Или знакового лица, как модно сейчас выражаться.
После участия в таких акциях исполнители, конкретные исполнители, а не те, кого подведут, подсунут или подставят в качестве таковых, как бы они ни котировались на тайном, предельно засекреченном и законспирированном рынке подобного рода услуг, как правило, долго не живут. И это обстоятельство даже менее опытный человек, нежели Странник, не мог не понимать, не мог не принять к сведению.
Поезд остановился на одном из перронов Киевского вокзала.
Пассажиры спального вагона потянулись с вещами к тамбуру.
Мои соседи, семейная пара, деловито извлекали из купе в проход бесчисленные сумки, баулы и свертки, очевидно, гостинцы от киевской родни. Они веселы, они в хорошем настроении. От недавнего разлада, от вспыхнувшей было ссоры, кажется, не осталось и следа.
Не знаю, суждено ли мне обзавестись когда-нибудь семьей. Но если это, вопреки всему, случится, если мне суждено обрести вторую половину, то я хотел бы, чтобы ею была та женщина, с которой я провел незабываемую неделю на Самуе…
Я вышел первым из вагона. Мне предстоит доказать Янусу и его команде, да и самому себе, что я свою репутацию одного из опаснейших людей в этой стране не на помойке нашел.
К боковине сумки, которую я изъял из камеры автоматического хранения Центрального вокзала в Киеве, был прикреплен стикер – листочек голубоватого цвета.
На нем ставшая мне уже привычной инструктивная запись черным маркером:
К-й в-л Москвы
АКХМ
3 сек. 84-й
0212.
Я прошел мимо двух сотрудников транспортной полиции, которые, заняв позицию по обе стороны оставленного свободным, не загороженного щитами прохода, внимательным взглядом просеивают толпу пассажиров, выплеснувшуюся на перрон дальних поездов из вагонов прибывшего только что в российскую столицу состава. Свернул в боковой проход дебаркадера. Затем по боковому проходу под металло-стеклянной аркой направился к тем камерам хранения, что расположены на выходе из зала номер два.
Прошел в помещение автоматических камер. Сориентировался, нашел свою секцию и камеру под восемьдесят четвертым номером. Набрал код, прописанный на стикере. Услышав легкий щелчок, открыл дверку и заглянул внутрь.
В камере, на дне, лежит небольшой полупрозрачный пакет.
К нему прикреплен стикер.
Я прочел надпись, сделанную черным маркером:
– СУМКУ ОСТАВЬТЕ В ЯЧЕЙКЕ
– СТАРЫЙ ТЕЛЕФОН ТОЖЕ ОСТАВЬТЕ ЗДЕСЬ
– С СОБОЙ ВОЗЬМИТЕ НОВУЮ ТРУБКУ И ГАРНИТУРУ.
Выполнив инструктивное указание и закрыв дверцу камеры, я направился в ближний ко мне зал Киевского вокзала. Трубка, которую я вытащил из пакета, выглядит точь-в-точь как та, что мне навялили в аэропорту Борисполя. Я нисколько не сомневался, что и эта трубка, как и прежняя, имеет целый ряд встроенных функций, каковые вряд ли встретишь в обычных сотовых телефонах или даже смартфонах последнего поколения. Равно как не сомневался в том, что на эту трубку мне уже вскоре позвонят.
Стоило мне только об этом подумать, как послышался мелодичный перезвон. Я посмотрел на экранчик; номер звонящего, что меня не удивило, не определился.
– Слушаю.
В ухе у меня зазвучал металлический голос:
– С прибытием в столицу Родины, Странник!..
Я поправил устройство «фрихенд». Криво усмехнувшись, сказал:
– Я вообще-то сюда не стремился. Был бы не прочь и дальше отдыхать…
– Есть время отдыху, и есть время работе, – лязгнул металлом голос в наушнике. – Странник, что за фокус вы пытались выкинуть?
– Когда?
– В Сухиничах! Зачем вы вышли из вагона?
– Захотелось пройтись по перрону и подышать свежим воздухом, Диспетчер.
– Еще одна такая выходка, и кое-кому… одной особе может быть перекрыт кислород. Вы меня поняли?
– Понял, – сказал я. – Раз уж вы сами подняли тему… Я хочу поговорить с этой самой «особой».
– Что, сейчас?
– Конечно. Я не сдвинусь с места, пока вы не выполните известную вам часть наших договоренностей, Диспетчер.
Некоторое время царила тишина. Затем послышался щелчок; наконец в ухе у меня прозвучал голос, от которого у меня мгновенно пересохло во рту:
– Сергей… привет!
– Привет, дорогая… Как ты там?
Я уставился на экранчик, но он был слеп и загадочен, как черный квадрат на картинах Малевича.
