаивающе бормотал он, – разберемся. О похоронах договоримся, заплатим, все организуем… – он пел эту мантру до тех пор, пока Лешка не заснул. Стас еще послонялся по огромному холодному номеру, потом позвонил Роману.
