густое облако пыли, вылетел из села. В последнем дворе захлебнулся лаем злой пес.
Сквозь дымку открылась широкая панорама уральских гор, расположенных в двух километрах от села. Во нескольких местах просматривались черные тени и ложбины, но многие детали не просматривались.
Все вокруг было безмолвно и пустынно.
Всю дорогу Митьку раздумывал о том, как мать будет жить, если его посадят? В том, что его посадят, Ковин уже нисколько не сомневался.
– Я Данила Суднев, а тебя как звать? – представился молодой заключенный, когда за Митькой захлопнулась тюремная дверь.
– Митька, – представился Ковин.
– Ты за что сюда пожаловал?
– Оружие нашел и не сдал в милицию.
– Теперь схлопочешь на всю катушку.
– Сам понимаю, – жалким голосом ответил Митька.
Суднев приподнял брови вверх.
– Воевал?
– Да, с японцами в сорок пятом году сражался.
– Легко было на фронте?
– Ну, ты скажешь!
– Значит и это переживешь, – легко успокоил Данила.
Ковин, бросив вещмешок на кровать, спросил нового знакомого:
– А тебя по какой статье осудили?
– По пятьдесят восьмой. Два года в немецком плену сидел, – пояснил Данила.
– Не повезло: из воды да в пламень.
Данила широко развел руки в стороны:
– Что поделаешь?
Через две недели в Назаровке состоялся суд. В небольшой сельский клуб собралось все село. От стыда Митька не знал, куда глаза девать. Мать сидела в первом ряду и, глядя на него, беспрерывно качала головой.
Судья вытащил из портфеля заранее заготовленные листки и монотонным голосом зачитал их. От него Ковин услышал, что он вместе с неизвестными ему людьми входил в организованную банду, которая ставила перед собой цель убить первых лиц БАССР.
– Вот гад! Советская власть его кормила, поила, а он ей вон, чем отплатил.
– Дать ему самое суровое наказание, чтобы другим неповадно было!
– А еще фронтовик!
– Тихо! – крикнул судья и когда односельчане умолкли, пригласил в зал Ваньку Бабыкина. И тот дал показания, что он видел, как Ковин стрелял из оружия. И что в разговорах между ними он не один раз говорил о покушении на руководство республики.
После его слов Митька онемел. Как он мог донести на него? Да и какие слова он говорит? Они же дружили с ним с малых лет. Митька не верил своим ушам. Прав, ох как прав был старик Валов. Столько лет прожить и не научиться разбираться в людях.
Ковин взглянул на мать и немо попросил ее, чтобы она не верила тому, что слышала.
– Митенька не верю, – едва слышно прошептала Татьяна Николаевна, но Митька ее слова хорошо расслышал.
Вердикт судьи: десять лет лагерей.
После суда Митьку посадили в автомобиль и повезли в район.
Мать долго бежала следом и слезно просила его, чтобы он во всем слушал тюремное начальство, и чтобы вернулся домой с чистой душой и совестью. А потом, обхватив телеграфный столб руками, Татьяна Николаевна опустилась на колени и горько заплакала.
Но вдруг на дороге появился рыжий конь.
– Рыжий, – обрадовался коню Митька и тут же рассердился на него. – Все из-за тебя подлый конь. Если б ты не кинулся ко мне я бы не провалился в яму и не нашел бы револьвер.
Рыжий возмущенно заржал.
– Как он понял, что меня увозят? – удивился про себя Ковин.
Конь долго скакал следом, а потом отстал.
Уже давно пролетели замшелые, прогнившие крыши построек.
– Сколько дали? – спросил Данила, когда Митьку доставили в камеру.
– Десять лет.
– Легко отделался – могли больше дать.
– У меня в мыслях не было того, что мне предъявили.
– Это-ты так думаешь. А они по-другому думают. В следующий раз умнее будешь.
Через несколько дней Митьку вызвал начальник тюрьмы.
– Поедешь на стройку? – угрюмо спросил майор.
– Куда?
– В Сибирь.
– Что строить?
– Железную дорогу. Если будешь ударно трудиться, освободишься раньше срока.
– Мне надо подумать.
– Даю одну минуту на размышление.
– Поеду, – решился Ковин.
Майор протянул чистую бумагу.
– Пиши заявление, что желаешь добровольно поехать на стройку. Если медицинская комиссия признает тебя годным по состоянию здоровья для работы на севере, то уже через неделю отправишься на стройку.
Под диктовку начальника тюрьмы Митька написал заявление, собственноручно подписал и еще не понимая до конца, правильно ли он поступает, вернулся в камеру.
– Зачем тебя вызывали? – поинтересовался Данила.
– Предложили поехать на стройку.
– Тебе повезло. Я тоже туда еду.
– Почему повезло?
– Там хорошо одевают и кормят.
– Откуда ты это знаешь?
– Майор сказал.
Спустя неделю Митьку Ковина и Данилу Суднева привезли на станцию, втолкнули в красный вагон и паровоз надсадно трубя побежал по блестящим рельсам на восток.
Митька обвел глазами теплушку: в таком он в 1944 году добирался до Забайкалья.
– Где можно устроиться?
– Иди влево, там свободно, – подсказал Суднев.
На крупных станциях поезд ненадолго останавливался и торопливо двигался дальше. Через четыре дня боковая дверь в вагоне отлетела в сторону и хриплый голос приказал:
– Выходи! Строиться в три шеренги!
Заключенные, толкаясь и ругаясь высыпали из вагонов и выстроились вдоль эшелона. Напротив, с примкнутыми штыками встали солдаты. У речного пирса выпустив из трубы пар, пришвартовался старый пароход.
– Направо, вперед шагом марш! – крикнул старший лейтенант и заключенные, шурша мелким гравием, направились к реке.
На берегу Енисея никого не осталось, погрузка в пароход закончилась. Людей набилось в трюм, как сельди в бочке. Пароход, подав длинный, хриплый гудок, отвалил от пристани и тихо двинулся на север. Под шум воды за бортом Митька свыкся с мыслью, что ему долго не увидеть свободы. Великая русская река подействовала успокаивающе.
– Куда мы едем? – вдруг тревожно спросил кто-то.
– Туда где двенадцать месяцев зима и остальное лето, – невесело ответили ему.
Данила заметил, что Митька расстроился.
– Ты чем расстроен?
– За мать переживаю.
– Зачем за нее переживать? Люди у нас хорошие, если нужно будет помогут, – строго проговорил Данила.
* * *
Через три дня старый пароход пристал к берегу. По правой и левой стороне тянулись высокие каменные горы и хребты в зеленой одежде. Кое-где виднелись разрушенные скалы, прикрытые зелеными и ржавыми лишайниками. Среди гранитных камней высились деревья. Горизонт закутался в легкую дымку – впереди дымилась тайга.
– Выходи строиться! – распорядился старший лейтенант Иванцов.
Митька с чувством неясной тревоги сошел по дощатому трапу на деревянную пристань из толстых плах.
Что его ждет в этом забытом богом краю? Какой сюрприз уготовила ему жизнь?
Заключенные неровным строем сгрудились на старой пристани. Старший лейтенант, выкрикивая фамилии сделал пометки в тяжелой тетради. Удостоверившись, что в его списке все сошлось, старший лейтенант суровым голосом скомандовал:
– В лагерь шагом марш!
Заключенные вошли в широкое ущелье, исписанное природой словно древним манускриптом. За долгие века