– Нормально…
– С тобой хорошо обращаются?
– Да… Ты за меня не волнуйся, Сережа… А ты сам-то как?
– Я в порядке… Ника?
– Да?
– Какое сегодня число?
– Число? В смысле, дата?
– Да.
– Двадцатое, кажется…
– Двадцатое. А время?
– У нас поздний вечер. Темно уже…
«Ну ничего, ничего, – подумал я. – Скоро развиднеется… совсем скоро».
– Ника, не волнуйся, – сказал я торопливо, предчувствуя, что ниточка, соединяющая меня с этой женщиной, вот-вот оборвется. – Я тебя вытащу! Слышишь, что говорю? Вытащу обязательно!!
В трубке прозвучал негромкий щелчок. Не знаю, услышала ли Ника мои последние адресованные к ней слова; в трубке вновь зазвучал пропущенный через скремблер, насыщенный металлическими интонациями голос:
– Ну что, убедились, что мы держим слово?
– Если с ней что-то случится… Если с ее головы упадет хоть один волос…
– Это зависит от вас! – прервал меня Диспетчер. – От того, как вы сделаете работу!.. Кстати, вам переведен первый транш по фьючерсному контракту!
Я воспринял эту информацию молча, хотя, наверное, должен был что-то сказать типа «вау! как классно, чуваки!». Если Янус не врет – а он не врет, – на мои счета в кипрском и гибралтарском офшорах переведен аванс за не оказанную еще услугу в форме выплат от неких брокерских фирм. Сумма аванса составляет двести тысяч евро. Если работа будет выполнена в полном объеме и у заказчика не будет претензий, то затем в несколько приемов и на несколько счетов придут остальные средства: еще два раза по столько же.
– Странник, вы меня слышите? Вы меня поняли?
– Слышу. И я вас понял… Что дальше?
– После нашего разговора отправитесь оттуда, где сейчас находитесь, прямиком к себе, в ту квартиру, где вы проживали в Москве. На тот адрес, который вы сами назвали и ключи от которого у вас имеются при себе. А там будете ждать моего звонка с инструкциями.
– Понятно. Я могу ехать на такси?
– Не можете, а должны! Именно на такси. Возьмете на привокзальной площади, и отправляйтесь сразу к себе!
– Я могу взять любое такси? – решил уточнить я. – Или…
– Любое, которое вам понравится. Мы не собираемся следить за каждым вашим шагом! Ведите себя разумно, Странник, это в ваших же интересах.
«Конечно, вы не будете за мной следить, – подумал я, снимая гарнитуру. – Ясен пень, что не будете висеть у меня на загривке и жужжать мне в ухо. Потому что я сам этого вам не позволю».
Пока я, стоя у оконного проема, спиной к нему, разговаривал с Диспетчером, в зале с огромными расписными потолками появился человек, которого я очень рассчитывал здесь увидеть.
И которого, собственно, я и ожидал, затягивая всеми силами разговор с Диспетчером.
Это был рослый, но худощавый, чуточку нескладный молодой человек лет тридцати, в плащевой куртке с капюшоном, в очках с толстыми линзами. На голове вязаная шапочка, горло замотано шарфом. Одна сумка у него за спиной, вторая, судя по тому, что его чуть перекосило, тяжелая, в правой руке. Внешне он похож на молодого ученого, который, будучи увлечен или даже одержим научной идеей, или чем они там одержимы, эти ботаники, может месяц не выходить из своей лаборатории, забывая обо всем на свете, кроме собственного дела.
Прозвище этого человека именно такое – Ботан.
Я пользуюсь его услугами в тех случаях, когда мне нужна помощь по части спай-аппаратуры и всего, что связано с новейшими технологиями слежки и записи. Именно этому человеку, на его номер, я и отправлял, рискуя многим, эсэмэски: сначала из Киева, воспользовавшись трубкой говорливого таксиста, а потом из поезда, идущего строго по расписанию в заданный пункт.
Ботан пересек зал и через арку направился к туалетной комнате.
Я, с задержкой примерно в полминуты, двинулся вслед за ним.
Это же так естественно, так легко объяснимо и понятно всякому, что человек, только что высадившийся из поезда, где проводники запирают туалеты чуть ли не за три часа до прибытия состава на вокзал, хочет облегчить мочевой пузырь, прежде чем окунуться в суету огромного мегаполиса…
Служащая, женщина средних лет, взимающая плату за пользование вокзальным туалетом, ничего Ботану не сказала, лишь недовольно покачала головой, взяв у него мятую купюру – мол, мог бы свои баулы и не тащить за собой в столь приличное место.
Я достал из лопатника пятидесятирублевую купюру и торопливо прошествовал в местный храм гигиены и санитарии.
